Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Через три дня Прошка приходил смотреть камешки: если они оказывались не потревоженными, значит, можно было строиться, но закладывать избу можно было не во всяк день. Прошка, как и другие славяне, избегал закладывать дом в понедельник, среду и пятницу. Несчастливым днем считалось и воскресенье. Насчет субботы бытовало стойкое убеждение: начав что-либо делать в субботу, так и будешь заниматься этим исключительно по субботам. А вот к хорошим, «легким» дням издревле относили вторник и четверг. Четверг считался днем Бога Грозы — Перуна. Славяне верили, что дом, начатый в четверг, пребудет как бы под особым покровительством Перуна, а значит, живущие в нем могут не опасаться грозы.
Входил в избу Прошка, соблюдая древний обряд. Прежде всего, он вносил в избу Домового — душу избы, покровителя строения и живущих в нем людей. Сам же Домовой рождался из душ деревьев, срубленных и использованных для постройки, и устраивался жить в подполе под печью. По нраву своему Домовой — рачительный домохозяин, вечный хлопотун, зачастую ворчливый, но в глубине души, маленький и морщинистый старичок, заботливый и добрый. Прошка, Устинья и Березиня старались поддерживать с Домовым хорошие отношения, не забывали обратиться к «дедушке-суседушке» с ласковым словом, оставить немного вкусной пищи. И тогда Домовой платил добром за добро: ухаживал за скотиной, помогал содержать дом в порядке, предупреждал о грозящем несчастье. Мог разбудить ночью: «Вставай, хозяин, пожар!» — и точно, тлеют рассыпанные угли, вот-вот полыхнет…
Знал Прошка как испытать и безопасность жилья. На первую ночь он закрывал в избе кота с кошкой, на вторую — петуха с курицей, на третью — поросенка, на четвертую — козу, на пятую — корову, на шестую — лошадь. И только на седьмую ночь в избу решался заходить сам Прошка — и то лишь в том случае, если все животные наутро оставались живы и здоровы. Иначе — хоть перекладывай избу, не то жизни не будет.[128]
Всё предусмотрел Прошка и срубил не только добрую избу с непременным коньком на кровле, но и пристройку — сени около сажени шириной; в сенях можно хранить разные пожитки, что-нибудь мастерить в непогоду, а летом — спать. Срубил и колодезь с журавлем, и баню и даже «задок».[129]
Огнище расчистил под пашню. Тяжкое это дело! Зимой подсечь дерева (в морозы куда легче рубить сонное, мертвое дерево, и богами дозволено, если оно идет в огонь), вершины и сучья свалить на не корчеванные пни, дабы их выжечь. Огонь хоть и прожорлив, но в земле ему ходу нет. Бери тяжелый топор и вырубай коренья. Но подчистую всё не выкорчуешь.
Весной соха-матушка так и цепляется за корни. Руки в кровавых мозолях, но в косовицу огнище тебя отблагодарит. Не год, и не два оно будет кормить семью. После пала прогретые огнем и добротно сдобренные золой поля щедро одарят тебя и ржицей, и усатым ячменем, и остистым овсом. Не глядеть на пустые горшки, не сидеть голодом. С житом! На всю долгую зиму его хватит и на посев огнища останется.
Зимой в избе тепло. Устинья и Березиня чешут кудель и прядут нитки, а то примутся разбирать овечью шерсть, из коей плетут на веретенах нити для вязанья телогреек, варежек, носков, теплой одежки. А из шерсти, что похуже, он, Прошка, валял теплые сапоги, плел гужи из сыромятных ремней. А затем принимался сучить пленки из конского волоса, дабы приспособить небольшие лучки на лесную птицу. Он умеет добыть и тетерева, и глухаря, и рябчика, и белую куропаточку…
Перед каждой охотой он молился Зеване — богине звериной ловли. Когда он жил в большем селе Оленевке, то богиня стояла за околицей перед раменьем.[130] Она была обряжена в шубу из куницы, а верх шубы был покрыт беличьими шкурами. В руках у Зеваны был натянутый лук с тупой стрелой или капкан. Подле богини лежали лыжи и забитые (изловленные) звери, рогатина и охотничий нож. В ногах лежала собака. Часть добычи, кою получали охотники и звероловы, приносили в жертву Зеване.
И на заимке Прошка не остался без богини. Вырубил из березы маленькую Зевану, накрыл ее лисьей шубой, молился ей, благодарил за везучую охоту и всегда оставлял подле богини немалую долю добычи. Не скупился: Зевана принесет еще большую удачу.
Обжился, обустроился Прошка на лесной заимке, и всё же часто вспоминал Оленевку. Жизнь там была куда веселей. Зимой он, вкупе с другими мужиками, выезжал в Киев на торги. У сосельников не было ни монет, ни серебреных слитков. На санях везли в город жито, меха, шкурки зверей, бортный мед, воск… Возвращались же в село с солью, железными котлами, косами, топорами, вилами, тонким полотном, украшениями для женщин… Любо было на шумном торгу потолкаться, на боярские хоромы подивиться, новостей наслушаться. Любо! Приедешь с покупками в избу — Устинья и Березиня не нарадуются. Праздник!
Ныне никуда и носа не высунешь. Ох, как далеко Прошка в леса забрался. И что же теперь делать?
Но раздумывать пришлось недолго: в тот же ден, уйдя в лес, дабы глянуть на бортные деревья с пчелиными дуплами, Прошка заслышал невдалеке собачий лай.
У мужика дрогнуло сердце. Охотники! В полуверсте собаки гонят тура или вепря, а за ними мчатся княжьи люди с мечами, копьями и луками. Может статься, среди них и сам князь Владимир Святославич.
Прошка затаился и принялся молить Велеса, чтобы он отвел напасть от его дома. Только бы проскочили мимо, только бы животные не повернули к роще, близ коей стоит его изба.
Тотчас всплыли слова Ярослава:
— Остерегайся княжьих охотников. Если вдруг наскочат, не приведи Господь, то дочь твою, чтоб никто не заприметил. Придумай что-нибудь для такого случая. Крепко придумай!
Князь-то прав оказался. Надо стрелой лететь в избу.
И полетел! Слава Велесу: и дочь, и Устинья оказались на месте.
— В лесу княжьи охотники. Бежим на болото!
На болото знали неприметную тропку, коя была чуть вязкой, но проходимой к клюквенным кочкарникам, поросшим чахлым осинником. Здесь, на кочках, и затаились. Высокая трава и кустарник надежно упрятали их от тверди берега, на кой могли выехать княжьи люди.
— Молитесь Велесу, дабы охотники не вышли к избе.
Молились! Долго молились, и всемилостивый бог помог. Собачий лай всё удалялся и удалялся. Но, на всякий случай, решили сидеть до сумерек. Затем Прошка тихо выбрел на берег, чуток постоял, прислушиваясь к звукам леса, и окликнул семью:
— Выбирайтесь!
Этот день стал для Прошки решающим.
— Ждать больше нечего, — молвил он. — Надо прощаться с избой.
По лицу Устиньи хлынули безутешные слезы.
Березиня же вся оцепенела, а затем подавленно опустилась на приступок крыльца.
* * *С той поры миновал год. И вот теперь Озарка с двумя дружинниками пробирался к заимке беглых людей.
Когда обогнули озеро и вышли к березовой роще, то перед ними предстало унылое зрелище.
Вместо крепкого двора Прошки — черное пепелище. Ни добротной избы, ни бани-мыленки, ни колодезя с журавлем. Всюду угли, сажа да пепел, затянутые разросшимся бурьяном. Торчал лишь почерневший остов печи, сиротливо напоминая о когда-то веселом очаге.
— Вот тебе и княжий наказ, — присвистнул дружинник Васек.
— Помолчи! — угрюмо бросил Озарка.
Похолодело на его душе. Не видать Ярославу Березиню, как собственных ушей. Тут всё ясно. На заимку набрел князь Владимир (ныне всюду покой на Руси, никаких тебе сечей и браней, вот и ударился в охоту великий князь).
Надо же, как судьба обернулась: натолкнула-таки Владимира Святославича на заимку Прошки. А Березиня в избе оказалась. Великий князь красную девицу к себе увез, Прошку и супругу его, как беглых людей, плетьми исстегал, опосля скрутил веревками и на старое место в Оленевку отправил (это в лучшем случае), а двор приказал спалить. Но, может, и в самом деле Прошке руку отрубил.
Беда! Ведь упреждал же князь Ярослав охотников остерегаться. Как в воду глядел! А Прошка княжий наказ мимо ушей пропустил, вот и получил по самую макушку. Не зря говорят: «Ты от горя, а оно за тобой». Но пуще всего Березиню жаль. Потешится ею князь и бросит. Такие девушки могут и в омут кинуться.
Глава 6
НАЧАЛО ПОЛОЖЕНО!
Князь Ярослав поджидал Озарку с прошкиной семьей к середине летопроводца.[131] Был почему-то уверен, что так и приключится: Прошка не такой уж глупый человек, дабы остаться жить в лесных угодьях великого князя. Он непременно должен прибыть с сотником.
Ожидание томило Ярослава. Он как можно скорее желал увидеть Березиню. Эта девушка до сих пор не давала ему покоя. Тогда, в прошкиной избе, он нашел-таки что сказать очаровательному созданию:
— Не стану ходить вдоль да около, Березиня. То — не в моих правилах… Зело приглянулась ты мне.
— Как князю Владимиру? — с усмешкой произнесла девушка.
