Хамза Есенжанов - Яик – светлая река
– Тише, побьешь яйца!.. – неожиданно крикнул Алибек на братишку, который, прыгая через канаву, оступился и чуть было не упал. – Куда торопишься, осторожней прыгай!..
– Я вовсе не тороплюсь, у меня просто нога поскользнулась, – виновато ответил маленький смуглый Адильбек.
– Давай сюда шапку, а то опять разобьешь яйца, – грубо прикрикнул Алибек. Он отобрал у братишки шапку-ушанку, наполненную крупными матовыми яйцами уток, и переложил ему в подол мелкие яички чибисов. – Эти хоть и побьешь, не жалко…
Адильбек исподлобья недружелюбно глядел на старшего брата:
– Посмотрю я, как ты не расколешь!
Маленький Адильбек уже не чувствовал робости, лицо его потемнело от обиды – ведь он же не упал, а только оступился, почему Алибек так грубо на него кричит? Но Алибек уже и сам думал: «Не надо было так…»
Между Алибеком и Адильбеком часто возникали ссоры, какие обычно вспыхивают между мальчиками из-за пустяков. Адильбек хотя и был младшим, но никогда не уступал брату, проявляя упрямый и непокорный характер. Если случалось братишкам бороться, то и тут Алибек не мог одолеть своего младшего брата Адильбека. Тогда он начинал хитрить, переводил разговор на другую тему и мирно заканчивал ссору.
– Братец Хаким сегодня привезет мне учебники. Он купит их в лавке Байеса. А что он тебе привезет, как ты думаешь, Адильбек? – вкрадчиво заговорил Алибек, делая вид, что совершенно не замечает его надутого и побагровевшего лица.
– И мне он привезет книжку, – охотно отозвался Адильбек, ни минуты не задумываясь. Лицо его как-то сразу посветлело, словно это не он только что обижался на брата и смотрел на него косо и злобно.
– Нет, он тебе привезет карандаш и тетрадку…
– И карандаш привезет, и книжку тоже.
– У тебя же есть книжка, тебе же ее учитель давал.
– Ну и что же?
– А зачем тебе две книжки?
– Папа говорит, что две лучше, чем одна…
– Хаким будет учителем, а потом опять поедет в город учиться и станет таким умным, как Хален-ага, – с гордостью проговорил Алибек.
Адильбек возразил:
– Нет, Хаким писарем будет. Писарь больше учителя!
Мальчики опять заспорили. Они стояли в лощине, в том месте, где она почти вплотную примыкала к Большому солонцу.
Верблюды, пасшиеся у дальних холмов, пощипывая траву, спускались в низину. Их манили к себе росшие по обочинам солонцов сочные лопухи и марь. Верблюды шли медленно, лениво, вразвалку, то и дело останавливаясь, и, спасаясь от мошкары, терли головы о лохматые передние горбы. Впереди стада двигались тайлаки[62]. Они спешили к воде.
– Может быть, среди них есть и наша верблюдица с порванными ноздрями? Давай угоним ее домой, – предложил Алибек, из-под ладони разглядывая сошедшее на солонцы стадо.
– А ну ее, верблюдицу…
– Ойбой! – неожиданно воскликнул Алибек. – Бура!..
Голос его прозвучал так пронзительно и панически, что Адильбек вздрогнул от испуга. Он посмотрел в ту сторону, куда указал старший брат. В центре верблюдиц и тайлаков, шедших вразброд по солонцам, отчетливо выделялся крупный темно-бурый самец – предводитель стада. Охваченные страхом, мальчики опрометью кинулись бежать к реке.
Стадо двигалось им наперерез. На полуостровке Кентубек в этот полуденный час не было никого, кто бы мог защитить мальчиков от буры. Это хорошо понимали Алибек и Адильбек, они торопились поскорей добраться до воды, переплыть на противоположный берег и скрыться в камышах, пока еще бура не заметил их и не погнался за ними. Но мальчики побежали не по лощине, по которой они шли и которая могла бы хорошо скрыть их от зоркого взгляда буры, а напрямик, через косогор. Их белые рубашонки раздувались на ветру и были отчетливо видны на зеленом фоне травы.
Обычно весной, обуреваемые половой страстью, буры или леки[63] сильно дичают, перестают есть, животы их присыхают к позвоночнику. В эту пору они особенно неистовствуют и страшны для человека. Изо рта течет пена, глаза свирепо сверкают. Куцыми, как обрубки, хвостами с волосяной бахромой на конце буры секут себя по бокам и спине, испуская странные клокочущие звуки, напоминающие рев целого табуна, остервенело падают на землю и катаются по ней, иногда ползают на животе, оставляя после себя круглые взрыхленные воронки. Буйное состояние буры с каждым днем все усиливается, он почти совсем не щиплет траву, а все время находится настороже, словно высматривает и подкарауливает кого-то; если увидит человека, глаза наливаются кровью и он начинает бешено мотать головой и бить ногами о землю. Когда весеннее возбуждение доходит до своего высшего предела, они нападают на всех, кто встречается им на пути. Но это состояние бурного проявления инстинктивных потребностей длится не очень долго: через две-три недели, после нескольких случек, начинается спад, буры и леки успокаиваются, но некоторые из них продолжают беситься почти до самого конца лета. Особенно часто гоняются они за беззащитными ребятишками, и бывают случаи, когда дети погибают от ударов тяжелых ног. Бура, которого увидели на Большом солонце Алибек и Адильбек, принадлежал хаджи Шугулу. Зимой и ранней весной он был смирным, хорошо ходил в упряжке. После весенней пахоты его отпустили на волю для нагула жира в горбах. Было у него прозвище – Лохматый Черный бура. Но сейчас он не был лохматый, так как расчетливые хозяева счесали с него всю шерсть. На степном приволье, где много верблюжьего лакомства – сочного молочая, катуна и мари, – бура быстро поправлялся, складки на его коже разглаживались, и она становилась беловатой. Задний горб, почти совсем расплющенный и опавший, как изношенный малахай стариков, вновь наполнился жиром, заплыли жиром ребра и тазовые кости и почти не были заметны под беловатой кожей. Хотя шугуловский Лохматый Черный бура не шел ни в какое сравнение с теми красноглазыми бурами и леками, водившимися в этих местах, мимо которых даже взрослому нельзя было ни пройти ни проехать, все же и он в этот весенний месяц был опасен для людей. Шугуловский бура особенно злобно преследовал детей. В прошлом году в это самое время он чуть не раздавил сына Асана. Хорошо, что мальчик находился недалеко от аула и успел добежать до дому. Охотник Асан так расстроился, что едва не пристрелил тогда буру, – кое-как отговорили его родственники, боявшиеся мести хаджи Шугула.
Захвативший себе все лучшие земли и выпасы в степи и долине, жадный хаджи Шугул считал и полуостровок Кентубек одним из своих многочисленных пастбищ.
Шугуловский Лохматый Черный бура, поджидая верблюдиц, спускавшихся с холмов, стоял на солонцах и настороженно осматривал окрестность. Он вдруг встрепенулся, бешено замотал головой: заметил двух бегущих по косогору мальчиков. Их белые рубашки мелькали в кустарнике. Хотя до косогора было более двух верст, бура отчетливо видел их. Подобно разъяренному бугаю, который, перед тем как броситься на жертву, падает на колени и точит рога о землю, бура, свирепея, стал хлестать себя хвостом по бокам и спине, затем лег на живот и, порывисто работая передними ногами, прополз несколько саженей вперед, разгребая грудью, как сохой, рыхлую солончаковую пыль, потом снова вскочил на ноги и дико заклокотал. Там, где он прополз, осталась глубокая борозда. От стремительно несущегося возбужденного буры человек не спасется даже на коне. Бура с разбегу бьет свою жертву так называемой грудной пяткой – корявой и твердой, похожей на шишку. Удар бывает настолько сильным, что ни лошадь, ни бык не могут устоять против него. Опрокинутую наземь жертву бура топчет передними ногами. Эта страшная опасность угрожала теперь Алибеку и Адильбеку, во весь дух мчавшимся по зеленому косогору к реке. Бура рванулся вперед, вытянув тонкую шею, он бежал быстро, крупной, размашистой рысью, со свистом рассекая воздух; расстояние между мальчиками и бурой быстро сокращалось. Длинные ноги буры мгновенно отмеривали сажени, и вскоре он был почти у самого косогора, по которому бежали мальчики. Собранные утиные и чибисовые яйца давно раскололись и растерялись по дороге. Адильбек с засученными выше колен штанишками бежал проворнее, все время вырывался вперед, как бы тянул за собой старшего брата, который часом раньше занозил пятку и теперь хромал, чуть не плача от отчаяния и боли. Перепрыгивая через канаву, он нечаянно наступил на больную пятку и со всего маха рухнул на землю. А бура все приближался и приближался, и казалось, уже слышался свист ветра, тяжелый храп.
– Беги, беги!.. Ныряй в реку!.. – что есть силы закричал Алибек, обращаясь к младшему братишке. Хрипло и надрывно прозвучал его голос.
– А ты? – спросил Адильбек.
– Беги, беги! Не гляди на меня, я как-нибудь в кустах отсижусь!.. – махнул рукой Алибек.
Адильбек снова пустился к реке, а Алибек, собравшись с силами, стремительно пополз к узкой щели, когда-то размытой обильными дождевыми водами и теперь заросшей густым типчаком. Щель была маленькой, но в ней мог надежно укрыться под густой зеленью один человек. Алибек, припав животом к сырой и холодной земле, притих под типчаком, сердце гулко стучало в груди. До реки еще оставалось около ста метров, и он с беспокойством смотрел на младшего братишку, мелькавшего между кустов и кочек: «Меня бура наверняка не заметит… Лишь бы Адильбек добежал до реки!.. Добежит или не добежит?..» Шум приближавшегося буры все нарастал, уже отчетливо слышался его храп, и вдруг, словно тень, мелькнуло над головой огромное тело разъяренного верблюда…
