Делай, что должно - Маргарита Нерода
— Или организм справится, или нет.
— А если не справится?
— Тогда exitus.
— Говорите прямо! — не похоже, чтобы Нараевский хотел орать, но говорить тихо он уже не мог. — Без этих ваших профессорских, — он скривился, — умных слов. Что это все значит? Умрет? Туману не напускайте!
— Да.
— Так чего вы еще ждете?! Примените более сильнодействующие средства!
Огнев тяжело вздохнул:
— Их нету.
— И кто виноват в том, что их не доставили?
— Товарищ лейтенант НКВД, вы не поняли. Их не у нас здесь нету. Их вообще нигде нету. Ни в медсанбате, ни в санотделе армии. Ни в Москве, ни в Берлине, ни в Лондоне, ни в Вашингтоне. Вообще, совсем, понимаете? Не открыли.
Мысль о том, что наука чего-то не открыла, втискивалась в череп Нараевского медленно и с видимым усилием.
— Можете направить запрос в Академию Наук СССР, хотя не думаю, что вы этим чего-либо добьетесь. Уж точно не для Овечкина.
— То есть, вы просто сидите и ничего не делаете, так?
— Мы восполнили кровопотерю, обезболили, ампутировали размозженную ногу. Согреваем. Переливаем глюкозу, чтобы сердцу было питание. Я вас, товарищ лейтенант НКВД, не учу расследование вести. Если вы предполагаете, что мы работаем плохо, обратитесь к начсанарму. Вы за десять минут в терапии шока все равно не разберетесь.
— Я могу и дольше посидеть.
— Пять лет?
— Почему пять?
— На врача, товарищ лейтенант НКВД, учат пять лет. И хирургов после этого к самостоятельной работе не сразу допускают. Переподготовка врача нехирургической специальности на хирурга — полгода. Вам бы, товарищ лейтенант НКВД, свидетелей происшествия опросить…
— Вы меня, товарищ военврач третьего ранга, не учите вести расследование!
Судя по тому, как Нараевский вспылил, он и сам понял свою ошибку, но отступление считал недопустимым. Особенно теперь.
— У меня, между прочим, есть веские основания подозревать организованную группу вредителей и шпионов.
— Отлично, приезжайте с постановлением от дивпрокурора.
Нараевский шумно задышал и непонятно, куда пошла бы беседа, но в палатку без доклада влетел дежурный санитар:
— Алексей Пе… — он увидел особиста, осекся, подошел к столу, честно пытаясь изобразить уставной подход, отдал честь и громко отрапортовал: — Товарищ военврач третьего ранга, поступили раненые! Военврач третьего ранга Токарева направила в перевязочную. Докладывал младший сержант Шибалов.
— Спасибо, товарищ младший сержант, свободны. Товарищ лейтенант НКВД, продолжим беседу позже.
Нараевский еще только начал подниматься, когда Огнев уже вышел из палатки.
Говорить “раненые”, конечно, было преувеличением — поступил всего один человек. За полуторкой, везшей в полк продукты, увязалась банда, увлеклась погоней и отступила, только обменявшись выстрелами с постом. Потери банды остались неизвестны, а с нашей стороны оказался один раненый в левую руку боец, молодой осетин, изо всех сил старавшийся казаться старше и значительнее.
— Только шинель выдали, совсем новая! — сокрушался он, отвлекая самого себя от боли в руке.
Банда, решившаяся на погоню — это само по себе было делом скверным, и без сомнения куда более важным для Особого отдела. Но представитель этого отдела перестал занимать мысли как только Огнев вошел в палатку-предперевязочную. Ничего, кроме дела, сейчас не существовало.
В перевязочной привычно ярко светили керосиновые лампы. От электрического света пришлось отказаться, имевшийся в хозяйстве движок был не новый и слишком прожорливый, а топлива — каждый литр на счету.
Ну, что ж. Замотали не то, чтобы грамотно, но от души. Жгут не наложили. Хорошо, если поняли, что не нужен, плохо, если вовсе забыли, что он в сумке есть. Не иммобилизовали… забыли или не нужно? Подвесили руку ровно, уже счастье.
Касательное ранение левого предплечья. Что-то пальцы у него выглядят нехорошо.
И не одному Огневу это заметно. Операционная сестра тоже хмурится, видела уже такое наверняка.
— Разрежьте рукав совсем.
“Когтистая лапа”, так называлось это в курсе неврологии. Подвижность пальцев ограничена, чувствительность на мизинце и половине безымянного… нажатие не ощущается, укол — говорит, мол “как через вату”. Через вату, значит, полного прерывания нерва нет. Обработать аккуратно и вспомнить, где ж у нас неврологический ППГ в армии. Есть ли он?
Осознав, что пальцы его не слушаются, пациент заметно встревожился, но начал рассказывать, что он в правой руке саблю держит и даже попытался показать, как рубит. Но на приказ лечь и лежать спокойно, не мешать работать, отреагировал правильно.
— Я вот лег, доктор. Жжется оно сильно, я там обжегся, да?
Нету ожога. Жгучая боль, симптом известный. Впрочем, влажная салфетка на руке эту боль немного успокаивает. Что там за шум снаружи? Кажется, еще раненые. Кого-то Лилия Юрьевна просит с носилками помочь. Неважно, работаем.
— Новокаин.
Очень аккуратно обезболить… так… Вот она прошла… Слепое ранение. Автомат, наверное. Сейчас раскроем… “Господи, хоть тебя и нету, ну что тебе стоит? Пусть это будет только ушиб нерва…”
Да кто это так нахально лезет под руку?! Нараевский? Так и есть, физиономия особиста маячила где-то справа. Блики от лампы-молнии бросали пятна на его скуластое лицо и породистый нос. Этого только не хватало! Кто его пустил?
— Вот обратите внимание, опять у нас в левую руку раненый! Вас это не удивляет, товарищ военврач третьего ранга?
— Нет, левая рука выставлена вперед и не прикрыта винтовкой, — ответил Огнев, не отрываясь от обработки, — Ее ранят чаще, это еще в прошлом веке заметили. Зажим!
— А все-таки, вы обратите внимание. Они, знаете ли, по-всякому делают. Трусят, а изобретательные.
— Товарищ лейтенант, вы мешаете работать. Читать вам курс основ судебной медицины я сейчас не буду. Пожалуйста, покиньте территорию медпункта.
— Ти! — раненый рванулся со стола так резко, что Огнев едва успел прижать его локтем, — Куыдзай гуырд хараг [Шакал, сын собаки (осетин.)]!
— Отставить истерику! — цыкнул лейтенант, — Я, между прочим, следственных мероприятий еще не начинал даже!
Огнев, по-прежнему не отрывая взгляда от раны, рыкнул:
— Из команды легкораненых двух человек с оружием ко мне! Каурбек Инушевич, помогите мне удержать пациента, — и, обращаясь, к раненому, опять ровным тоном — Лежите, пожалуйста, спокойно, не мешайте обрабатывать.
Немолодой санитар что-то горячо заговорил по-осетински, удерживая раненого. Тот выдержал почти театральную паузу и все-таки лег, сказав не то санитару, не то врачу:
— Только из уважения к твоим сединам!
Снаружи затопали, в тамбуре перевязочной, не решаясь войти, появились двое с винтовками.
— Товарища лейтенанта НКВД с территории медпункта немедленно удалить, не останавливаясь перед применением оружия. Выполнять!
Осторожно наставив штыки, легкораненые посмотрели на лейтенанта. Тот вскочил, недоуменно озираясь. Такого приема ему еще не оказывали ни разу. Правая рука его неуверенно шарила по кобуре.
— Каурбек Инушевич, — продолжил Огнев по-прежнему ровно, — Тут под полотенцем моя кобура. Расстегните ее,
