Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
Делать было нечего. Эгиби и самые почетные жители квартала Бит-Шар-Бабили, те самые, что оплачивали перевороты из своих кошелей, оказались во рву и были разорваны голодными львами в считаные минуты. Верхушка вавилонской знати была уничтожена. С остальными копьеносец Гобрий и лучник Аспатин расправились в тот же день, отпустив пророка Даниила в Ниппур уговаривать иудеев уйти.
На сей раз иудеи послушались Даниила. Третьего шанса им никто бы не предоставил, а упущенные возможности после отказа от возвращения на родину дали о себе знать ужесточением гнета.
Караван растянулся в пустыне. Семьи шли со всем своим скарбом. Следы вьючных животных на песке засыпал южный ветер. Два пилигрима, шедшие пешком в истертых сандалиях, не имели даже меха с водой за плечами. Их поили и кормили другие.
Даниил не знал человека, обритого наголо по моде мидийских магов, но он легко узнал собственный посох, что когда-то очень давно вручил одному каппадокийцу, чтобы тот спас невинное дитя, предназначением которого было вырасти настолько сильным, чтобы стать мессией целого народа.
Этот молодой мужчина был его сыном. Его дорога лежала в чужую страну, но он шел по ней, покорившись судьбе. Останься он дома – интриги и козни свели бы его в могилу. А так у него был шанс узнать истинного бога, который есть один Утешитель несправедливо обиженных и Покровитель невинных. Бардия остался жив.
– Не печалься, сын мой, – прошептал ему старец Даниил. – Тебя ожидает участь лучшая, чем судьба царя, обреченного на вечную войну с вассалами. Рухнет держава, которую ты покинул, как пал Вавилон. Скоро придет новый завоеватель и захватит весь мир. Мы же будем выстраивать храм и завоевывать души…
Глава 36. Разговор на кургане
Жаркое солнце испепелило долину Аракса. Касандана утратила облик своенравной царицы. Она шла по степи как скиталица, ничем не отличаясь от нищенок племени саков или одержимых паломников Митры.
Редкий всадник мог промчаться мимо, но не остановился бы никогда. Кому интересна женщина в лохмотьях и черной куфии, которая идет непонятно куда и непонятно зачем – одна, без сопровождения, без спутника, без защиты? А может, это проклятая гадалка или прокаженная!
Похоже, она никого и ничего не боялась, хоть и имела за пазухой несколько мешочков с золотом. Она несла с собой и драгоценности, которые когда-то подарил ей любящий Кир, которого она предала и чьих сыновей она безвозвратно потеряла. Она несла его в надежде выкупить кости своего обезглавленного мужа…
До нее докатились слухи, что Бардия не растворился в небе, словно маг, а возможно, жив и скрывается где-то в Палестине, но она знала, что он никогда не простит ее, как не простил обезумевший Камбис, нелепо погибший в походе. Ей не дождаться прощения и от матери Кира, Манданы, и даже от дочерей, которые по превратности судьбы обращались с родной матерью так же грубо и беспардонно, как когда-то она вела себя с Манданой.
Дарий не позволял ей встречаться с внуками, и это было самым суровым наказанием. Она превратилась в изгоя в Персеполе, городе, который был выстроен по ее прихоти, чтобы возвысить ее род среди персов. Теперь персы отвергли ее за то, что она изменила Киру.
Не стоит копаться в глубинах человеческого сознания, способного на преображение в силу непреодолимых обстоятельств. Никто не хочет ничего менять, пока его окружает беззаботная идиллия или ее иллюзия. Но даже самое черствое сердце может сжаться, когда его лишат последней надежды.
Когда ничего нельзя изменить, люди все равно идут, пусть даже в никуда, чтобы хотя бы оплакать свою любовь и посмотреть издали на утраченную мечту, превратившуюся в степной мираж без осязаемого горизонта, в бегущего зайца, скрывшегося в высоком ковыле, в сокола, устремившегося в облака.
Касандана шла от кочевья к кочевью, пройдя земли саков-хаумаварга и тиграхауда и ступив на пастбища массагетов. Здесь, на высоком кургане, она увидела ту женщину, которой хотела отдать все свои украшения и золото.
Телохранители Томирис остановили нищенку и обыскали ее. Когда они нашли золото и драгоценности, то доложили об этом матери скифов.
– Кто ты такая? – спросила Томирис.
– Я Касандана, жена убитого тобой Кира – царя персов, – ответила она.
– Зачем ты пришла?
– Я хочу забрать останки своего мужа, чтобы похоронить.
– И почему я должна отдать тебе эти кости?
– Потому что у тебя есть курган, где покоится твой сын, а у меня нет могилы, куда я могу прийти и повиниться перед любимым…
– Твои сородичи убивают моих соплеменников, а ты хочешь, чтобы я проявила милосердие к их царю? – отвернулась Томирис.
– Он ведь больше не царь, – поправила Касандана. – Он всего лишь человек.
– Человек, который считал себя богом, – задумчиво изрекла Томирис.
– Я видела человека, возомнившего себя богом. И это был не Кир. Поэтому его называют великим.
– Ты изменила ему и теперь заглаживаешь свою вину? – пронзила персиянку своим всеведущим взглядом воительница.
– Мне не вымолить прощения, – опустила глаза Касандана. – Я просто хочу прикоснуться к его костям.
– Зачем? Что это даст, что изменит?
– Не знаю, но это все, чего я хочу.
– А что будет потом, когда ты прикоснешься к ним?
– А потом я увезу их туда, где они должны быть, домой, и пусть покоятся с миром в месте, знавшем его молодую поступь, полное воспоминаний, где размножилась его кровь и где потомки смогут поклониться его могиле.
– Массагеты уверены, что он собака и погиб как собака, а собака не достойна захоронения.
– Ты царица и не обязана выслушивать мнения подданных. А собакой считали его мать, которую он любил, несмотря на то что в ее жилах текла кровь простолюдинки. И был предан этой любви действительно как собака.
– Ты и впрямь любишь мертвеца.
– Это удел тех, кто прозревает слишком поздно…
– Отдайте ей кости персидского царя, нам нет в них никакого проку, не жечь же их, как лучину для розжига костров… – приказала царица скифов своим слугам. – А золото возьмите! Но не за никчемные кости. Дайте ей лучших коней, еды и питья и отправьте домой. Я не хочу видеть в наших кочевьях ни живых персов, ни их останков!
Вернувшись в Пасаргады, Касандана бережно сложила кости в кедровый гроб, обила его вавилонской тканью и поставила на ковер из отборной шерсти, расписанных
