Нагиб Махфуз - Война в Фивах

Царь посмотрел на лица своих людей и убедился, что они все с радостью готовы принять эту идею. Командир Диб заключил:

— Каждый наш солдат полностью выполнил свой долг. Для Апофиса возвращение в пустыню страшнее самой смерти.

Командир Мхеб согласился с ним:

— Нашей главной целью является освобождение родины от гнета пастухов и изгнание их из нашей земли. Все это даровал нам Бог, так что нет смысла по собственной воле множить страдания наших людей.

Яхмос Эбана добавил:

— Мы спасем жизни тридцати тысяч мучимых жаждой пленников в обмен на принцессу Аменридис и горстку пастухов.

Царь внимательно выслушал своих людей и сказал:

— Вы рассуждаете здраво. Однако я думаю, что будет лучше, если посланник Апофиса получит ответ в самом конце дня, иначе он подумает, будто наше поспешное согласие объясняется слабостью или нежеланием сражаться.

Окружение Яхмоса покинуло корабль, и он остался один. Несмотря на то что имелись все основания радоваться, он был подавлен. Его борьба увенчалась бесспорной победой, могучий враг стоял перед ним на коленях. Завтра Апофис, подчиняясь необратимой судьбе, скроется в пустынях, из которых явился. Почему же царь не радовался? Или почему его радость не была полной? Настал решающий миг, миг прощания навсегда. Даже перед ним царь испытывал страшное отчаяние, ведь она была там, на небольшом корабле. Что он станет делать завтра? Вернется в Фивы, после того как ее увезут в неведомую пустыню? Разве можно отпустить принцессу, не бросив на нее прощального взгляда? «Нет!» — ответило его сердце. Сбросив оковы смирения и гордости, он покинул каюту, сел в лодку и направился к кораблю, где находилась плененная Аменридис. Он подумал: «Как бы она ни встретила меня, я найду, что сказать». Царь поднялся на борт корабля и направился к каюте. Гвардейцы отдали ему честь и открыли дверь. У царя громко забилось сердце. Он переступил через порог и оглядел небольшую простую каюту. Он застал пленницу сидящей на диване посреди каюты. Видно, она не ждала его возвращения, ибо на ее прелестном лице появилось выражение удивления и недовольства. Яхмос пристально смотрел на принцессу и нашел ее столь же красивой, как и прежде. Лицо Аменридис было таким же, как в тот день, когда он запечатлел его в своем сердце во время встречи на борту царского судна. Он прикусил губу и сказал:

— Доброе утро, принцесса.

Она подняла голову, ее глаза смотрели с удивлением. Видно, она не знала, что сказать. Царь не стал ждать ответа и продолжил тихим, невыразительным голосом:

— Сегодня вы свободны, принцесса.

По лицу Аменридис стало видно, что она ничего не поняла, поэтому царь спросил:

— Вы слышали, что я сказал? Сегодня вы свободны. Вашему плену наступил конец. Принцесса, вы имеете право уйти.

Ее удивление росло, в глазах засветилась надежда. Она с нетерпением спросила:

— Ты говоришь правду? Ты сказал правду?

— То, что я сказал, совершившийся факт.

Ее лицо засветилось, щеки покраснели. После некоторых раздумий она спросила:

— Но как это могло случиться?

— Ага! Я вижу большие надежды в ваших глазах. Неужели вы надеетесь, что обрели свободу благодаря победе своего отца? Вот что я вижу в ваших глазах. Увы, вашему пленению положило конец его поражение.

Принцесса лишилась дара речи и не вымолвила ни слова. Царь коротко рассказал ей о предложения посланников ее отца и о том, какое решение было достигнуто. Затем он добавил:

— Вскоре вас отведут к отцу. Вы пойдете вместе с ним, куда он предпочтет направиться. Так что для вас наступил счастливый день.

Ее лицо выражало печаль, оно застыло. Принцесса отвела взгляд. Яхмос спросил:

— Поражение отца печалит вас больше, чем радость собственной свободы?

Она ответила:

— Тебе не приличествует радоваться нашему несчастью, ибо мы покинем твою страну не менее почетно, чем жили в ней.

Яхмос сказал с явным беспокойством:

— Я не злорадствую, принцесса. Мы сами испили горечь поражения, а длительные войны научили нас уважать вашу храбрость.

Успокоившись, она сказала:

— Спасибо, царь.

Он впервые не услышал в ее голосе гнева и гордости. Царь был тронут и, печально улыбнувшись, сказал:

— Принцесса, я слышу, что вы назвали меня царем.

Отвернув взгляд, она ответила:

— Потому что ты царь этой долины и ни с кем не делишь власть. Однако после сегодняшнего дня меня уже больше не станут называть принцессой.

Эти слова еще больше тронули царя, ибо он не ждал, что ее непреклонность улетучится столь быстро. Царь ожидал, что после поражения она станет еще более надменной. Он с печалью сказал:

— В этом мире человек испытывает удовольствие и боль. На вашу долю выпала и радость и горечь, но перед вами есть будущее.

С поразительной торжественностью принцесса сказала:

— Воистину, у нас есть будущее за миражем неведомой пустыни, и мы смело пойдем навстречу своей судьбе.

Воцарилось молчание. Их глаза встретились, и он прочитал в ее взгляде чистоту и нежность. Он вспомнил встречу с принцессой на царском судне, тогда она спасла ему жизнь и подарила нектар любви и нежности. У него возникло чувство, будто с тех пор он видит ее впервые. У царя сильно застучало сердце, он серьезно и печально сказал:

— Мы скоро расстанемся, и вы забудете меня. Но я навсегда буду помнить, что вы обращались со мной грубо и резко.

В его голубых глазах мелькнула печаль, на ее губах появилась едва заметная улыбка. Она сказала:

— Царь, ты мало знаешь о нас. Нам легче пойти на смерть, чем терпеть унижение.

— Я никогда не хотел унизить вас. Но я обманулся надеждой, поверив, что нашел место в вашем сердце.

Аменридис тихо сказала:

— Разве я не унизилась бы, раскрыв объятия перед человеком, пленившим меня и ставшим врагом моего отца?

Царь с горечью ответил:

— Любви чужд подобный ход мыслей.

Принцесса молчала. Затем, точно слова царя убедили ее, пробормотала так тихо, что он не расслышал ее:

— Я виню только себя.

Она уставилась перед собой невидящим взором, потом неожиданно протянула руку к подушке и достала ожерелье с изумрудным сердцем, спокойно и покорно надела его себе на шею. Царь следил за ней, не веря своим глазам. Затем он бросился к Аменридис, не в силах больше сдерживаться, обнял ее за шею и неистово прижал к своей груди. Она не стала сопротивляться, а лишь печально сказала:

— Смотри. Уже слишком поздно.

Царь обнял ее еще крепче и сказал дрожащим голосом:

— Аменридис, как ты можешь так говорить? Как же мне найти свое счастье, если оно вот-вот исчезнет? Нет, я не отпущу тебя.

Принцесса уставилась на него с сочувствием и жалостью и спросила:

— Что ты станешь делать?

— Я не отпущу тебя.

— Разве ты не понимаешь, что случится, если я останусь с тобой? Ты пожертвуешь тридцатью тысячами пленных из твоего народа и еще большим числом своих солдат?

Царь нахмурился, его глаза потемнели, и он пробормотал, будто говоря с собой:

— Мой отец и дед погибли мученической смертью за свой народ, а я подарил ему жизнь. Неужели он лишит мое сердце счастья?

Аменридис печально покачала головой и нежно сказала:

— Послушай меня, Исфинис, позволь мне называть тебя этим именем, ибо таково было имя первого мужчины, которого я полюбила. Нам не избежать разлуки. Мы расстанемся. Ты никогда не согласишься пожертвовать тридцатью тысячами своих людей, которых ты любишь, а я не соглашусь на то, чтобы мой отец и народ покончили жизнь самоубийством. Поэтому каждому из нас придется вынести свою долю страданий.

Царь рассеянно посмотрел на нее, точно не в силах вынести мысль, что у его любви нет иного выхода, чем расставание и боль, и с надеждой в голосе сказал:

— Аменридис, не спеши отчаиваться и отбрось мысль о расставании. Когда я слышу, как это слово столь легко слетает с твоих губ, моя кровь начинает безумный бег. Аменридис, я буду стучаться во все двери и даже пойду к твоему отцу. Я ведь могу просить у него твоей руки?

Она печально улыбнулась и, нежно коснувшись его руки, сказала:

— Увы, Исфинис, ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты думаешь, мой отец согласится на брак своей дочери с царем-победителем, нанесшим ему поражение и выгнавшим его из страны, в которой он родился и царствовал? Я знаю отца лучше, чем ты. У нас нет надежды. Единственный выход — терпение.

Яхмос рассеянно слушал ее и спросил себя: «Неужели эта женщина, говорящая тихим, подавленным, печальным голосом, действительно принцесса Аменридис, для которой весь мир был тесен, когда ее охватывали безрассудство, презрение и высокомерие?» Царю все казалось странным и ужасным. Он сердито сказал:

— Самый плохой из моих солдат не станет противиться зову сердца и не позволит разлучить его с любимой.