Андрей Посняков - Разбойный приказ

– А, это Тереха с Белозерской – шпынь.

– Белозерские завсегда вяжицких боялись! – безапелляционно завопил кругломордый, он, похоже, и был тут вожаком. – А ну, робята, покажем этим шпыням, кто такие парни с Вяжицкого ручья! Отмутузим?

– Отмутузим!

– Верно сказал, Кирюха!

И пошла потеха. Для начала Иванку саданули в бок, потом схватили за руки, за ноги, раскачали – тут бы ему и конец, да протрезвел, вывернулся, хватил подвернувшегося под ногу сапогом в морду – вяжицкий балбес так и отлетел к стенке, заблажил, вытирая рукавом юшку.

Не давая нахалам опомниться, Иван сильным ударом сбил с ног еще одного из вяжицких и схватил скамейку… Схватил бы, отбился, да не хватило силенок – для неполных-то шестнадцати лет несподручно тяжелой скамейкой махать. Ну да ничего! Иван улыбнулся, увидев, как, выплевывая изо рта выбитый зуб, поднялся на ноги Терентий Ухо, закричал радостно:

– Эй, лоцманюга! Хватай, что под руку попадется!

Терентий схватил со стола пару увесистых кружек и запустил их в нападавших… Впрочем, те уже давно не нападали, а, встретив неожиданный отпор, очумело переглядывались.

Гляделки эти прекратил кругломордый – выхватил из-за пояса кривой кинжал, скомандовал:

– В ножи их!

И сделал первый выпад, стараясь достать Ивана. Ну, уж что-что, а фехтовать Иванко умел, спасибо разбойного приказа дьяку Тимофею, научил. Жаль вот только сражаться было нечем – вытащенный из-за голенища сапога нож хоть и длинен, а все же не палаш и не сабля, размаху того нет. Тем не менее и ножом Иванко орудовал вполне успешно – первым же выпадом раскровянил кругломордому руку. Тот заверещал и резво отпрыгнул в сторону. А другие в схватку не очень-то торопились, похоже, это были те ребятки, что только с пьяными хватки.

Криво улыбнувшись, кругломордый что-то просипел одному из своих. Понятливо кивнув, тот скрылся за дверью. Остальные четверо, повинуясь приказу вожака, встали у двери, загораживая врагам выход. Иванко и Терентий переглянулись: прорвемся? А, чем черт не шутит! И бросились бы, и, может, прорвались бы, кабы в дверях вдруг не появились шпыни: еще с полдесятка парней с дубинами!

– Бей их, ребята! – Едва завидев подмогу, кругломордый Кирюха выставил вперед нож и, злобно замычав, бросился на Ивана. Уклонившись от выпада – отбить было невозможно, лезвие вражеского кинжала неминуемо скользнуло бы по клинку и поранило пальцы, – «приказчик» бросился на пол, стараясь проскользнуть у противников между ног… и получил дубиной по руке! Хорошо, удар пришелся по касательной, вскользь, и все же от боли позеленело в глазах, а выбитый нож бессильно покатился по полу.

– Ага! – заверещал кругломордый. – Не жалей вражин, братцы!

– Эй, эй, мертвяков сами выносить будете! – предупредил целовальник.

Кирюха покривил губы:

– Не боись, дядько Петро, вынесем! Первый раз, что ли? Когда мы тебя подводили?

«Ага! – запоздало подумал Иван. – Так у них тут все схвачено. Ничего, пробьемся…»

Однако пробиться было легче сказать, чем сделать – парни с Вяжицкого ручья были настроены весьма решительно и, похоже, вовсе не собирались размениваться на шутки. На Ивана шли сразу трое – посередине кругломордый Кирюха с окровавленной рукой, а по бокам – двое с дубинками. Шли, приговаривали:

– Ну-ну, щас…

Круглое лицо Кирюхи лоснилось от пота. От парня тяжело пахло чесноком, потом и грязным, давно не мытым телом. Маленькие белесые глазки смотрели с угрозой, выпяченная нижняя губа выражала презрение, в левой руке поигрывал кинжал.

– Щас, щас… дождетеся…

И – йэх!

Обернувшись, Иванко подмигнул Терентию и бросился на левого дубинщика, а как только тот замахнулся, сразу отпрянул вправо, ударив незадачливого Кирюху ногой в живот. Послышались вопли и грязная ругань; чувствуя позади себя тяжелое дыхание лоцмана, Иванко нырнул вниз: прокатиться, ударить врагов по коленкам… и понял, что не успеет! Те просто-напросто отошли назад на полшага – катайся себе, сколько влезет, вернее, сколько позволят. А позволили немного.

Взметнулась вверх дубина…

Иванко боролся до конца, отпрянул, дернулся в сторону, краем глаза заметив, как Терентий все же ухватил скамейку… Ну, лоцманюга. Давай! Давай же!

И тут вдруг распахнулась вышибленная с ноги дверь, в кабак, отряхиваясь от дождевых брызг, ворвалась здоровенная фигура с огроменными кулаками и, не говоря ни слова, принялась охаживать вяжицких.

– Бац! – грохнулся прямо на стол один из дубинщиков.

– Бах! – скуля, впечатался в стенку Кирюха.

– Бум! – приземлился под лавкой еще один, за ним другой.

Ах, как бил здоровяк! Не дрался – песню пел: стукнет раз – улочка, стукнет другой – переулочек. Любо-дорого было смотреть, как разлетались по кабаку вражины. Они, кстати, и узнали здоровяка первыми.

– Господи, да это ж Пронька Сажень, знаменитый кулачник!

– Прошенька, ты почто на нас осерчал-то? Мы ведь тебя завсегда уважали!

А Прохор никого не слушал – бил. А когда отвел душу, молча выкинул нахалов на улицу. Те не сопротивлялись, даже угрозы не высказывали – хорошо знали, уж Прошка так осерчать может! Мало потом никому не покажется. Так что не до угроз – быть бы живу. А завалишь его ножом или дубиной – уж тогда точно всей вяжицкой шатии конец придет, за Прошку-то все кулачники вступятся, отомстят – народишко этот нехристолюбивый, буйный. Ну их к лешему, связываться!

Хэк! Прошка подступился было к Терентию.

– Проша, это свой, – предупредил Иванко. – Ты-то сам как здесь?

– Митька заходил, сказал, ты в кабак пошел, – Прошка улыбнулся и пожал плечами. – Вот и мне подумалось – чего в монастыре скучать? Схожу тоже, развеюсь.

– И как, развеялся? – скрывая смущение, осведомился помощник дьяка.

Прохор заулыбался еще шире:

– Да уж, отвел душу. Давненько этак не тешился!

– Ну, что же… – Иван еще хотел что-то сказать, но не смог: в голове вдруг зашумело с новой нешуточной силой, перед глазами забегали, залетали какие-то зеленые искорки, букашки, ромашки…

– Ой, мама! – только и успел пролепетать парень, прежде чем уронил голову на стол. Хорошо, успел руки подложить. А Терентий-лоцман уже давно храпел.

– Да-а, – глядя на спящих, покачал головой Прохор. – С Ивашкой Хмельницким тягаться, это вам не с кем-нибудь! Еще никто не выигрывал, никто!

Глава 14.

Иван Купала

Накануне праздника Рождества великого Иоанна Предтечи и в ночь под самый праздник, а также весь день до следующей ночи отмечали на Руси Ивановскую ночь весело, с размахом.

Огромный полосатый зверь о двух головах, ощерив дышащие смрадом пасти, косился на Ивана двумя парами злых, круглых, словно плошки, глаз, бил хвостом, садился на задние лапы и наконец, подобравшись поближе, прыгнул. Иван бросился в сторону, побежал по густой высокой траве, чувствуя за плечами смрадное дыхание зверя. Вроде и бежал изо всех сил, так, что не хватало дыхания, а оказалось – стоял на месте, не сдвинувшись ни на шаг. А зверь все ближе, ближе, вот как сейчас прыгнет, навалится, вонзит острые зубищи в шею… Из последних сил Иванко дернулся вперед, побежал, словно бы заскользил над травою, да так, что душа радовалась, – все быстрее, быстрее. Зеленое небо искрилось золотистыми сполохами, вокруг росли какие-то папоротники, колючие кусты, елки, а впереди… впереди ждала пропасть, срывающаяся глубоко вниз золотым водопадом. В водопад этот со всей-то скорости и ухнул Иван, провалился, увлекаемый сильным течением, заколотил ногами, пытаясь выплыть – ан никак не получалось – густая, словно ягодный сироп, вода подступила к самому горлу, влилась внутрь, так, что стало невозможно дышать… Иван дернул головой…

И проснулся, больно ударившись о каменную стену. Пришел в себя, сел, пошуршав свежей соломой. Ужасно болела голова, прямо раскалывалась – ну, это ясно от чего, не от тигрища двухголового, от другого зверя, зеленого. Кое-как припомнив вчерашнее, юноша застонал, обхватив голову руками. Посидел так немного, чуть отошел, осмотрелся. И вздрогнул, увидав слева от себя безмятежно храпящего парня. Молодой, белобрысый, с узким приятным лицом, явно знакомым с бритвою, парень был одет в узкие порты и белую, распахнутую на груди рубаху. На ногах – высокие сапоги-бахилы, пояс чудной, немецкий, с большой ярко начищенной пряжкой. В левом ухе – пиратская серьга-кольцо. Вообще, видок-то не русский. Швед, что ли? Или ливонский немец?

Иван присмотрелся и заметил на груди парня крест. Свой крест, православный. Значит, русский… Господи, да это ж Терентий-лоцман!

– Эй, Терентий! – Иван затормошил нового знакомца. – Вставай, просыпайся, паря!

– А? – Терентий заморгал глазами. – Гутен таг, герр…