Руфин Гордин - Шествие императрицы, или Ворота в Византию

Между тем тысячи турок были заняты прокладкой дороги. Она вела от Босфора через высокую граду к Долине Источников, расположенной на самом берегу Золотого Рога.

Поначалу осажденные не обращали особого внимания на эти усилия турок. Их замысел до поры до времени оставался тайной. Оставался он тайной и для жителей генуэзской колонии Пера, располагавшейся на противоположном берету Золотого Рога и формально объявившей о своем нейтралитете. На самом же деле генуэзцы под покровом ночи старались помочь своим единоверцам чем могли.

Дорога тем временем подвигалась все ближе и ближе к заливу. И когда она совсем приблизилась, стал ясен дьявольский план султана. Он приказал изготовить огромные повозки, водрузить на них суда и перетащить их в Золотой Рог.

Когда в городе поняли замысел турок, было уже поздно: турецкие корабли проникли в залив. И предотвратить эту беду не было никакой возможности.

Моряки христианских судов, стоявших на якоре в заливе, обомлели, заслышав бой барабанов и звуки флейт и увидев, как одно за другим движутся посуху турецкие корабли, влекомые упряжками быков. За этой фантастической картиной с трепетом следили осажденные со стен. Паруса были подняты, гребцы мерно двигали веслами по воздуху, словно они уже были в морской стихии.

Защитниками города овладел приступ отчаяния. Если до этого дня все их усилия были сосредоточены на обороне сухопутных стен города, которые методично разрушались осадными пушками турок, то теперь следовало отрядить значительные силы для защиты стен со стороны залива. К тому же султан приказал установить тяжелые пушки в Долине Источников, намереваясь обстреливать суда христиан.

Опасность становилась грозной. И защитники города ломали голову, как бы обезвредить турецкий флот. Выход предложил капитан галеры, венецианец Джакомо Кола. Он вызвался стать во главе экспедиции, которая бы скрытно, ночью, подошла к турецким кораблям и подожгла их с помощью нефти и смолы. Эту операцию решено было осуществить втайне от генуэзцев Перы, где, как было известно, находилось немало турецких осведомителей.

Однако суда венецианцев не были подготовлены, и операция все откладывалась и откладывалась. Эта отсрочка оказалась роковой: турецкие агенты пронюхали о ней и сообщили туркам. И те были готовы.

В субботний день, незадолго до рассвета, два больших корабля, борта которых были обложены тюками с шерстью для защиты от ядер, и множество гребных судов поменьше с горючими материалами в полной тишине поплыли к турецкому флоту.

В это время на сторожевой башне Перы вспыхнул яркий огонь. И когда корабли христиан приблизились к турецким, прогремел пушечный залп. За ним еще и еще. Галера отважного венецианца пошла ко дну, сам он погиб.

Полтора часа длился бой. Христиане потеряли два корабля, турки — один. Погибло около ста венецианцев и генуэзцев.

Глава тринадцатая

Парижские тайны

Часто задерживают у многих людей платежи: это делают чиновники, заведующие платежами, чтобы заинтересованные подносили им подарки. Для искоренения этого следовало бы поместить в указе число того дня, в который должны производиться платежи, а на случай препятствий со стороны чиновников следовало бы наложить на них пени и удваивать пеню за каждый лишний день…

Туркам и французам вздумалось разбудить спящего кота… и вот кошка будет гоняться за мышами, и вы вскоре что-то увидите, и о нас заговорят, и никто не ожидает звона, который мы поднимем, и турки будут побиты, и с французами будут всюду поступать, как с ними поступили корсиканцы…

Екатерина — Чернышову

Французы теперь увлекаются мною, словно бы новой прической с пером; однако подождем немного — это скоро у них пройдет, как всякая другая мода… Русские дамы, как видно, весьма польщены вниманием и почестями, которые им оказывают в Версале; их мне испортят, и когда они возвратятся, то станут дамами с претензиями… любопытно, что мода приходит с Севера, и еще любопытней, что Север, и в особенности Россия, теперь в почете в Париже. Как! И это после того, что о нем думали, говорили и писали дурного!.. По крайней мере, следует признать, что все это никак не отличается последовательностью…

Екатерина — барону Гримму

Английские подданные находятся под защитой своих консулов… а французы брошены на произвол судьбы и несправедливости и не имеют никакой защиты.

…Большинство из них ювелиры или владельцы модных магазинов. Первые продают русским вельможам довольно бойко свои изделия, но те оставляют изделия у себя, а сами просят зайти на следующий день. Ювелир приходит, но лакеи отвечают ему, что барина нет дома. И лишь после бесконечных хождений ему высылают часть денег, но если он француз и своими просьбами об уплате надоест вельможе, тот велит сказать ему, что прикажет дать полсотни палок… Купец-де должен быть доволен тем, что ему удалось получить… А вообще русское дворянство не отличается добропорядочностью… Даже офицеры, вплоть до полковников, не считают бесчестным вытащить у вас из кармана золотую табакерку или ваши часы… Поэтому следует останавливать французов, которые вознамерились отправиться в Россию, чтобы открыть там какое-либо дело.

Лонпре, полицейский инспектор, — маркизу де Верженну

Я вижу, что переговоры с курфюрстом баварским не подвигаются вперед из-за его нерешительности, которой, похоже, как фамильной болезнью, страдает весь пфальцграфский дом: иные из них не отваживаются написать простого вежливого письма, не посоветовавшись с доброй половиной Европы. Эти предосторожности, думается мне, вызваны теми, кто… посылает в Константинополь инженеров, инструкторов, мастеров, кто мешает судам Вашего Императорского Величества выйти в море, кто советует туркам держать большую армию невдалеке от Софии и кто выбивается из сил, чтобы исподтишка вооружать против нас наших врагов…

Екатерина — Иосифу II

— Вам повезло, молодой человек. — У посла был скрипучий голос и седые баки, выбивавшиеся из-под небрежно надетого парика. — Как раз сегодня его величество король делает смотр своей гвардии, и я по долгу службы должен отправиться туда и присутствовать на нем. С чем вы прибыли?

— Его сиятельство граф Александр Андреевич Безбородко доверил мне подарки министрам королевского двора.

И подпрапорщик Измайловского полка Евграф Комаровский стал перечислять, что кому предназначено: министру иностранных дел графу Монморену — перстень с огромным солитером, наследникам предшественника графа, только что скончавшегося графа Вережена, — собрание золотых российских медалей, военному министру графу Сегюру — собольи меха и фельдмаршалу маркизу де Кастри — перстень с солитером.

— А мне?

— Вам пакет его сиятельства.

Лицо Ивана Матвеевича Симолина, министра со всеми полномочиями ее императорского величества при дворе его королевского величества Людовика XVI, выразило откровенное разочарование.

— И более ничего?

Юный подпрапорщик развел руками.

— Его сиятельство уполномочил меня выразить вам его благодарность за усилия по заключению торгового трактата между обеими державами. Полагаю, в сем пакете она выражена на письме.

Симолин вскрыл пакет и впился глазами, которые он предварительно вооружил очками, в плотные листы бумаги с вензелем Екатерины.

— Так-так! Очень хорошо. Не помедлю с ответом. Откуда вы посланы?

— Из Киева, ваше высокопревосходительство. Был при свите ее императорского величества, свершающей шествие в южные пределы империи. Пришлось долго пробыть в дороге из-за путевых неурядиц. Сами знаете — грязь беспросветная, колеса вязнут по ступицу…

— Не знаю, не знаю, ибо в России давненько не довелось быть, — прошамкал Симолин, — все в службе дипломатической, без отлучки несу сию тягость.

С этими словами он позвонил. На зов явился камердинер.

— Хочу представить этого молодого человека нашему персоналу. Да позови Алексея Григорьевича, он небось в бильярдной.

— Советник Петр Алексеев сын Обрезков.

— Первый секретарь Василий Николаев сын Мошков.

— Второй секретарь Егор Петров сын Павлов, — чинно представлялись ему.

Последним не вошел, а вкатился плотный молодой человек с нездоровой желтизной на лице, сунул ему руку и скороговоркой произнес:

— Желаю здравствовать. Граф Алексей Григорьевич Бобринский, нахожусь под надзором его высокопревосходительства, так сказать, вне штата. Как? Евграф? Ха-ха-ха! Евграф будешь граф. Бог шельму метит.

Курьер с любопытством воззрился на графа, тотчас перешедшего с ним на «ты». О нем много толковали в свете. Это был сын государыни и ее первого фаворита (первого ли?), графа Григория Григорьевича Орлова, одного из пяти братьев Орловых, подсаживавших Екатерину на престол. Государыня удалила его подалее от глаз: он был беспутный малый, не делавший ей чести.