Пол Догерти - Крестоносец. За Гроб Господень
Позже Симеон шепотом сообщил, что Бальдур, вместо того чтобы открыто разоблачить Теодора, настоял на том, чтобы Хебога испросил у грека подтверждения правдивости его слов. Как позже узнала Элеонора, Теодор находчиво извернулся. Он показал на Элеонору и объяснил, что она — его жена. Потом он поведал об их дезертирстве из «Армии Господа». О том, как их принял Яги-Сиан и вверил в попечение Фируза, который оказался предателем. Грек рассказал также о том, как Фируз предал защитников города за жалкие подачки и как он, охваченный гневом, лично убил и Фируза, и его брата. В подтверждение своих слов он подтолкнул вперед два кожаных мешка, которые поставил перед ним слуга. И две отрезанные головы были продемонстрированы Хебоге под шепот одобрения собравшихся, после чего немедленно последовали проклятия в адрес гнусных предателей. В этот момент Хебога хлопнул в ладоши. Принесли охлажденный шербет и печенье, которыми угостили пришельцев, и теперь их стали звать гостями. Теодор, Симеон и Элеонора немного успокоились и расслабились. Подали еду и питье: значит, их приняли.
Растроганный Теодор стал сентиментальным. Он рассказал, как перерезал одну из кожаных лестниц, спущенных Фирузом (об этой подробности туркам было известно), а потом поведал о том, как они прятались в Антиохии в густом парке возле Козьих ворот, стараясь раздобыть еду и лошадей. Потом они смешались с франками и узнали об их планах, но их разоблачили. Подозрения усилились настолько, что у них не осталось иного выхода, кроме побега. Теодор не пытался изобразить из себя новообращенного в ислам или человека, желающего служить Хебоге. Вместо этого грек объяснил, что он — обычный наемник, который понял, что франкам конец, и поэтому решил убежать. В конце концов Хебога понимающе кивнул, хлопнул в ладоши и посмотрел на своих помощников. Решение было принято. Пусть франки выходят из Антиохии. Их будут изматывать своими действиями передовые отряды, а потом основные силы армии атакуют и сокрушат их. Теодору, Элеоноре и Симеону позволили уйти. Им предоставили небольшой шатер в пределах частокола халифа, они расположились и стали ждать дальнейшего развития событий. Элеонора прилегла и провела напряженные день и ночь то засыпая, то просыпаясь, разбуженная звуками, долетавшими из лагеря; и только немногим позже она узнала, что произошло.
Боэмунд вышел из Антиохии, как и предполагалось, однако чего Хебога не знал, так это его намерения драться не на жизнь, а на смерть. Переговоры и капитуляция считались теперь богохульством. «Армия Господа» хлынула через Мостовые ворота. Предварительно всех лошадей собрали вместе и накормили всем тем, что только смогли найти. Гуго Парижский со своим отрядом бросился вперед, готовый смести любые преграды на своем пути. Его лучники подвергли турок интенсивному обстрелу, и те бежали, опешив от столь дерзкого и мощного удара. За Гуго Парижским последовали нормандские франки, ведомые двумя Робертами — Фландрским и Нормандским. Потом в бой вступил Готфрид Бульонский со своими германцами. Адемар из Ле-Пюи вел провансальцев. Рядом с воинственным епископом его помощник вез божественную реликвию — священное копье, которое, как заявил епископ, принесет крестоносцам полную победу. За ними громыхал пятый эскадрон под кроваво-красными знаменами Боэмунда. Пока что его план воплощался безупречно. «Армия Господа» быстро образовала полукруг примерно в милю шириной, один фланг которого упирался в подножие холма, а другой — в реку Оронт. Турецкие силы, непосредственно участвовавшие в осаде, двинулись вперед, чтобы помешать франкам. Навстречу им выщел Райнгард Тульский со своими французскими и германскими рыцарями. Но вышел он отнюдь не обороняться: крестоносцы атаковали турок, словно стая хищных изголодавшихся волков.
А тем временем в лагере Хебога не спеша группировал свою армию в две широкие колонны. Разворачивались штандарты и знамена. К небу вознесся боевой клич: «Аллах наш Бог! Нет Бога, кроме Аллаха!» Правоверные мусульмане, закончив молитву, вставали со своих походных молельных ковриков, надевали боевое снаряжение. Турок уверили в том, что им надо лишь захлопнуть западню, и они смогут легко разделаться с франкской армией. Раз и навсегда. Но им было неведомо, что навстречу им шагает в пыли масса отчаянных воинов, которые тоже веруют в Бога. Торговцы и фермеры, облаченные в тряпье и вооруженные крюками для мяса и топорами, настойчиво и твердо маршировали за своими командирами; некоторые из них даже шли в бой плечом к плечу со своими молодыми сыновьями. Священники в епанчах для мессы нараспев читали молитвы, сжимая в руках дубинки и булавы.
Турецкий авангард атаковал франков с правого фланга и поджег сухую траву на берегу реки. Но «Армия Господа» пошла прямо сквозь огонь, сбивая его своими накидками. Клубился дым. Турецкие всадники пронеслись сквозь него, как злые духи, с копьями и круглыми щитами. Пехотинцы встретили их свирепой атакой, валя наземь и лошадей и всадников; заметались в воздухе копья, дротики, топоры и кинжалы; заработали дубинки и булавы, засвистели мечи, рубя направо и налево. «Армия Господа» несла потери, ее воины падали на землю от всевозможных ран; их оставляли лежать, засунув во рты пучок травы или полевых цветов как символ последнего причастия. Их покаянные слова уносил ветер, и они передавали свое оружие живым и сильным.
Турецкая кавалерия бросилась в атаку, но пехота франков держалась стойко. Снова турки пошли вперед, но в ужасе отпрянули, увидев, как сквозь пыль на них несутся серые тени всадников, похожие на призраки. Рыцари в кольчугах и доспехах врезались, выставив копья, в боевой порядок турецкой конницы. Вскоре им на помощь поспешил еще один отряд рыцарей, на этот раз — без копий, но с длинными разящими мечами. Многие турки были выбиты из своих седел и стали добычей франкских пехотинцев, волна которых стремительно продвигалась вперед. Земля стала скользкой от крови. По полю боя бродили пошатываясь люди с пронзенными животами или вывалившимися внутренностями, а из открытых ран била кровь. И тут франки нанесли мощный, словно кувалда, завершающий удар. На поле битвы появился отряд Боэмунда под кроваво-красным стягом! Облаченный в кольчугу великан со своим отборным войском глубоко врезался в порядки турок. «Армия Господа» неудержимо рванулась вперед, словно каменный валун, катящийся по склону и сметающий все на своем пути. Турки занервничали и запаниковали. Воздух зазвенел криками «Deus vult! Deus vult!» Всадники в кольчугах восторженно скандировали гимны и псалмы. Рыцари даже снимали свои шлемы и бросали их вслед убегающему противнику. Первая линия турок была полностью разбита и в панике бежала.
А в лагере Хебоги Теодор уже успел принять меры, чтобы переместить Элеонору и Симеона в безопасное место. В смятении боя они завладели своими лошадьми, выехали из лагеря и спрятались в густом кустарнике возле озера. В турецком лагере нарастал хаос. Атабек был ошеломлен и отказывался верить получаемым сообщениям. А потом бросил в бой свою вторую колонну. Едва основные силы его армии выдвинулись, как на них натолкнулись отступающие всадники первой волны. Они визжали от страха и тыкали пальцами назад, показывая на приближающееся облако пыли, в котором мчались верхом на конях жуткие демоны. На них неумолимо надвигались кроваво-красные знамена Боэмунда. Две колонны турок беспорядочно смешались. Смятение и паника охватили их. Командование нарушилось. Знамена и штандарты упали на землю. Офицеры больше не могли отдавать приказы. Турки начали драться между собой, отчаянно пытаясь убежать. Когда основная масса «Армии Господа» врезалась в дезорганизованное войско Хебоги, началось его паническое бегство. Впереди неслись галопом турецкие военачальники; за ними бежала их армия. Франкское войско ворвалось в лагерь, пронзая копьями женщин и разметая продовольственные припасы, громя роскошные павильоны и грабя кедровые ларцы и сундуки, погружая измазанные грязью и кровью руки в горы жемчугов и бриллиантов, хватая ковры, накидки и дорогие ткани.
К тому времени, когда Элеонора и Симеон возвратились в лагерь, стало уже ясно, что одержана полная победа и Хебога наголову разбит. Боэмунд и другие предводители обосновались в павильоне атабека. Теодора и Элеонору, за которыми устало тащился Симеон, провели внутрь, чтобы командиры высказали им свою огромную благодарность. Их угостили огромным количеством шербета и прочих сладостей, кубками наливали вино и дали много белого хлеба и жареного мяса. Боэмунд басовито прогудел, что они могут брать все, что видят. Но Элеонора просто села на подушки. Теодор подробно рассказал Боэмунду, как все было, и тот снова горячо поблагодарил его за оказанную бесценную услугу, а потом сказал, что они могут идти. Элеонора с мольбой в голосе попросила, чтобы ее отвели в какое-нибудь тихое, спокойное место. Офицеры уже начинали наводить порядок среди своих подчиненных, когда кто-то позвал Теодора. Они вышли из шатра и увидели группу вооруженных мечами германцев, державших связанного пленника. Элеонора узнала в нем Бальдура в изорванном в клочья одеянии. Германцы показывали на своего пленника, а один из них поднял меч и сделал движение, будто собирается отрубить Бальдуру голову. Теодор спокойно заговорил с ними, и германцы почтительно опустили свои мечи. Теодор подозвал Бальдура к себе, а сзади к нему подошла Элеонора.
