Алексей Десняк - Десну перешли батальоны
Надводнюк все еще молчал. Он вспоминал решения уездного комитета и взвешивал детали своего плана. На лбу залегла глубокая морщина, губы были плотно сжаты. Наконец, он заговорил. Его слова падали отрывисто и уверенно. Было так тихо, что слышен был даже шелест листьев на ясене.
— На открытую войну с немцами и гайдамаками нас из Боровичей пошло девять человек. А сколько таких, как мы, пошли из Бутовки, из Устья, из Прачей, из других сел? Мы сидим в лесу, щиплем немцев, и они сидят в лесах и щиплют немцев. Но мы в одиночку не страшны для вооруженной с ног до головы немецкой армии. Вот, если бы всех партизан в один отряд объединить! Полки будут, целая армия… Пусть такая партизанская армия пойдет в наступление на немцев, она сметет врага прочь с нашей земли! К нам присоединится беднота изо всех сел и городов. Надо думать об освобождении не только одного своего села! А так, как теперь, — ничего не выйдет. Я уже говорил, почему: один вражеский отряд уничтожим, придет другой. Об освобождении всей Украины от немцев и гайдамаков надо думать! Единым фронтом пойти на врага и освободить народ от страданий. А для этого нужно всем партизанам объединиться! С этого и нужно начинать! — Дмитро, выжидая, посмотрел на своих товарищей.
Партизаны задумались, взвешивая каждое его слово, и все приходили к выводу: правильно говорит Дмитро — где объединение и дисциплина, там сила!
— Ты показал нам дорогу, спасибо, брат! — Ананий от души пожал Дмитру руку. — А я думал, чего ты такой озабоченный в последние дни? Ты прямо в самую точку попал! Объединимся, друзья, и ударим по врагу! Эх, и ударим! Пыль из него пойдет! — Партизаны радостно засмеялись. Они подходили к Надводнюку, протягивали ему кисеты, бумагу, пожимали руку. Бровченко уверял всех, что лучше никто не придумает.
— Садитесь, будем ужинать, — пригласила Марьянка.
Партизаны уселись вокруг котелка. Каждый вынул из-за голенища ложку. Ужинали не спеша. Густели сумерки. В верхушках деревьев шелестел ветер.
— Как же мы будем объединяться с другими партизанами? Где их искать? — неожиданно спросил Ананий.
Все перестали есть и посмотрели на Надводнюка. Об этом они не подумали: действительно, как найти партизан в лесах?
— Я после ужина пойду в Сосницу. Разыщу товарищей из партийного комитета. Они знают.
— Но в Соснице полно немцев, гайдамаков. Ты погибнешь! — воскликнули партизаны.
— Нужно идти! Переоденусь. Я уж давно небрит — сойду за старика. Старшим у вас будет Бояр.
В молчании кончили ужинать. Каждый думал об опасностях, грозящих Надводнюку во вражьем логове. Пройти нужно так, чтобы не попасться врагу в руки — не то расстреляют. Но, чтоб все оставалось по-старому, тоже невозможно. И каждый верил, что Дмитро свяжется с комитетом.
Надводнюк прицепил к поясу поверх рубашки две бомбы, в карман положил револьвер, надел свитку Пескового, шапку Дороша, взял палку, пожал всем руки и скрылся в чаще. Его провожали теплые, полные надежды взгляды друзей.
* * *Моросил дождь. Туча шла из-за Сосницы навстречу Надводнюку. Местечко потонуло в ночной темноте. Только на холме, возле здания бывшей земской управы, мерцал одинокий фонарик. В темноте Дмитро набрел на выоницкий ветряк, черным привидением торчавший теперь на выгоне, и, сориентировавшись, свернул направо в узенькую улочку. Вросшие в землю, низенькие, крытые соломой домики местечка казались мрачными, нигде не было ни одного освещенного окна, не видно было ни живой души, даже собаки где-то попрятались.
«Словно в могиле», — подумал Надводнюк, выйдя на улицу. Теперь он шел осторожнее — в любую минуту мог ожидать нежелательной встречи. И здесь окна были закрыты ставнями. Люди жили в темноте, либо притворялись, что спят, хотя было еще не поздно. С крыш текли ручейки, стучал дождь по листьям тополей, росших почти у каждых ворот.
Вдруг из-под навеса от высокой стены отделилась фигура. Не успел Дмитро отскочить в темноту, как она перерезала ему дорогу.
— С-спра-ши-ваю, ку-да ты и-дешь и к-то б-будешь? — заикаясь, спросил подошедший. От него несло водочным перегаром. Надводнюк рассмотрел заломленную пирожком смушковую шапку, длинную чемерку и поверх нее поясок от сабли. Гайдамак волочил за собой винтовку и едва держался на ногах.
«Не было печали»… — сплюнул Дмитро и, изображая старика, прошамкал — Шел я к пану уездному старосте, да вот запоздал, ночь застигла… Я от общества поклониться и похлопотать…
— Э-это н-не м-мое дело!.. Ч-чего ночью х-ходишь? М-может ты п-партизан, на р-разведку п-пришел?.. А т-таких прик-каза-но в ш-штаб п-приводить! Д-док-кументы или б-бумажку от общества им-меешь? — гайдамак дернул винтовку и наклонился к лицу Дмитра. Почувствовав на себе взгляд пьяных мутных глаз и ощутив крепкий запах водки, Дмитро отвернулся. — T-ты не кр-рутись! Из т-таких т-только п-партизаны и б-бывают. Идем! — гайдамак потянул винтовку, стараясь стукнуть прикладом о землю. Винтовка его не слушалась. — Н-не п-пойдешь — с-стрелять буду!..
Надводнюк сделал несколько шагов вперед. Гайдамак двинулся вслед, волоча за собой винтовку. Он был из разговорчивых.
— Я г-говорю, м-может, ты п-партизан? T-ты к нашей, — он сделал ударение на слове «нашей» — земле п-протягивал р-руки? М-может, ты из т-тех, что в-в отряды с-собираются за С-семеновкой… Идут с-слухи: б-б-большевики т-там… Чего же ты м-молчишь? В ш-штабе з-заговоришь, когда ш-шомполы п-покажут.
«О большевиках говорит этот пьяный дурак! Семеновка недалеко…» — у Надводнюка от радости запрыгало сердце. Он всмотрелся в темноту и заметил под забором поломанную скамейку.
— Пан часовой, отдохнем немножко и покурим. Табачок у нас сеют неплохой.
Не ожидая согласия часового, Надводнюк первым присел. Гайдамак что-то пробормотал себе под нос и свалился на скамью рядом с Дмитром. Надводнюк долго искал махорку. Рука все время, как назло, натыкалась на рукоятку револьвера. Дмитро даже вытащил было его из кармана, но снова сунул обратно и подал гайдамаку кисет.
— Большевистского духа нигде и не слышно, а вы, пан, все о них вспоминаете. Такое множество войска повсюду, а вы о большевиках…
— Этт-о не т-твое д-дело! T-ты не с-слышал, а я с-слышал. Они и под С-сосницей н-недавно были. Н-намяли им н-немцы б-бока!
Дмитро от радости чуть не подскочил. «Свои вот тут, где-то близко! Связаться бы с ними, и тогда вы, пан, увидите, как мы намнем вам бока!» — и сжал кулаки.
— И много их было?
— К-кто т-ты т-такой, ч-что испрашиваешь? — удивился гайдамак, заклеивая слюной самокрутку. — Я т-тебя имею п-право с-спрашивать! П-подавай д-документ!
— Вот мой документ! — Надводнюк приставил к его виску револьвер.
Гайдамак выпустил из рук цыгарку и с перепугу смешно, по-жабьи, вытаращил глаза. Дмитро быстро отбросил ногой винтовку.
— Говорите, пан, тихо, чтобы нас не слышали. Какое количество людей было в большевистском отряде и куда он направился?
— М-м… н-н-не знаю…
— Жить хочешь?
— Х-хочу! Сто п-пятьдесят ч-человек… П-подались они на Семеновку!
— Почему его не преследовали?
— С-сгврятался в л-лесу, н-на границе с Р-россией.
— Сколько немцев в Соснице?
— П-п-полная р-рота.
— Гайдамаков?
— П-походная сотня…
— Где ближайший часовой?
— В-возле з-земской уп-правы.
— Ну с меня довольно! Теперь — руки назад, я их свяжу, и ты будешь лежать здесь до утра.
Гайдамак послушно заложил руки за спину. Надводнюк сорвал у него с плеч ремешок, на котором висела сабля, туго скрутил ему локти, заткнул рот кисетом, затем открыл калитку, втолкнул гайдамака во двор, винтовку бросил в колодец и вышел на улицу.
Дождь не утихал. Под ногами хлюпало. Далеко впереди мигал одинокий фонарик. До домика Михайла Воробьева было уже недалеко — минут пять ходьбы. Дмитро крался вдоль заборов, оглядываясь, ловя малейшие шорохи. Каждый домик, мимо которого он проходил, казался ему подозрительным и настороженным. Дмитро думал, что на перекрестке встретится с разъездом гайдамаков, но все обошлось благополучно. Дождь и густая темень были надежными помощниками. Возле квартиры Воробьева Дмитро еще раз посмотрел вокруг, перелез через забор, обошел сарай, прислушался и хотел уже было постучать в окно, но вдруг пришла в голову мысль: что будет, если тут на постое немцы или гайдамаки. Это возможно, ведь домик близко от центра. Тогда дело провалится. Рисковать тут нельзя было. Надводнюк вошел в сарай, нащупал над собой потолок чердака и полез наверх. На чердаке лежала прошлогодняя солома. Дмитро выгреб в соломе яму, залез в нее и прикрыл себя соломой. Здесь он быстро согрелся. Веки устало сомкнулись, задремал. Во сне видел Ульяну. Она стояла у него в ногах в подвенечном платье. На голове сиял венок из белых и розовых цветов. Она, счастливо улыбаясь, срывала лепестки и разбрасывала их над ним. Лепестки, словно снежинки, долго кружились в воздухе и падали ему на грудь, на лицо. Чувствуя их прикосновение, он шептал Ульяне: «Иди, ну, иди же!» Ее глаза звали. Дмитро поднялся и протянул к ней руки. Ульяна отошла и погрозила ему пальцем. Дмитро рванулся к ней. Искал руками вокруг себя, шуршал соломой, беззвучно звал Ульяну. Жены не было. Только тогда он понял, что это сон. Дмитро снова лег в солому, но заснуть уже не мог. Перед глазами всплыли дорогие лица родителей, замученных немцами, лицо Мишки, Ульяны, всегда приветливой и любящей. Думал о ней. Вспомнились ее всегда горячие ласки. Где она теперь?.. Пустили ли ее соседи в свою хату? Сразу в памяти возник Шульц — прилизанный, с сигарой и окровавленным шомполом. Дмитро, сцепив зубы, застонал. «Подожди! Мы, все покалеченные тобой, скоро объединимся и так ударим, что тебе места на земле не будет! Только бы узнать у Воробьева, где наши собираются»…
