Галина Аудерская - Королева Бона. Дракон в гербе
И уже через минуту она ступала по тропе посреди полусожженного селения, действительно крайне убогого. Рядом с нею шагал Август, а также перепуганный «бурмистр», а за ними семенили придворные. Постепенно они дошли до окраины опустевшей, почти безлюдной деревушки и остановились на обрывистом берегу. Вид отсюда был величественный, за голубым простором воды чернела узкая полоска леса.
— Красиво здесь, — сказала Бона, глядя вдаль. — Значит, сказываете, ваше селение постоянно грабят и жгут татары? Что это за река?
— Буг, — ответствовал «бурмистр».
— А как называется селение?
— Ров, всемилостивая госпожа.
— Ров, — рассмеялась она. — В ров каждый влезет, даже корова. Построим здесь крепость.
Место на холме, словно создано для обороны. Запишите, синьор Алифио. Бастионы, за крепость.
Через год-другой приеду посмотреть, что и как будет сделано. Этот пейзаж мне так напоминает Италию.
— А это всего лишь ров, — буркнул канцлер.
— Нет! — возразила она. — Поскольку укрепление сего града я беру на себя, желая потомству память о себе оставить, изменю и название. С этого момента будет здесь город и крепость… скажем, Бар.
— Не Бари? — вырвалось у Паппакоды.
— Бари? Бари — один на свете, — пожурила она его. — Единственный, самый красивый… далекий. А тут будет Бар. Вместе с Кременцом станем сдерживать нападения турок и татар.
Запишите еще: заложенные на реке селения должны иметь пристани для сплава товаров, земледельческих и лесных. Каждый седьмой день — базарный. Пошлины под моим контролем.
Мостовой, дорожный и торговый сбор. Купцы за каждый воз соли заплатят… скажем… подумаю, сколько. Одно вы должны знать: по воле короля я беру в аренду таможни в Литве и на Волыни.
Все до единой.
— А кто станет во главе таможен? — спросил кто-то из местных.
— Бургомистры. Следовательно, и вы, с сегодняшнего дня назначенный мною бургомистром города Бар, станете во главе таможни. Каждые полгода будете представлять моему под-скарбию реестры, счета и деньги.
Вновь назначенный бургомистр переполошился.
— Но селения тут сожжены, люди уведены в ясырь…
— Знаю. Поэтому будем заселять пустынные места. А также прореживать пущи на берегах судоходных рек. Хочу, чтоб тут были цветущие грады и веси.
Бургомистр пытался обороняться, что-то объяснять.
— Волости все здесь в руках вельможей. Кто из них захочет меня слушать?
Однако она и тут не узрела никаких трудностей.
— Волости выкупим. Сколько захотят, к примеру, Се-машки за луцкие угодья? Как мыслите, синьор Алифио?
— Много, — отвечал он. — Самое малое пятьсот гривен.
— Дадим четыреста пятьдесят. Окупится. Впредь и судоустройство городское будет в наших руках.
Разбоям и грабежам на дорогах придет конец! Разбойников и воров надобно карать без пощады.
— До сих пор с ними боролись старосты. Как же справлюсь со всем этим я? Я один? — пришел в ужас вновь испеченный бургомистр.
— Удивляете вы меня, пан бургомистр, — ответила Бона. — А каково же мне, вот уже многие месяцы, колесить здесь, вдоль и поперек? И вникать во все? Мне одной? Но, впрочем… Надобно будет и в староствах навести порядок…
Король вместе с королевнами Ядвигой и Изабеллой приехал в Вильну только в июне тысяча пятьсот тридцать третьего года, он показался Боне сильно постаревшим, даже не столь спокойным и сдержанным, сколь вялым, безвольным, охотно поддающимся на уговоры советников. Встретил ее он, однако, очень сердечно. Он восхищался Августом, который за этот год возмужал, загорел и научился превосходно ездить верхом, а одновременно добродушно подсмеивался над Изабеллой — она так скучала по брату и так завидовала его путешествию по Литве, что он был вынужден уступить ее просьбе и взять с собой обеих старших дочерей.
Уже через несколько дней после встречи почти всей семьи в Виленском замке Сигизмунд во время ужина с супругой и ее канцлером заявил:
— Едва прибыл в Литву, не могу отбиться от жалоб.
— Такой страх напал на вельмож? — заинтересовалась Бона.
— Они удивлены — к чему такая спешка? Я сам когда-то начал свое правление с попытки возвратить королевские земли. Но вы?
— Что же я?
— То, что не свершило государство за десятилетие, вы хотите сделать за год? За два? — спросил он со всей серьезностью.
— А как же иначе? — удивилась она. — Вы прекратили выкуп королевских владений, потому что ваша казна пуста. Но у меня довольно своего золота. И я хочу видеть плоды хозяйствования на собственных землях уже сейчас. Сейчас. Нельзя откладывать, магнаты могут подделать бумаги. Разве не так? — обратилась она к Алифио.
— Могут, — согласился тот.
— Многие из них владеют королевскими землями с давних пор. А документов никаких не имеют, — заметил Сигизмунд.
— У кого их нет, — заявила Бона, — тот владеет землями незаконно. Нет, я не уступлю! Синьор Алифио, пригласите всех для предъявления грамот и пожалований. Первый просмотр, как я уже говорила, состоится через месяц.
— Все магнаты литовские будут против вас, — предостерег король.
— А на что мне они теперь? — презрительно ответила Бона. — Август уже великий князь и король. Если и обидятся — не велика беда…
Однако это была не просто обида: вельможи и бояре, занимавшие высокие должности, всполошились не на шутку. Выходит, поместья и земли, которые по милости прежних королей они привыкли считать своими, детям и внукам своим передавали, следовало вернуть или же, предъявив жалованные грамоты на владение с печатью и подписью вавельскои канцелярии, согласиться на выкуп. И этот дьявольский план намеревалась осуществить она, проклятая итальянка из-под знака дракона, родная мать их великого князя.
Через месяц в канцелярии Алифио собрались шляхтичи, люди незнатные, но с гонором. Перед появлением Алифио они рядили да судили, как бы уклониться и обойти распоряжение королевы.
Каждый из них, правда, рассуждал по-своему.
— Я туда не ходок! — говорил один.
— И я. Такой шум подыму… — вторил ему басом другой.
— Да эти земли я от отца унаследовал! Какие еще пожалования? Чьи? — возмущался третий.
— Именье татары разграбили и сожгли. Откуда взять грамоты? — негодовал шляхтич с Волыни.
— А я, стало быть, плыву на лодке. Везу бумаги. А тут вихрь поднялся! Волна обрушилась. За ней — другая. Насилу рыбак из воды вытащил, а то бы утонул. В глазах темно и буль, буль, буль… — разглагольствовал полещук.
— Но все-таки вытащил? С бумагами? — заинтересовался литвин.
— Где там! Бумаги сожрала щука. Зубастая была. Перемолола все до одной.
— Да неужто щука? — недоверчиво переспросил волынянин.
— А ты чего? Я же не говорил: «Неужто татары?» — рассердился задетый за живое полещук.
— Да перестаньте вы! Завтра додеретесь. Сейчас надобно пошевелить мозгами, чем бы отвратить от нас внимание королевы.
— Чем? Известное дело… Угодьями магнатов. Мы — бояре бедные, но вот возьмем Радзивиллов. Тыкоцин ихний, верно?
— Ну, верно.
— И Гонёндз у них. Однако же каждый ведает: между этими землями должна быть пихтовая пуща. Не Радзивиллова, а великокняжеская, Кнышинская. И что же мы видим?
— И то правда, нет никакого клина. Куда ни поглядишь, всюду Радзивиллы.
— Вот с этим мы к ней и пожалуем. Была Кнышинская пуща — и нет ее.
— Ну и потеха! Потерялся такой кусок земли! И кто же его отыскал? Мы! Это стоит подороже той бумаги, которую карп слопал.
— Не карп, а щука, — поправил полещук.
— Да неужто щука? — подтрунивал литвин.
В эту минуту вошел Алифио, положив конец спорам:
— Ее королевское величество ждет вас. Каждого по отдельности. С бумагами на право владения.
— Нам бы всем вместе… Бумаги у нас такие, что лучше и не надобно. Но — общие. Знаете ли вы, ваша милость, в чьих руках Кнышин и Кнышинская пуща? — начал литвин.
— Пуща? Нет, не знаю, — признал канцлер.
— А мы знаем. И засвидетельствуем! Каждый в отдельности и все вместе. Все! Великокняжеская она. Вот те крест!
— Значит, королевская. Это я первый заметил! — перебил литвина сосед.
Канцлеру королевы хорошо был известен принцип. Поэтому, вполне оценив весомость этих высказываний, он позволил всем четверым предстать пред очами всемилостивой государыни.
Было раннее утро, и над Вильной еще не рассеялся туман, когда на грядках возделанного еще год назад по велению Боны огорода появились какие-то люди. Несколько женщин, склонившись над грядками, вырывали фенхель, савойскую капусту, петрушку и сельдерей. Они складывали зелень в принесенные сумки и корзины, тащили добычу в передниках. После их нашествия в огороде осталось немногое: поломанные колышки, истоптанная земля да кое-где жалкие пучки зелени.
