Серо Ханзадян - Царица Армянская
— Да что я, бог, что ли, государь мой?
— А кто же еще? — воскликнул Каранни. — Мой бог теперь ты со своею
жвачкой! Женщин себе присмотрел из пленниц?..
— Ну, — помялся Каш Бихуни, — как тебе сказать, божественный. Эти
стервы-пленницы сами напрашиваются в постель. А у меня, ты ведь знаешь,
постели нет, не люблю я это.
И они опять всласть закатились смехом.
Каш Бихуни приказал своим телохранителям привести пленного властителя
Верхней провинции хеттов, военачальников и жрецов.
— А что же ты не представляешь мне их жен и дочерей, старый волк? —
спросил Каранни. — Или, может, у них не было ни жен, ни дочерей?
— Было, божественный. У каждого по пятьдесят — шестьдесят жен. Но я
раздал их всех нашим воинам.
Пленный властитель-хетт и его люди покорно распростерлись на земле.
Но Каранни, не взглянув на них, без слов, только жестом дал понять, что
пленников надо уничтожить.
— И властителя тоже? — спросил Каш Бихуни.
— Его первым.
Лагерь был раскинут чуть южнее реки Альюс, в низинной долине. И хоть
стояла уже поздняя осень, было еще тепло. Удачная вылазка Каш Бихуни и его
войска воодушевила всех. С утра до вечера шли учения и подготовка к новым
наступлениям. Холили и откармливали коней, не забывали и про воинов — тоже
кормили изрядно.
Как-то вечером Каш Бихуни доложил престолонаследнику, что Мурсилис
выслал посольство.
Каранни помрачнел и жестко отрезал:
— Я не приму их!
Каш Бихуни кашлянул в кулак и добавил:
— Посольство поначалу прибыло к твоему отцу, богоравному царю Уганне.
А царь объявил им: «Страна моя сейчас под властью мудрого и отважного сына
моего Каранни, отправляйтесь к нему».
Каш Бихуни долго уговаривал царевича, пока тот наконец согласился
принять людей Мурсилиса. Согласился только потому, что не хотел обидеть
своего полководца, вырвавшего у врага такую победу. Победителю нельзя
отказать.
Каранни велел построить неподалеку от его шатра все войско: и пеших,
и конников, и тех, что на колесницах. И пленников приказал согнать туда
же. Пусть все будет на виду.
Послов провели перед строем. Пленные хетты, едва завидев знамя своего
царя в руках у соплеменников, заголосили-застенали, осыпая проклятиями
Мурсилиса за то, что бездумным нападением на Нерик он развязал новую войну
с армянами, пленил их царицу, а им вот теперь, безвинным, предстоит
расплачиваться за это своими жизнями.
— Да покарают боги и изведут весь род Мурсилиса!..
— Это вы, бесчеловечные правители, обрекли нас на гибель! Будьте
прокляты!
Пленные кричали все разом. А послы торопливо пробирались к шатру
престолонаследника.
Каранни, однако, не принял послов. Ни в этот день, ни ночью. Те
безропотно ждали близ шатра, под солнцем и ветром. Приставленный к ним
Арбок Перч приказал не разрешать послам садиться, поить велел только
речной водой из опоганенных сосудов...
Минувшей ночью Арбок Перч передал Нуар лоскут белого шелка.
— Это мне вручил жрец, сопровождающий хеттское посольство, — сказал
он. — Записка от царицы. Отдай Каранни...
Нуар взяла лоскут и примирительно проговорила:
— Не сердись, Арбок Перч. У меня нет перед тобой вины. Из нас ведь
никто не принадлежит сам себе.
— Ты выполни порученное, дочь Миная! — сурово отрезал Арбок Перч. — И
скажи царевичу, что доставивший записку ждет вознаграждения.
— И однако...
— Кончай об этом. Поспеши к престолонаследнику и возвращайся с
ответом. Я жду.
Нуар направилась в шатер. Арбок Перчу показалось, что она явно
медлила, может, хотела что-то еще сказать?..
Утром Каш Бихуни и Арбок Перч проводили послов Мурсилиса в шатер
престолонаследника. Кроме военачальников там присутствовала еще и Нуар,
сияющая, царственно нарядная. В огромных черных очах ее играл отсвет
солнечного луча, падающего в шатер через отверстие в куполе.
И опять Каранни не пожелал видеть послов. Мысли его были заняты
другим. «Почему Мурсилис не освободил Мари-Луйс и не препроводил ее сюда?
Держит у себя заложницей?.. Хочет, чтобы я стал просить о ее освобождении,
а он тогда потребует отвести мои войска с завоеванных хеттских земель?..»
Злило царевича и то, что Мурсилис направил послов прежде в Куммаху.
Хорошо, что отец волею богов не принял их и тем дал понять, что фактически
страною правит его сын... Ясно одно: посылая послов для переговоров,
Мурсилис старается оттянуть время и собрать все свои силы.
Послы были обижены и растерянны. Их упорно не желали принять, не
разрешили переодеться с дороги, привести себя в порядок...
В складках хитона у Каранни, словно огнем обжигая, лежала записка
Мари-Луйс. «Не слушай вора Мурсилиса, супруг мой! — писала она. — Выстави
вон его послов, чтобы и духу ихнего не было у тебя в шатре! Не соглашайся
ни на какие условия!»
Он потрогал шелковый лоскут, на котором все это было начертано. Боги,
это ведь писала она, его жена! Хранят ли ее пальцы прежнее тепло и
нежность?.. Но, вдруг очнувшись, Каранни почувствовал, что в ладони у него
рука Нуар. С тем самым теплом и нежностью, какая помнится из былой
близости с Мари-Луйс.
Нуар незаметно высвободила руку, посмотрела на распростертых у входа
в шатер хеттских послов и подумала: «Видит ли он меня?» А Каранни опять
предался своим раздумьям. Почему? Почему Мурсилис не освободил Мари-Луйс?
Кого он удерживает? Его жену или царицу армянскую?..
Он жестом приказал, чтобы старший из послов положил к его ногам
грамоту Мурсилиса. Посол приложился губами к посланию и исполнил повеление
престолонаследника.
Каранни вздрогнул. Ему вдруг отчетливо привиделась Мари-Луйс вся в
черном.
— Раздави таблички, Нуар! — воскликнул он.
Армянские военачальники удивились, не могли понять, что с царевичем,
что он задумал. Каш Бихуни, как всегда в таких случаях, кинул в рот бобы.
Арбок Перч замер, опустясь на колени, и про себя подумал: «Недолог час
объявят Нуар царицей, и придется еще ноги ей лобызать!» Но тут же отметил,
что приятно видеть, как она своими золочеными сандалиями крошит
Мурсилисову грамоту.
— Лживы все писания Мурсилиса, все его заверения, просьбы! — сказал
Каранни. — И потому я не желаю ни читать, ни слышать бредни этого
коварного ублюдка. Пусть идет на нас войной. Я готов сразиться с ним!
Он обнял Нуар за плечи и удалился с ней на другую половину шатра.
Военачальники затаили в себе вздохи удивления. Каш Бихуни после минутного
замешательства улыбнулся про себя и велел Арбок Перчу вывести хеттских
послов.
* * *
Армянское войско продолжало продвижение в глубь северных провинций
царства хеттов. И сопротивления почти не встречало.
В страхе перед не виданными ранее воинами на конях хетты в панике
разбегались кто куда. А местные жители, покидая свои дома, поспешно
уходили в пустыню в поисках укрытия и спасения. И войска Каранни не
очень-то их преследовали, понимали, что голод и жажда вскоре погонят
беглецов обратно.
Тем временем открывался путь в самое сердце страны хеттов. Там зимы,
можно считать, не бывало совсем. Тепло, обилие кормов для коней и всей
живности, что следовала в обозе за войском, — будущий провиант для людей.
Арцахская конница всюду, куда бы они ни ступила, наводила ужас.
Отдельные ее части иной раз пропадали днями, а потом вдруг возвращались,
пригоняя бесчисленное количество пленников, отары овец. Добывали и много
съестного припаса.
Вскоре подошли к одному из крупнейших городов царства Хеттского, к
Каннувару. Еще и боевого сигнала не протрубили, а властитель города, его
жрецы и военачальники уже явились к царевичу Каранни с изъявлением
покорности.
Престолонаследник приказал своим приближенным принять их с честью и
представить ему. А когда те вошли, не позволил властителю пасть на колени.
И тот, надо сказать, сразу воспрянул духом.
— О, ты милосерден, наследник армянского престола! — сказал он. — И
