Бернард Корнуэлл - Бледный всадник

— Можешь, но знаешь, что будет тогда, — улыбнулся я. — Многие из ваших умрут, прежде чем умрем мы, и наши тени вернутся, чтобы убивать ваших женщин и заставлять вопить от ужаса ваших детей. Ты разве не слышал, что среди нас есть колдунья? Или ты думаешь, что ваше оружие способно победить магию?

Никто из них не двинулся с места.

— У меня есть серебро, — сказал Хасвольд.

— Мне не нужно серебра, — ответил я. — Что мне нужно — так это мост и укрепления. — Я повернулся и показал на холм, стоящий за рекой: — Как называется тот холм?

— У него нет названия, — пожал плечами староста. — Просто холм.

— Там надо поставить укрепление с бревенчатыми стенами, бревенчатыми воротами и башней, с которой была бы видна большая часть реки. А потом мне понадобится соорудить мост, ведущий к этим укреплениям, — настолько прочный, чтобы он мог остановить корабли.

— Ты хочешь остановить корабли? — спросил Хасвольд. Он почесал в паху и покачал головой: — Но там нельзя построить мост.

— Почему?

— Слишком глубоко.

Вероятно, он говорил правду: даже сейчас, когда была низшая точка отлива, Педредан все равно оставался полноводным и гордо тек меж берегов и грязевых отмелей.

— Но я могу запрудить реку, — продолжал Хасвольд, все еще не сводя глаз с Исеулт.

— Запруди, — сказал я, — и построй мост.

— Отдай мне эту женщину, и у тебя будет все, что ты хочешь, — пообещал Хасвольд.

— Сделай то, чего хочу я, и забирай ее на здоровье, — ответил я. — А в придачу я могу отдать тебе ее сестер, родных и двоюродных. Всего их двенадцать.

Сластолюбец Хасвольд осушил бы все болото и построил новый Иерусалим, чтобы получить дюжину юных красавиц. Подгоняемый похотью, он страшно торопился, и это меня устраивало: я никогда еще не видел, чтобы какая — нибудь работа делалась так быстро.

Через несколько дней все было готово. Сперва староста запрудил реку, проделав это весьма хитроумно: с помощью плавающего заграждения из бревен и перепутавшихся ветками упавших деревьев; все это было связано вместе веревками из козлиных шкур. Корабельная команда рано или поздно смогла бы разобрать это сооружение, но не станут же датчане этим заниматься, когда в них будут стрелять из луков и метать копья из форта на холме. Форт имел деревянный палисад, его окружал заполненный водой ров, и над всем этим возвышалась шаткая башня из стволов ольхи, связанных кожаными веревками.

Работа была выполнена грубо, но стена получилась достаточно прочной, и я уже начал опасаться, что маленький форт будет закончен прежде, чем появится достаточно восточных саксов, чтобы составить из них тамошний гарнизон. Но три священника сделали свое дело, и воины продолжали прибывать, поэтому я послал десяток из них на Этелингаэг, велев закончить строительство укреплений.

Когда работа была сделана — или почти сделана, — я снова взял Исеулт на Этелингаэг, одев так же, как раньше, только на этот раз под драгоценным мехом на ней было платье из оленьих шкур. Я поставил юную красавицу посреди деревни и сказал, что Хасвольд может ее забрать. Староста осторожно посмотрел на меня, потом — на нее.

— Она моя?

— Целиком и полностью, — ответил я и шагнул назад.

— Агде ее сестры? — жадно спросил он. — Родные и двоюродные?

— Их я приведу завтра.

Он поманил Исеулт к своей хижине:

— Пойдем.

— В ее стране, — сказал я, — существует обычай. Это касается мужчин, которые ведут женщин в свою постель.

Он вопросительно уставился на прекрасное лицо темноглазой Исеулт, облаченной в толстый серебристый плащ.

Я сделал еще шаг назад, словно собирался уйти, и староста рванулся вперед, потянулся к молодой женщине, но тут Исеулт выпростала руки из-под толстого мехового плаща, и в одной из них блеснуло Осиное Жало. Исеулт полоснула клинком по животу Хасвольда, а потом с криком, полным ужаса и удивления, рванула клинок вверх. Я увидел, что она заколебалась, поняв, сколько нужно сил, чтобы проткнуть живот человека, да к тому же явно потрясенная тем, что наделала. Потом сжала зубы и сильно рванула клинок, разделав старосту, как карпа. Он издал странный мяукающий вопль, отшатнувшись под ее мстительным взглядом. Внутренности старика выплеснулись в грязь, а я оказался рядом с Исеулт, держа в руке обнаженный Вздох Змея.

Исеулт задыхалась и вся дрожала. Она сама хотела разделаться с Хасвольдом, но я сомневался, что впредь она когда-нибудь сможет убить человека.

— А ведь вас по-хорошему просили сражаться за вашего короля! — прорычал я жителям деревни.

Хасвольд лежал на земле, дергаясь в конвульсиях, кровь пропитала его одежду из шкур выдры. Он снова издал странный мяукающий крик, пытаясь провести грязной рукой по своим вываливающимся внутренностям.

— За вашего короля! — повторил я. — Да сражаться за него — это долг каждого из вас. Наш общий враг — датчане, и если вы откажетесь с ними сражаться, тогда вам придется сражаться со мной!

Исеулт все еще стояла рядом с Хасвольдом, который дергался, как умирающая рыба.

Я оттеснил ее и воткнул Вздох Змея в горло старосты.

— Отрежь ему голову, — сказала она.

— Зачем?

— Это очень сильная магия.

Мы поместили голову Хасвольда на стену форта, лицом в сторону датчан. Со временем там появились еще восемь голов: то были сторонники Хасвольда, их убили жители деревни, которые рады были от них избавиться. Но головы Эофера, лучника, среди этих трофеев не оказалось.

Как выяснилось, этот верзила был дурачком и не умел говорить, мог только хрюкать и временами издавать воющие звуки. Его смог бы повести за собой даже ребенок, но при этом недоумок обладал необыкновенной силой и прекрасно стрелял из лука: Эофер был способен уложить взрослого кабана за сотню шагов. Кстати, именно так и переводилось его имя: «кабан».

Я оставил Леофрика командовать гарнизоном Этелингаэга и вернулся вместе с Исеулт в деревню, где мы жили. Моя подруга была молчалива, и я подумал, что она погружена в печаль, но потом она вдруг рассмеялась.

— Смотри! — указала Исеулт на тусклую липкую кровь мертвеца на меховом плаще Эльсвит.

Она все еще сжимала в руке Осиное Жало. То был мой короткий меч, так называемый сакс — страшное оружие в ближнем бою, когда люди стоят так тесно, что нет места размахнуться длинным мечом или топором.

Исеулт сполоснула лезвие, а потом оттерла остатки крови подолом мехового плаща Эльсвит.

— А это трудней, чем я думала, — сказала она, — убить человека.

— Для этого нужна сила.

— Зато теперь я получила его душу.

— Так вот почему ты так поступила?

— Чтобы дать жизнь, ты должен отобрать ее у кого-то другого, — заявила она и отдала мне Осиное Жало.

Когда мы вернулись, Альфред брился. Он отпустил бороду, но не ради маскировки, а потому что слишком пал духом, чтобы заботиться о своей внешности. Однако когда мы с Исеулт подошли к его убежищу, он стоял голым по пояс перед большим деревянным корытом с теплой водой. Я заметил, как сильно исхудал наш король. Он умылся, расчесал волосы и теперь выскабливал щетину старым лезвием, одолженным у местного жителя. Его дочь Этельфлэд держала кусок серебра, служивший Альфреду зеркалом.

— Я чувствую себя лучше, — серьезно сообщил он мне.

— Вот и хорошо, мой господин, — ответил я. — И я тоже.

— Значит ли это, что ты кого-то убил?

— Она убила. — Я мотнул головой в сторону Исеулт.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Моя жена, — сказал Альфред, окунув бритву в воду, — спрашивала, на самом ли деле Исеулт — королева.

— На самом деле. Но этот титул не много значит в Корнуолуме. Она была королевой навозной кучи.

— И она язычница?

— Вообще-то Корнуолум был христианским королевством. Разве брат Ассер тебе об этом не говорил?

— Он сказал, что тамошние жители были плохими христианами.

— Я думаю, судить об этом следует только Богу.

— Хорошо, Утред, не будем спорить!

Король махнул в мою сторону бритвой, потом наклонился к серебряному зеркалу и выбрил верхнюю губу. После чего поинтересовался:

— А Исеулт умеет предсказывать будущее?

— Умеет.

Несколько минут король молча брился, а его дочурка с интересом рассматривала Исеулт.

— Тогда спроси у нее, — велел мне Альфред, — буду ли я снова королем Уэссекса.

— Вы будете королем, — к моему удивлению, произнесла Исеулт абсолютно равнодушно.

Альфред уставился на нее:

— Моя жена считает, что теперь, когда Эдуарду стало лучше, мы можем поискать корабль и отправиться во Франкию, а может быть, даже в Рим. В Риме есть община саксов. — Он выскоблил бритвой подбородок. — Там нас радушно примут.

— Датчане будут побеждены, — по-прежнему без выражения произнесла Исеулт, однако в ее голосе не было и тени сомнения.