Тысяча кораблей - Натали Хейнс
Надеюсь, ты не лишился всех кораблей, кроме своего, как пел старик сказитель. Будь уверен, в ту ночь я не позволила ему почивать на удобном ложе. Он ел черствый хлеб и спал на твердом камне. На следующий вечер он спел милое продолжение своей истории, где тебя благополучно выбросило на какой-то берег. Было ясно, что эту новую песнь он сочинил, чтобы успокоить меня. Не вышло.
Я позабыла название той тихой гавани, о которой сказитель пел во второй вечер. Странное такое слово, но я обязательно вспомню. В первую же ночь на тебя якобы напали очередные великаны. Сначала циклопы, пел он, потом, после твоего дерзкого побега, — лестригоны. Мы слыхом не слыхивали об этих исполинах, но певец уверял, что это племя великанов-людоедов. Я спросила, чем они отличаются от циклопов, поскольку Полифем (так зовут ослепленного тобою циклопа, Одиссей, раз уж ты сам не потрудился узнать у него имя) тоже намеревался съесть тебя и твоих людей. Сказитель не дал ответа, если не считать дурацкой полустрочки о количестве глаз у лестригонов. Неудивительно, что мне трудно верить россказням этих бродяг.
Ведь в самом деле, сколько великанов-людоедов может повстречать один несчастный грек во время плавания в открытом море? Даже я, как никто знающая твое умение создавать проблемы на ровном месте, считаю, что в твоем случае, пожалуй, достаточно и одного людоедского племени. Но если ты не встречался с лестригонами, не лишился спутников, не потерял все корабли, кроме своего, то как ответить на вопрос, который мучает меня ежедневно с утра до ночи: где ты?
Все сказители повествуют о храбрости героев и величии твоих подвигов: это то немногое из повести о тебе, в чем все они сходятся. Но никто не поет о мужестве, которое потребовалось оставшимся дома. Наверное, легко забыть о покинутой родине, когда тебя бросает из огня да в полымя. Вечно совершать немыслимый выбор, хвататься за любую возможность, идти на риск! Представляю, как бежит в таких обстоятельствах время. Я же в нашем доме проводила дни без тебя и наблюдала, как Телемах превратился из младенца сначала в маленького мальчика, а теперь в красивого юношу, пока я гадала, увидит ли он когда-нибудь своего отца. Для такой жизни тоже требуется героизм. Ожидание — самая жестокая пытка, которую мне приходилось терпеть. Оно сравнимо с тяжелой утратой, но без уверенности в оной. Думаю, если бы ты знал, какую боль это мне причиняет, ты бы разрыдался. Ты всегда был склонен к сентиментальности.
Ах, я вспомнила название тихой гавани! Эея. Интересно, где это место и существует ли оно вообще. Видимо, у сказителя истощился запас великанов-людоедов, и он сочинил еще более диковинную историю о том, что случилось с тобой на Эее. После того как лестригоны забросали вас камнями и большая часть твоих людей утонула, оставшиеся в живых уплыли на всех парусах, а затем высадились на первом встретившемся острове. Потерять столько кораблей, Одиссей! Столько людей! Я цепляюсь за надежду, что сказитель переврал вашу историю. Иначе как ты объявишь всем этим отцам и матерям, женам и сестрам, что их мужчины уцелели в войне Агамемнона, но не выжили, возвращаясь домой с Одиссеем? Как я буду смотреть им в лицо после таких ужасных вестей?
Но если это правда и бо́льшая часть твоих спутников действительно погибла, я вполне могу поверить в дальнейшие события, изложенные поэтом. Ты приказал своим людям ждать у корабля, пока ты будешь исследовать остров. После всего пережитого ты не стал подвергать опасности последних товарищей, а принял риск на себя. Такой уж ты человек. Итак, ты отправился в глубь острова, прихватив копье (ты ведь всегда так гордился своим острым зрением и меткой рукой), чтобы попытаться найти пищу. Ты осмотрел густые заросли, отметив про себя, что никогда не видел столь плодородной почвы так близко к побережью. Словно остров волшебный. Как только ты мысленно произнес последнее слово, тебя пробрала дрожь, но ты сказал себе, что виноват прохладный морской ветер. Ты поднялся по крутым дюнам и вскоре понял, что вы пришвартовались у высокого берега, густо поросшего, как выяснилось, огромными соснами. Оказалось, что дальше земля идет под уклон. Тебе пришлось дважды приглядеться, чтобы удостовериться, но в конце концов ты убедился: где-то впереди, меж деревьев, поднимается дымок. Сердцебиение участилось при воспоминании об опасных островах, где вы недавно надеялись найти помощь. Ты не хотел испытывать судьбу и обследовать центр острова без насущной необходимости.
А поскольку ты, мой муж, умен, хитер и, главное, удачлив, необходимость и не возникла. Потому что в ту самую минуту из подлеска прямо на тебя вышел громадный олень с большими ветвистыми рогами и горделивой шеей. Ты едва успел войти в лес — и добыча сама попалась тебе в руки. Ты еще не видел оленя, но твой острый слух уже различал его шаги: ты очутился прямо возле источника, куда зверь пришел напиться в жаркий день.
Когда сказитель пел, я видела все это будто въяве. Каждое мгновение. Ты, не помешкав, потянулся за копьем с бронзовым наконечником и метнул орудие. Острие пронзило шею животного, и оно рухнуло на колени у воды. Ты поспешил вниз по колкой каменистой почве, а когда добрался до добычи, то понял, что глаза тебя обманули. Олень был гораздо больше, чем казалось сверху. Ты едва мог поднять этакую тушу, но ни за что не бросил бы добычу. Ты выдернул копье из тела, и животное испустило последний вздох.
Затем ты срубил лианы, вьющиеся по земле, и связал ими ноги оленя. Ты не смог нести его на плече, и тебе пришлось перекинуть его через шею, чтобы устоять под его весом. Используя для равновесия копье вместо посоха, ты, шатаясь, побрел обратно, держа курс на изогнутый нос своего корабля.
В ту ночь ты и твои люди угощались жареной олениной и сладким вином, а потом заснули на берегу, грезя о чудесах, которые найдете в глубине острова. На следующее утро ты решил, что
