Филип Казан - Аппетит
Люди Барони рассредоточивались поперек улицы, между мной и палаццо Альбицци. Корсо Маручелли ухмылялся, высоко подняв меч над головой. Краем глаза я заметил, как маленький полуголый мальчишка пляшет перед толпой, надев мою белую шляпу. Вдруг мой конь испуганно заржал и прянул вперед. Я слетел почти до хвоста, но Фортуна запутала мою руку в поводьях, и я умудрился вскарабкаться обратно. Какой-то человек схватил коня за уздечку и бежал во весь опор на толпу, которая вопила в ужасе или восторге, а в последний момент расступилась. Человек обернулся на меня.
– Арриго! – воскликнул я.
– Что ты творишь, безумец? – крикнул он в ответ.
Мы пробирались сквозь толпу. Арриго замедлил шаг, повернулся. Внезапно он оказался передо мной на лошади и вырвал поводья из моих онемевших пальцев.
– Держись! – крикнул он.
Конь снова рванулся вперед. Люди брызнули с нашего пути. Дома пролетали мимо, мы повернули за угол, проскакали по внезапно знакомому пространству Пьяцца Санта-Кроче. Мы не останавливались, пока не углубились в квартал красильщиков по Виа де Мальконтенти, по которой осужденных ведут к виселице.
Там много открытых мест: полей, садов и клочков пустырей между убогими домишками красильщиков и их мастерскими. Арриго остановил белого коня. Я соскользнул на землю. Мои ноги, одна красная, другая белая, погрузились в бледно-голубой поток пахнущей мочой воды, вытекающий из ближайших красилен. Арриго привязал коня к сломанной стойке ворот и оставил стоять на пятачке пятнистой грязи. Конь выглядел удрученным донельзя. Бедное животное, без сомнения, никогда еще так не унижали в его полной баловства жизни.
– Что ты натворил? – спросил Арриго.
Он взял меня за плечи и встряхнул, не сказать чтобы мягко.
– Это был не мессер Лоренцо, – промямлил я.
– Что? О чем это ты говоришь?
– В шлеме. Это был не он.
– Лоренцо де Медичи? Почему это должен был быть он? Нино, ты что, умом повредился? Почему ты вырядился в эту нелепую одежду? Как ты смог ее себе позволить? А Альбицци…
– Я был Парисом, – сказал я, чувствуя себя так, будто мне на голову льют холодную воду. – Я был Парисом. А Тессина Еленой. Он сказал, что Барони хочет разорвать помолвку. Он сказал, я всем окажу услугу.
– Кто? Кто болтал всю эту чушь?
– Лоренцо де Медичи! После пира Барони…
– Я слышал об этом.
– Погоди. Арриго, разве ты не должен быть в Прато?
– Я вернулся вчера вечером. Забежал повидаться с тобой, но твой отец сказал, что тебя не было два или три дня. Я как раз от тебя шел, когда увидел толпу, бегущую по Виа де Рустичи. Я подумал: «Там же дом Альбицци». Решил, что там, наверное, пожар – так народ шумел. Но нет, это оказался ты на белой лошади, разряженный, как… как королевский педик, честно сказать.
– Арриго, я все испортил.
– Это уж точно. Но расскажи мне, что случилось.
Так я и сделал: с обручального пира… нет, мне пришлось начать раньше, с Тессины в студии Росселли, а потом уже перейти к тому, что случилось дальше. Затем пир, затем мессер Лоренцо в дворцовом саду, Кафаджоло, рыцари во дворе, герольды, солдаты, знамена…
– О Господи, дружище! – Арриго начал горько хохотать. – Нино, тебя же разыграли! Ты разве не понял? Лоренцо устроил тебе изрядный розыгрыш.
– Но почему? Зачем ему такое делать?
– Потому что он правитель города, а ты повар с чудны́ми завиральными идеями. Повар, который думает, будто может претендовать на невесту следующего гонфалоньера. Не знаю я! Потому что ты болтал о Платоне с умнейшим человеком в Италии. А в основном, надо думать, поскольку он знал: ты пойдешь прямо в ловушку. Достоинство, Нино. Ты что, совсем не думал? Ты нарушил все до единого правила virtù.
– Теперь я понимаю… Ох, Господи Иисусе! Меня же могли убить!
– О, тебя непременно должны были убить. Полагаю, им просто не повезло. Такое вот невезенье. Лоренцо, наверное, рассчитывал унизить Барони, а ты выступал в качестве жертвенного агнца.
Арриго пнул камень, и тот улетел в бурьян. Конь вздрогнул, закатывая глаза.
– Я бы сказал, что его розыгрыш не удался: забыли предупредить Бартоло, – продолжал Арриго. – Или, может быть, так все и задумывалось. Как бы там ни было, ты уезжаешь из Флоренции прямо сейчас. Твоя жизнь нынче стоит не больше вздоха дубильщика.
– Мессер Лоренцо меня защитит! – запротестовал я.
И в тот же миг, как эти слова слетели с моих губ, я понял, каким дураком был. Каким слепым дураком! Я даже не услышал, как Фортуна взмахнула мечом над моей шеей. И из всех великих розыгрышей, которые мы разбирали, я не вынес ничего. Вместо этого я сделался идеальной жертвой: заносчивым невежей, слепым к собственным промахам, пренебрегающим законами приличия, общества, достоинства. И я сделал все это наяву, в здравом уме. Поддался худшим из грехов: гордыне и самовлюбленности.
– О Господи, Арриго! Что мне делать?
– Уезжать как можно дальше. В Ареццо – или в Перуджу? Я бы сказал, еще дальше: в Рим.
– Зохан в Риме, – пробормотал я.
– Тогда езжай туда. Но прямо сейчас. Сегодня же утром.
– Вот так? – Я показал пустые руки.
– Нет, лучше не так. У тебя есть какие-нибудь деньги?
– Не с собой. В моей комнате, дома. Достаточно, уж точно.
– Хорошо. Я схожу за ними. И достану тебе какую-нибудь приличную одежду. И лошадь. Можешь взять мою, папаше скажу, что она подвернула ногу по пути из Прато. А я заберу эту и отведу обратно.
– К Лоренцо?
– Да. Ты же не хочешь ко всему прочему еще и конокрадом прослыть? Скажу, что нашел на пьяцце, бегала без седока.
– Арриго, будь осторожен. Не доверяй ему. И Барони будут повсюду шляться.
– Пффф! – Он пренебрежительно надул щеки. – Барони. Хулиганы. К тому же сомневаюсь, чтобы кто-нибудь видел мое лицо. И плащ этот тоже мне давай – не щеголять же тебе в нем, как королева фей.
– Где мы встретимся?
– Выходи за ворота, мимо виселицы и иди дальше по дороге. Если я правильно помню, где-то в полумиле к востоку, прямо у реки, есть заброшенный амбар. Теперь твой дублет – что у него за подкладка?
Он помог мне вывернуть дублет наизнанку. По счастью, тот оказался подбит простой серой фланелью, и когда я его застегнул, то сразу стал выглядеть скорее чудаком, чем карнавальным шутом. И по крайней мере, у меня остался меч. Арриго вскочил на коня, который как-то передернулся – несомненно, в предчувствии новых унижений.
– Погоди! Арриго, я не могу уехать, не попрощавшись с отцом, с Каренцей!
– А как по-твоему, чем была та сцена на Виа де Рустичи, если не самым роскошным прощанием в истории Флоренции? Я сделаю все, что нужно. Тебе просто надо убраться подальше. Твой отец поймет.
– Нет, не поймет.
– Если ты считаешь, что лучше ему завтра тебя похоронить, тогда, конечно, оставайся. Но я думаю, он предпочтет живого сына мертвому.
– Ты прав. Езжай. И, Арриго, – спасибо.
– Ты бы сделал то же самое.
Он махнул мне плащом, сунул его под бедро и поскакал легким галопом к башням и крышам города. Я же отвернулся от них – к Порта делла Джустициа, виселице и неведомому миру за ними.
Третий поворот колеса Фортуны:
«Sum sine Regno» – «Я без царства»
25Арриго был верен своему слову. Я ждал в том амбаре, который он описал, сидя у стены на куче гнилых досок и наблюдая, как семейка скорпионов ползает по стене напротив. Все было как сон, однако реальность вернулась, когда появился Арриго верхом на лошади с белыми бабками, с парой кожаных сумок, перекинутых через луку седла. В одной обнаружился набор простой, немного старомодной одежды унылого цвета серой плесени.
– Это моего брата, – пояснил Арриго. – Вы более-менее одного размера.
Вместе с остатками моего нелепого белого наряда я сбросил память об иллюзиях и окончательно возвратился в действительность.
– Что там делается на улицах? – спросил я, воображая, как сжигают чучело, похожее на меня.
– Барони бегают по Черному Льву, пытаясь вызвать волнения. Но ведь их никто не любит, правда? Наше счастье. Гильдия мясников собралась на Борго перед твоим домом на случай каких-нибудь неприятностей, и в данный момент все выглядит так, будто Барони выступают против гильдии мясников. А против гильдии я бы не поставил.
– Ты видел моего отца? – Я схватил Арриго за руку и чуть не полетел вверх тормашками, поскольку одновременно пытался натянуть поношенные шерстяные штаны.
Арриго спокойно поставил меня на ноги.
– Нет. Мясники сказали, он ушел в Синьорию. Каренца, боюсь, была вся в слезах. Но не тревожься: все уляжется. Все говорят о том, какой это вышел хороший розыгрыш, как хитро мессер Лоренцо все устроил. О тебе, конечно, тоже говорят…
– Что говорят?
– Что ты дурак. Что чересчур умничал себе на беду, слишком был самоуверен.
