Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона
Деньги обычно спасают человека, но сегодня деньги — прах, серебро, что железо, которое рвет карман. В Грузии слово порой имеет большую цену, нежели деньги. В Грузии слово порой дороже серебра.
В комнате раздался какой-то шум. Занкан почувствовал, кто-то вышел и хлопнул дверью. Он открыл глаза, посмотрел по сторонам. Высокий вынул кинжал из ножен и теперь водил им по ногтю большого пальца, проверяя остроту лезвия. Занкан кашлянул. Высокий бросил на него безразличный взгляд и вернулся к своему занятию. Занкан зажмурился. «Нетрудно догадаться, что хочет сказать своим поведением этот верзила: будешь упрямиться, не выполнишь нашей воли… сегодня правда ведет на кладбище… Я должен подчиниться… правда подождет, придет время, и эта правда станет всем нужна… Сегодня же спасительница — ложь… Надо сделать все, чтобы приблизить время правды, но… Сегодня же мудрость — в вымысле, да, во вранье». Занкан еще сильнее зажмурил глаза, сморщил лоб и затаил дыхание: ему вдруг пришла в голову ужасная мысль — его ложь станет подтверждением того, что он был вдохновителем идеи приглашения Боголюбского в Грузию… «Они хотят выставить дело так, будто я подал Абуласану эту идею… Абуласан хочет взвалить на меня свой грех, который позором ляжет на мое потомство… И вина моя перед Грузией не искупится никогда».
— И долго упрашивал тебя этот рос сохранить его доброе имя? — не отрывая глаз от острия кинжала, спросил вдруг высокий.
«Ну вот, началось, — подумал Занкан, — кинжал готов, отточен наславу, скажу правду — пырнут в сердце, солгу — обесчестят. Выбирай, Занкан, или нож в сердце, или ложь, которая позором ляжет на тебя и твоих внуков». И тут он услышал чей-то таинственный голос: «Ищи то, что лежит между кинжалом и ложью». Что лежит между ложью и кинжалом?
— Чего молчишь? А впрочем, правильно делаешь, тебе есть о чем поразмыслить, да и куда торопиться. Небось знаешь, жив останешься, коли скажешь правду, почему ты скрыл от всех недуг Боголюбского. Велика твоя вина, ох, как велика, ты не только обманул нашу царицу, солнцеликую и добродетельную Тамар, ты пнул под зад всю Грузию, и как ты понимаешь, никто тебе этого не простит, — высокий говорил медленно, как будто адресовал слова не Занкану, а самому себе. — Да-а, злое дело не утаишь, — продолжил он после паузы, — но я удивляюсь тебе. Все считали тебя умным, осмотрительным, а на деле что оказалось? Или тебя считали мозговитым, потому что ты богат?
Занкан слушал высокого, не открывая глаз. Слова его камешками брякались о его голову, подпрыгивали вокруг нее, как если бы водили хоровод. «А говорят, деньги — это сила! Сила — кинжал или тот, у кого он в руке».
Занкан услышал, высокий поднялся со своего места. С какой целью? Сухое сено, разбросанное на полу, зашуршало, а потом раздался звук закрывающейся двери. Занкан открыл глаза. Успел увидеть спину высокого, выходящего из комнаты. Услышал, как опустился засов. Какое-то время он лежал, не шевелясь. Потом сел и осмотрелся. Полом служила хорошо утрамбованная черная земля, поверх нее лежала солома, местами сплошь покрывавшая землю, местами — нет. Окон в стенах не было. Над очагом дымилась лучина, освещавшая комнату мерклым светом. Занкан встал. Стены землянки были возведены из речных камней — круглых, плоских, остроконечных. Строители выбирали такие, которые казались влажными, будто их только что вынули из воды. Черный от сажи очаг напоминал злобного старца. Занкан почувствовал, что его пробирает дрожь. Подошел к двери, приложил к ней ухо, прислушался. Снаружи — ни звука. Он вернулся к тахте, собирался уже сесть, как открылась дверь, и в комнату вошел высокий, а с ним и хрипун.
— Такие вот дела, Занкан, люди хотят знать, как этот рос уговорил тебя скрыть его недуг, идем, расскажешь все в подробностях. А потом каждый пойдет своей дорогой.
Занкан стоял, глядя перед собой остановившимся взглядом.
— Ты слышал, что я сказал?
Занкан молча опустился на тахту и заложил ногу за ногу.
— Пошли? — сказал высокий.
— Чего тянуть, закончим! — отозвался хрипун.
Занкан молчал.
— Ну?! — высокий уже не скрывал своего раздражения.
— Пить хочу, — наконец произнес Занкан, и столько упрека (даже осуждения) было в его словах, что высокий понял, никуда он не пойдет и ничего говорить не будет. Но тем не менее знаком приказал второму принести воды. Хрипун вышел.
«К кому они собираются меня вести? — думал между тем Занкан. — Перед кем я должен отчитаться, будто знал о недуге Боголюбского и скрыл его? Перед царицей? Возможно. Перед амирспасаларом? Тоже возможно, потому что…»
— Ну как поступим, Занкан-батоно? — прервал его мысли высокий.
Появился хрипун с кувшином в руках.
— Из колодца вода, смотри какая холодная!
Занкан приложился к кувшину. Он пил не спеша, вода была такой холодной, что обжигала горло. Он даже не чувствовал ее вкуса. Пил и думал, что предпримет высокий. «Наверное, будет выполнять то, что ему приказали, а что ему приказали?»
— Довольно, Занкан, я же вижу, ты уже напился. К чему тянуть? У нас масса дел.
Занкан поставил кувшин на пол и посмотрел высокому прямо в глаза. «Ежели они ведут меня к царице или амирспасалару, это будет безобидная ложь, они прекрасно понимают это сами, и назавтра я смогу все в подробностях рассказать им обоим».
— Слушаю, батоно Занкан! — сказал высокий.
«Но скорее всего, меня поведут на заседание царского дарбази, и там я должен буду признаться, что это я посоветовал Абуласану избрать Боголюбского в зятья и не успокоился, пока не добился своего. Наверное, они ждут от меня этого…»
— Я слушаю!
«Но я ведь могу рассказать и то, как меня похитили, ударили так, что я лишился сознания, потом стали наставлять, как и что мне говорить, что помешает мне сказать правду, этот верзила и хрипун будут уже не властны надо мной. А впрочем, они начнут кричать, что я все придумал, придумал, чтобы избежать справедливого гнева всей Грузии, и поверят им, а не мне, может быть, не все, но большинство поверит…»
— Послушай меня, Занкан, этих людей интересует, как этот рос склонил тебя на свою сторону, что ты получил взамен за то, что скрыл его недуг и нанес удар нашей стране! — Голос высокого напоминал Занкану воронье карканье.
«Абуласан может прибегнуть и к другому средству: соберет народ — в основном горожан, — внедрит в нее своих людей, они и будут изнутри управлять толпой, и перед лицом этой массы заставит меня сказать то, что ему нужно… Все так устроит, что… царица и амирспасалар… узнают, но не от него, а от толпы, как Занкан предал свою царицу и свою страну…»
— Похоже, он вместе с водой проглотил свой язык! Ты будешь говорить?! — разозлился хрипун.
Высокий повернулся к нему:
— Дай ему подумать, это не так-то просто сделать! — Потом обратился к Занкану: — Вспомни все, Занкан, особенно, какую цену заплатил Боголюбский за твое молчание. — Тут он снова обратился к хрипуну: — Разве сам ты не был покорным слугой роса? Впрочем, обещай он мне столько благ, и я бы не отказался!
«Нельзя лгать ни царице, ни амирспасалару… Возьми я на себя всю вину, я развяжу тем самым руки Абуласану. А сколько еще вреда может он принести Грузии! Надо было с самого начала отказать ему, помешать проворачивать свои делишки…»
— Занкан! — рявкнул высокий, потеряв терпение и грозно сверкнув глазами.
Занкан снова уставился на него укоряющим взглядом.
— Я тебе прямо скажу, — тихо, со значением произнес тот, — ежели ты не выполнишь волю господина…
«Началось», — подумал Занкан и сощурил глаза.
Высокий дрогнул под этим взглядом.
— Я не хотел этого, Занкан, о тебе я ничего, кроме хорошего, не слыхал, и Господь свидетель, я этого не хотел.
Занкан улыбнулся, и высокий увидел в его улыбке жалость к нему. Наступила пауза.
— Занкан! — произнес высокий и, не услышав ответа, повторил: — Занкан-батоно!
Занкан продолжал смотреть на него с состраданием даже тогда, когда высокий сделал несколько шагов к нему и занес правую руку. В глазах Занкана мелькнул ужас. «Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»
Высокий нанес ему косой удар по шее, и Занкан без чувств рухнул на тахту.
— Раздень его и брось в колодец! — нехотя приказал он.
— Раздеть, что он невеста? Так и брошу, в одежде теплее будет!
— Как хочешь, можешь не раздевать, только убери его отсюда.
Хрипун взвалил Занкана на спину, вынес во двор, подошел к колодцу и бросил вниз.
Плюхнувшись в ледяную воду, Занкан тут же пришел в себя. Почувствовал под ногами землю, скорее камни. Дно колодца было усеяно валунами. Он попытался встать на один из них. Нога заскользила по склизкой, поросшей мхом поверхности, но он не упал, успел ухватиться за стенку колодца.
Вода доходила ему до колен, вокруг царила кромешная тьма — хоть закрывай глаза, хоть открывай — все одно.
