Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона

— Люди, никто ни во что не ставит их, каково, а? — крикнул кто-то (Занкан не увидел, кто), и новый взрыв хохота потряс молельню. Занкан еле сдержал улыбку.

— Что происходит? — прохрипел Базаза. Он никак не мог понять причины этого безудержного смеха. Раскрыв рот, смотрел на верующих. Потом повернулся к Какителе и спросил: — Бено, что происходит?

Бено Какитела сошел с возвышения. Иорам Базаза поплелся за ним. Они шли, опустив плечи, с мрачными лицами и никак не вписывались в общий настрой молельни. Смех, как грузинская народная песня, царил в ней, то угасая, то вновь усиливаясь. Можно было подумать, весь Петхаин хохочет, а эти двое едва волочили ноги, и вслед им несся дружный гогот.

В тот вечер самым счастливым человеком, даже счастливее Занкана, был хахам Абрам.

«Как я ошибался, — думал он, — что зря молился столько лет с этой паствой, у меня замечательная паства!» — Он смеялся почти до слез, а что может быть слаще слез от смеха!

Закончив сумеречную молитву, просветленные верующие со смехом высыпали во двор. Они возвращались домой в прекрасном расположении духа. В это время их внимание привлекли несколько незнакомцев, стоящих во дворе. Они не были похожи на иудеев — так одевались обычно латники амирспасалара. Один из них, самый высокий, подошел к Занкану.

— Батоно Занкан, мы столько времени ждем вас.

Занкан с улыбкой отвечал незнакомцу:

— Я не знал об этом.

— Вас ожидает амирспасалар. Мы пришли за вами.

— Пошли! — и Занкан удалился с латниками.

Сердце юной девушки

«Даже не знаю, что мне делать! Я думаю не о том, как мне жить, а жить ли мне вообще! Я знаю, почему ты отвергаешь меня, ты — высоко, на вершине, а я — где-то там, в преисподней. Но разве солнце не светит одинаково и большому, и малому? Разве не всем дарит свои лучи? Я не смею стыдить Тинати — она кажется мне ангелом, — потому что она — хранительница тайн твоей души, но в тот день я жаждал увидеть не ее, а тебя. Появись ты на этом мосту, это значило бы, что ты даешь мне надежду на жизнь, ты позволишь мне дышать. А сейчас я не знаю — какой смысл в моем существовании, зачем мне жить, если тебя не будет рядом со мной?

Завтра я еще раз подожду твоего появления на мосту, еще раз испытаю судьбу — если не увижу, когда солнце будет в зените…

Отныне либо ты даруешь мне жизнь, либо отбираешь ее. Я согласен на любой твой приговор, ибо ты есть и всегда будешь повелительницей моей души.

На другой день, когда солнце стояло в зените, Бачева прошла по мосту через Куру. Она не смотрела в сторону реки. Шла, опустив глаза, почему-то ждала, что ее окликнут: «Баче, послушай меня!» Она остановилась бы тогда и покорно подняла бы глаза на позвавшего ее.

Но никто не окликнул ее, и она, опечаленная, дошла до конца моста. Через некоторое время она прошла по нему в обратную сторону, так и не подняв головы. Хотя ей очень хотелось увидеть его.

Домой она вернулась в дурном настроении.

Господи, поспеши на помощь мне[29]

Небо было усеяно звездами, расплывшаяся в улыбке луна красила пыльные улочки города в серебряный цвет.

Занкан был неприятно поражен. Только они вышли со двора синагоги, как он оказался в окружении четырех латников. Самый высокий шел впереди, второй следовал за ним, а остальные двое пристроились по бокам, почти плечо к плечу. «Что-то не так, — подумал Занкан, — когда это было, чтобы за мной присылали четырех латников». Латник, идущий перед ним, волочил правую ногу, поднимая клубы пыли. «Похоже, его беспокоит рана, интересно, где его ранили? Наверное, бился под началом Боголюбского». Воспоминание о Боголюбском резануло сознание, и тут его осенило: а может быть, эти люди вовсе не от амирспасалара — как он легкомысленно согласился следовать за ними!

Занкан посмотрел вокруг — Гучу и Джачу не было видно, а ведь они должны следовать за ним повсюду. «Они никогда меня не бросали!» — Занкан был в недоумении. Он замедлил шаг, внимательно огляделся. Идущий сзади почти прилип к нему. «Не замедляй шага», — прохрипел он ему прямо в ухо. Занкан услышал его дыхание. Он повернул было голову, чтобы взглядом сказать ему: не липни ко мне, твоя грудь обжигает мне лопатки, но тут же под ухом раздалось сипение: «Я сказал, не замедляй шага!» Он произнес эти слова так нервно, что Занкан оторопел, зацепил ногу за ногу и чуть не упал.

— Ну! — в хриплом голосе уже звучала угроза.

Занкан снова посмотрел вокруг. Верующие уже разбрелись по улочкам, ведущим к их домам. На противоположной стороне ковылял какой-то старичок. «Ежели они не от амирспасалара и ведут меня Бог знает куда, кто-то ведь должен знать об этом!» Как позвать старичка? Что сказать ему? Похоже, он еврей, но кто это? Как его зовут?

— Сын Израилев! — неожиданно громко произнес Занкан. — Посмотри сюда! — В голосе его звучало волнение.

— Что прикажешь, Занкан, дорогой, это я Гершон Давитиашвили! — счастливый от того, что Занкан узнал его и зовет к себе, Гершон поспешил на противоположную сторону улочки. Но стоило ему сделать несколько шагов, как высокий обнажил саблю и крикнул:

— Ни с места!

— Скорее, скорее! — завопил хрипун и, толкнув Занкана, схватил его под руку. — Давай хватай его, бегом! — крикнул он тому, кто шел сбоку.

Занкан решил не сопротивляться, его стражи, похоже, были готовы на все — они здорово перепугались. Поэтому он побежал вместе с латниками, но успел бросить взгляд на Гершона — тот стоял, оторопев, молча глядя ему вслед. Один из латников, скорее всего хрипун, поднял руку и ребром ладони нанес Занкану удар в шею. Занкан потерял сознание.

— Что ты натворил, осел! — воскликнул латник справа. — Лучше бы тебе убить себя, чем его!

— Не беспокойся, поддержи его! — ответил высокий и поднял Занкана на руки. — Да помогите же, видите, какой он тяжеленный!

— Люди, сыны Израилевы, выходите, выходите из своих домов! — Гершон наконец обрел дар речи.

— Вот кто осел, теперь он преследует нас! — прорычал высокий.

— Сюда, сюда свернем!

— Люди, иудеи! Выходите, все выходите! — Голос Гершона преследовал их. Похитители ускорили шаг, свернули направо и растворились в темноте.

— Вы оставайтесь здесь, — приказал высокий двум латникам, — проследите, чтобы этот старый осел не помешал нам.

Занкана внесли в хижину из речного камня и уложили на тахту.

— Доложи!

— Сейчас! — ответил высокий и вышел.

Хрипун уставился на Занкана, даже похлопал по щеке, пытаясь привести его в чувство.

— Давай просыпайся, хватит спать!

Вошел высокий, на лице его играла улыбка.

— Остался доволен, хорошие вы, говорит, ребята, и ушел.

— Ушел? Куда?

Высокий удивленно посмотрел на хрипуна. Откуда ему знать, куда и зачем ушел большой господин.

— Он вышел с другой стороны, — тихо, словно для себя, проговорил он, — узнал, что мы его принесли, улыбнулся и вышел.

Занкан лежал на тахте с закрытыми глазами, до него доходили лишь обрывки разговора латников. Немного погодя один из них поинтересовался, как долго они будут сидеть без дела, и не сказал ли господин, что делать с пленником. Ответа не последовало. Занкан превратился в слух — ему хотелось знать, что его ждет.

— Ну что будем делать? Ждать, пока он придет в себя?

— Не болтай, он мне сказал, что делать, и я сделаю так, как он приказал мне, — ответствовал второй.

«Похоже, этот высокий за главного», — подумал Занкан, он все еще не открывал глаз. Ему надо подумать и в первую очередь вызнать, кто организовал его похищение; он стал перебирать в памяти все, что случилось сегодня, — утренняя встреча с человеком, прячущим лицо. Как его звали? Как? Ах да, Диомидэ… Что хотел от него этот абуласановский прислужник? Чтобы он немедленно уехал из города. Почему Абуласану потребовалось, чтобы Занкан покинул Тбилиси? Потом этот Диомидэ обработал Какителу и Базазу. Когда он появился в синагоге, те попытались навесить на него ярлык предателя царицы и всей Грузии и снова потребовали его отъезда из Тбилиси. Похоже, пребывание Занкана в городе кому-то очень мешает. Пока Занкан в городе, Абуласан боится… Чего? Занкан замер, пытаясь проникнуть в замысел Абуласана. С какой целью устроил он этот спектакль?

Занкану не впервой находиться перед лицом опасности, но прежде тучи, нависавшие над ним, были похожи одна на другую, как капли воды, и все они — будь это в караванном пути или в городе — развеивались одним мановением руки с зажатыми в ней серебряными монетами. Серебро тушило любые пожары. А сейчас? Он еще не знал, перед какого рода опасностью стоит, что от него хотят — жизнь или серебро. Ежели Занкан — пленник Абуласана, а Занкан был уверен, что именно так обстоит дело, цена серебру — ломаный грош. Как же ему уцелеть? Как унести ноги? Начнем сначала: Абуласан замыслил убрать Занкана из города, чтобы некому было опровергнуть его слова.