Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт
- Когда изведутся в догадках, вот тогда - самый раз будет. Сговорчивее станут, - предложил Глинский, и Андрей Старицкий с ним согласился, добавив:
- Нам самим тоже время нужно, дабы приглядеться, в души их поглубже заглянуть. Тогда можно будет с ними говорить более уверенно.
Только поздно вечером, когда долгий пир в честь гостей завершался, князь Андрей объявил посаднику:
- Завтра, благословясь у Господа на утрене, перейдем к делу. Собери всех, кого считаешь нужным. Князь Михаил Глинский, ближний советник царя нашего, государя всей России (этот титул он произнес с особым нажимом), донесет слово Василия Ивановича до нас.
- Понятно, - с поклоном ответил Юрий Акимов, едва сдерживая тревогу, - будут от всех сословий.
Посадник, как и обещал, собрал всех улицких посадников и по паре представителей от всех сословий горожан. Слух о том, что царь Василий Иванович намерился самолично рассудить спор между городом и его наместником, давно взбудоражил весь псковский люд, и один вопрос они задавали друг другу, не зная на него ответа: отчего царь избрал местом суда Великий Новгород, а не Великий Псков?
С большим нетерпением ждали насуплено молчаливые собравшиеся слово князя Глинского, поглядывали на двери большой трапезной палаты, куда были званы не на дружеский пир, гадая, скоро ли появятся царев брат и царев советник.
А те специально медлили, выискивая причины задержки. Действовал их уговор: пусть потомятся. Чтобы не так заметно было их нарочитое промедление, заинтересованно расспрашивали посадника о городской жизни, о торговле, об отношениях с Великим Новгородом. Всему, однако, должен прийти конец. И Андрей Старицкий заключил:
- Вроде бы мы немного разобрались в том, как у вас здесь идут дела. Наверное, уже все собрались и ждут нас в трапезной палате. Так пошли, князь Михаил Львович.
- Да, пошли, - поспешно подтвердил Юрий Акимов.
Хмурой тишиной встретила трапезная князей.
- Здравы будьте, псковитяне, - приветствовал собравшихся Глинский, но ответили ему недружно, и князь, усмехнувшись, начал не с тех слов, какие приготовил, спросил вполне добродушно: - Отчего серчаете? Иль, думаете, самодержцу всей России есть время дознаваться, кто прав, кто виноват в вашем споре с его наместником? Или мы с князем Андреем Ивановичем от нечего делать заглянули к вам на огонек? Нам впору успевать оборонять украины от ордынцев, от Казани, от алчных ляхов, шведов и Ордена, а вам вдруг смуту взбрело в голову затеять, отвлекая государя от державных забот.
- Мы не смутьяны, - упрямо перебил князя Глинского кряжистый муж, по всему видно, из уважаемых ремесленников, знающий себе цену. - Мы по уставу, по какому испокон веку живем, суд и ряд ведем. Вот посадник супротивничает. А царю мы послушники. Или мы хоть раз поперечили Москве? Не было такого!
- Так уж и не было? Не единожды бывало. А теперь что, не перечите? Разве послушники вы царю, коль не берете во внимание слово царева наместника? Сколько раз Москва спасала вас и от Ордена, и от шведов? Не рать бы московская, давно стали бы вы рабами рыцарей. Неужто не хотите это ценить, цепляясь за древний устав? Но это - предслово. Теперь само слово государя нашего Василия Ивановича. Внимайте. И не перебивайте впопыхах. Если Россия единая, то и порядок должен в ней быть единым. Землепашцы и скотники перед царем такие же люди, как и горожане. Един оброк для всех. Нет здесь ни низших, ни высших. Все по доходам их платят в казну. Именно в казну! И платить только установленное царем и одобренное Боярской думой. Никакого самовольства. Повторяю: если Россия едина, то и власти находиться в единых руках. Воля царя - святая воля. Непререкаемая. Ее нельзя обсуждать на вече, решая принимать или нет. Если Россия единая, то и войско должно быть единым, подчиненным государю через Разрядный приказ. Ратные дела не дело судить на вече, определяя, выделять полки или воздержаться. Государь наш Василий Иванович хочет слышать, готовы ли вы стать единым целым с Россией? Подумайте. Соберите вече и решите. Мы, - Михаил Глинский указал на князя Андрея, - с государевым братом не станем вмешиваться, даже не появимся на вече. Вам самим решать свою судьбу. Это все, что хотели вам сказать. Мы исполнили волю царя всей России и никаких разговоров больше вести не станем ни с кем. Господом Богом суд вершить дано только одному - самодержцу земли Русской.
Князья встали, поклонились поясным поклоном. Однако, прежде чем покинуть трапезную, князь Старицкий сказал и свое слово:
- Желаю вам здравия и разумности в судьбоносном решении.
Набатный звон вечевого колокола зазвучал сразу же, как представители псковитян вышли за ворота дворца наместника. Площадь моментально заполнилась, ибо зов вечевого колокола не застал горожан врасплох, был с нетерпением ожидаем.
На лобное место поднялись все, кто слушал во дворце наместника волю царя. Каждому из них предстояло сказать народу свое мнение.
Понятное дел, не одинаковые они, оттого сразу же пошел разнобойный толк и в толпе едва за грудки друг друга не стали хватать. Одно только снимало горячность: все понимали, что воевать с Москвой - себе дороже. Хотя призывы ополчиться слышались не так уж и редко, но их тут же заглушали многоголосые протесты. Подступила ночь, однако никто даже не делал попытки покинуть площадь, страсти еще более разгорались. В иных местах дело доходило и до кулаков.
Впервые, должно быть, вечевое собрание бурлило так страстно и так долго, не находя угодного и царю, и себе выхода, но наконец посадник, освещенный угодливыми факелами, выступил вперед:
- Слушай Великий Псков мое слово. Дозволь мне, великое собрание, с выбранными мной уважаемыми горожанами подготовить челобитную царю Василию Ивановичу. Письмо мира. Именем вече Псков поклянется никогда не отстраняться от России. Но мы будем молить государя российского милости, дабы сохранил он наши древние свободы.
Гул одобрения. Только редкие голоса требовали собрать еще раз вече, на котором утвердить само челобитное письмо.
- Иль не верите мне, посаднику вашему? - спросил Юрий Акимов. - Не верите уважаемым и знаменитым горожанам?
- Верим, - прозвучало вначале не слишком стройно, но вот уже со всех сторон доносилось: - Верим! Верим!
Посадник поклонился.
- Благодарю тебя, Великий Псков. Я оправдаю твое доверие. Но, прежде чем мы разойдемся по домам, нам нужно избрать посольство и определить откупной дар.
- Тебе, посадник, решать, с кем ехать в Великий Новгород и сколько везти откупных, - прозвучал громкий голос близ вечевого лобного места какого-то, явно подготовленного лизоблюда, но псковитяне не обратили на это внимания. Площадь согласно откликнулась:
- Верим!
Вдохновленные надеждой, псковитяне продолжали беседовать меж собой, утешая себя возможностью решить спор с царевым посадником без ущемления Их вольностей. Вечевую площадь не спешили покидать, хотя уже зарделся восток. Только те, кто имел честь стоять на лобном месте, покинули площадь вместе с посадником, который пригласил их в свой дом.
- Станем готовить челобитную.
Поначалу никто ему не возразил, но уже на подходе к дому посадника кто-то усомнился:
- Не лучше ли с утра, на свежую голову.
- Откуль взяться свежей голове? - усомнился животастый купчина. - Утро-то вот оно, клюв высунуло.
Не оглянешься, как вылупится. Да и как уснешь, если решается судьба Пскова, наша с вами судьба.
- Оно и к лучшему, коль не захрапишь. Глядишь, что-либо разумное высветится.
- Хорошо. Чуток отдохнем, и - все ко мне.
Сам посадский решил сразу же, позвав писаря, сесть за письмо. Надумал он показать письмо князьям Андрею Старицкому с Михаилом Глинским после обсуждения с представителями сословий и внесения поправок, какие они предложат.
Меж тем такую возможность предвидели и князья, которые сделали выводы, едва выслушав доклады соглядатаев.
- Коль решили схитрить, - высказал свое предположение Михаил Глинский, - попытаются и нас втянуть в свою игру: вот, мол, государь, твои послы не слишком возражали против челобитной. Стало быть, согласные, раз не отвергли. А мы разве можем поперечить вечевому собранию? Нам государем не дано такое право по нашему же совету. Вот и окажемся мы с тобой в ощипе.
Князя Андрея покорили разумные слова Глинского. Что касается его самого, он бы не отказался прочитать челобитную к Василию Ивановичу и, понятное дело, попал бы в затруднительное положение. Пришлось бы объясняться с братом.
- Стало быть, ты предлагаешь мне не брать в руки письма? - спросил он у Глинского.
- Челобитная не нам с тобой, она - государю. Если он сочтет нужным дать ее нам на оценку, вот тогда и скажем свое слово.
События еще раз подтвердили, что Михаил Глинский обладает редким даром предвидения. К обеду следующего дня во дворец наместника пожаловал Юрии Акимов, обратился к посланникам царя с низким поклоном:
