Вольдемар Балязин - Правительницы России
Так, почти бескровно, положила Софья Алексеевна конец великой смуте и с этой поры семь лет управляла Россией от имени двух своих братьев.
Во главе государства
Однако управлять Россией было ох как нелегко! В Москве не проходило дня без татьбы, воровства и убийств. Городовые стрельцы и объезжие головы сбивались с ног, беспрестанно ратоборствуя с шайками головорезов, вооружённых пищалями и самопалами. Разбойников ловили, били кнутом, рубили головы, но воровство и татьба продолжались.
Прямо под городом, на Троицкой дороге, бесчинствовали с шайкой своих холопов князь Лобанов-Ростовский и столбовой дворянин Иван Микулин, грабя купцов, мещан и тароватых мужиков. И их поймали, а поймав, били кнутом и, отобрав имения, сослали в Сибирь.
Повсеместно дрались и сварились между собою помещики, наезжая друг на друга во главе своих хорошо вооружённых отрядов. Они жгли усадьбы, грабили пожитки, сжигали деревни и травили хлеба, угоняя лошадей и коров. И против них шли правительственные войска, усмиряя бунтарей и прекращая бесчинства.
Но более прочих докучали правительству раскольники. Их велено было смирять огнём и железом, беспощадно пытать, а в крайних случаях сжигать живьём. Самые фанатичные раскольники не только не боялись пыток и казней, но сами сознательно шли на них.
В 1687 году три тысячи фанатиков захватили Палеостровский монастырь на Онежском озере и, запёршись, сели в осаду.
Когда под стены обители подошли правительственные войска, расколоучители Емельян и Игнатий подожгли монастырь, и в огне погибли две тысячи семьсот человек, веря в то, что, очищенные этой огненной купелью, они тут же войдут в царствие небесное.
А в 1689 году в этом же монастыре, вновь захваченном раскольниками, «крещение огнём» приняли ещё пятьсот праведников.
Внутренние дела государства занимали Софью более всего, тогда как дела внешние целиком лежали на её «канцлере», так называли князя Голицына иноземные послы и резиденты. И если дипломатия была поприщем почти одного Голицына, то в делах внутренних правительница опиралась на Фёдора Леонтьевича Шакловитого.
В годы правления Софьи наибольшим успехом русской внешней политики следует считать заключение «Вечного мира» с речью Посполитой.
«Вечный мир» был подписан в Москве 6 мая 1686 года. С польскими послами Гжимултовским и Огинским по латыни и по-польски трактовал сам Василий Васильевич. Тридцать три статьи договора согласовали довольно быстро, положив в основание Андрусовское перемирие 1667 года, по коему к России навсегда переходила Левобережная Украина с Киевом, Запорожье, Северская земля с Черниговом и Стародубом, а также и Смоленск с окрестностями.
Правда, за Киев поляки выторговали компенсацию в 146 тысяч рублей и потребовали, чтобы Россия вошла в антитурецкую лигу, в которой состояли Речь Посполитая, Священная Римская империя и Венеция. Борьба с османами и Крымским ханством была на руку и Голицыну, и потому и эта «препозиция» с готовностью была им воспринята.
Что же до политики восточной, то здесь нельзя не упомянуть о «Нерчинском договоре», подписанном 27 августа 1689 года между Московским государством и Циньской маньчжурской империей. Это был первый договор в истории взаимоотношений России и Китая. Его подписывали у стен осаждённого маньчжурами Нерчинска боярин Фёдор Алексеевич Головин и мандарин Конготу.
Головин вынужден был отказаться от обширного Албазинского воеводства в пользу империи Цин, но все другие статьи однозначно трактовать было невозможно, ибо названия рек и гор по русским картам, где они были писаны по-латыни, и по маньчжурским картам, где писаны они были китайскими иероглифами, толмачи согласовать не смогли.
Итак, во всех этих и других важнейших государственных делах главные роли сыграли сторонники Софьи и её фавориты: Василий Васильевич Голицын и Фёдор Леонтьевич Шакловитый.
В одном из интереснейших источников того времени — «Гистории о царе Петре Алексеевиче», написанной его сподвижником, хорошо осведомлённым о семейных делах династии князем Борисом Ивановичем Куракиным, и рассказывающей о событиях 1682-1694 годов, немалое место отводится царевне Софье и двум её фаворитам — Голицыне и Шакловитому.
Первое упоминание о Голицыне относится к тому времени, когда Софья отправилась с верными ей войсками в Троице-Сергиеву лавру.
«И тогда же она, царевна Софья Алексеевна, — писал Куракин, — по своей особой инклинации (лат. — склонности) к амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила дворцовым воеводою войски командировать и учинила его первым министром и судьёю Посольского приказу, которой вошёл в ту милость через амурные интриги. И почёл быть фаворитом и первым министром, и был своею персоною изрядный, и ума великого, и любим ото всех».
И сразу же после этого Куракин упоминает и другого фаворита Софьи — думного дьяка Фёдора Леонтьевича Шакловитого, поставленного царевной после казни Хованских во главе Стрелецкого приказа.
Возвратившись из Троице-Сергиева монастыря в Москву, Софья стала участвовать во всех дворцовых и церковных церемониалах наравне с официально провозглашёнными царями Иваном и Петром. Она приказала чеканить золотые монеты с её портретом, что являлось прерогативой правящего монарха, стала надевать царскую корону и давала официальные аудиенции иноземным послам в Золотой палате Московского Кремля.
Далее князь Куракин писал: «Что принадлежит до женитьбы с князем Василием Голицыным, то понимали все для того, что оной князь Голицын был её весьма голант (галант, фр. — любовник); и всё то государство ведало и потому чаяло, что прямое супружество будет учинено. По вступлении в правление царевна Софья для своих плезиров (плезир, фр. — радость, удовольствие) завела певчих из черкас (черкасы — украинцы), а также и сёстры её по комнатам, как царевны: Екатерина, Марфа и другие между певчими избирали себе голантов и оных набогащали, которые явно от всех признаны были». Таким образом, те венерины кущи, что пышным цветом стали расцветать в XVIII веке, получили первую робкую завязь в веке предшествующем.
Из-за того что правительство Софьи и православная церковь, традиционно пользовавшаяся поддержкой самодержавного российского правительства, продолжали преследовать раскольников, не подчинявшихся официальным духовным властям, в Москве сначала в раскольничьих кругах, а затем и по всему городу распространялись слухи, всячески порочившие обитательниц кремлёвского терема. И как втихомолку говорили староверы: «Царевна Софья была блудница и жила блудно с боярами, да и другая царевна, сестра её. И бояре ходили к ним, и робят те царевны носили и душили, и иных на дому кормили».
После подписания «Вечного мира» с Речью Посполитой российские государи стали официально именоваться в международных документах и челобитных: «Всея Великия и Малыя и Белые России самодержцы». С этого же момента и имя Софьи ставили в царском титуле на всех документах.
Заключение «Вечного мира» сильно укрепило авторитет Голицына. Иностранцы, посещавшие Посольский приказ, отмечали, что российское дипломатическое ведомство занимает четыре огромных каменных здания с множеством просторных и высоких зал, убранных на европейский манер.
Сам канцлер, коего его сторонники называли «Оком всей великой России», поражал их необычной роскошью своей одежды, сплошь усыпанной алмазами, сапфирами, рубинами и жемчугом. Говорили, что у Голицына не менее ста шуб и кафтанов, на которых каждая пуговица стоит от 300 до 700 рублей, а если бы канцлер продал один свой кафтан, то на эти деньги мог бы одеть и вооружить целый полк.
Конечно же вся эта роскошь появилась в результате благосклонного внимания к своему любимцу Софьи Алексеевны.
Упоминавшийся французский эмиссар в Москве де Невилль писал о князе Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он любит беседовать с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьёт водки, а находит удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими их».
Повернув остриё русского меча на юг — против татар в Крыму и турок, Голицын вскоре вынужден был взяться и за его рукоять. В начале 1687 года Боярская дума «приговорила: быть князю Василию большим воеводой и Крым зносити», а летом Голицын встал во главе огромной армии и двинулся на юг. На Крым пошло 112 тысяч конницы и пехоты при 350 орудиях.
