Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 1. Становление
Но для этого к доктору Кано должен попасть хотя бы один русский ученик – не только тот, кто способен блестяще овладеть системой, но и такой, кто сумеет пойти дальше, внести в нее душу русскую, самую ее основу.
В этот приезд в Киото преосвященный Николай был почти уверен, что он нашел для Кодокана такого ученика.
* * *– Неужели вы думаете, что внедрение в систему Кодокана было частью замысла святого Николая относительно будущего России? – засомневался я, обсуждая эту версию с Николаем Васильевичем Мурашовым, прежде чем писать предыдущую главу.
– О, как вы четко формулируете – что называется, сразу быка за рога. А почему нет? – горячо ответил он. – Прежде всего – борьба может быть привлекательной для молодежи, стать массовой, народной. Для спортивного зала нужно меньше места и средств, чем для целой школы. Будут расти поколения здоровых людей – работников, а если понадобится – и воинов.
Затем, – продолжал он, – дополняя народную школу, борьба может воспитывать именно тех собранных, сильных людей для общественной деятельности, в которых так нуждалась и сейчас нуждается Россия. Речь ведь идет о принципе. Не о том философском принципе, который так громко провозглашал доктор Кано (хотя мне кажется, что, будучи забыт дзюдоистами, он успешно работает в современной японской экономике), а о принципе организации всего этого дела – внедрении дзюдо в школы, университеты, все виды учебных заведений. И ведь сработало: выросли там поколения, для которых укрепление тела и духа каждого человека и наиболее эффективное приложение сил каждого для достижения всеобщего благоденствия – жизненная философия.
– Да, но святой Николай… и единоборства? Вроде не совсем вяжется.
– Бог с вами, ну почему же? – возразил Мурашов. – Вы, видимо, не осознали еще до конца, насколько святой Николай проникся за эти годы всеми сторонами японской жизни: он просто не мог пройти мимо новой национальной японской идеи. И при этом он оставался глубоко русским человеком, ни на йоту не утратившим духовной связи с Отчизной. Да и не только духовной – а эта его обширная переписка, не говоря уже о приездах в Россию. Я думаю, что и с Рачинским он виделся во время нескольких приездов на Родину, а не только переписывался.
А кроме того, я просто уверен, – продолжал он, – что именно святой Николай благословил в ранней юности Василия Сергеевича Ощепкова и на поступление в Кодокан, и на его дальнейшую деятельность в России. Прямых свидетельств, то есть каких-то признаний Василия Сергеевича, у меня нет – не те у нас были отношения, да и времена были не те, но видели бы вы, как освещалось все лицо Ощепкова, когда ему доводилось хоть мельком упоминать об архиепископе! Да вот посмотрите: как получилось, что выпускник духовной семинарии поступает в школу единоборств – и никто его не порицает, даже не отговаривает?
Может быть, замысел не настолько четко формулировался, – добавил он, – хотя и в этом я сомневаюсь. Правда, об этом не сохранилось упоминания в переписке или дневниках архиепископа, но не забывайте, что при жизни владыки Василий Сергеевич еще только поступил в Кодокан, еще не было известно, насколько успешно он там себя проявит и как закончит. А жития владыке оставалось меньше года.
Я больше чем уверен, – закончил он свою мысль, – что была еще одна, последняя и главная, если хотите, встреча Василия Сергеевича и преосвященного Николая.
– Но тогда исключительно важным для всего дальнейшего остается именно этот, 1911 год – время окончания Василием Ощепковым духовной семинарии.
– Да. В этом году он приезжает в Токио, который уже не покидает стареющий владыка Николай. Приезжает уже принявший решение поступать в Кодокан. Признаюсь, у него с собой в запасе был и некий секретный ключ к дверям Кодокана, которым его снабдил сэнсэй Сато. Вы удивитесь, когда узнаете, до чего прост был этот секрет. А между тем именно он, вернее, его незнание, становился камнем преткновения для многих небесталанных юношей.
Уж не знаю, во всем ли был прав доктор Кано, но и то сказать, он до предела упростил испытания: старые мастера годами испытывали учеников, ничего им не показывая, специально их унижая.
В течение всего времени приемных испытаний абитуриент подвергался разнообразным издевательствам не только со стороны учителей, но и полноправных учеников школы. Его обливали помоями, пугали криками, будили ночью. По реакции абитуриента учитель и его окружение делали выводы о качествах характера молодого человека – о его силе воли, стойкости, душевной чистоте, внутренней культуре, скромности и упорстве. В старых школах, отбирая учеников, глава школы учитывал и особенности телосложения, и объем грудной клетки.
Васе еще повезло: обычно ученики жили в доме учителя и на все годы обучения должны были отказаться не только от женщин, вина, мяса, игры в кости, но и от утреннего сна, самостоятельных прогулок.
17. Да будет над тобой благословение Божие
(По рассказам митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла и Н. В. Мурашова)
Уже к началу выпускного года духовной семинарии в Киото всем было ясно, что Василий Ощепков не ступит на миссионерскую стезю. Несмотря на успехи во всех семинарских науках и обычном прилежании к посещению церковных служб, большую часть его времени занимали занятия с сэнсэем Сато.
У мастера Сато не было ни малейших сомнений по поводу будущего его питомца: только в Кодокан, на выучку к самому доктору Кано.
А что же сам Вася Ощепков? Он вырос за эти годы, возмужал, из подростка вырос в сильного, крепкого юношу. Приближалось его совершеннолетие. Задумывался и он, что делать после окончания семинарии. И в такие минуты неизменно слышался ему спокойный и твердый голос владыки Николая: «Слушай сердце свое и разум свой, там и найдешь ответ, если будет Бог в твоей душе». А сердце и разум говорили ему, что прав учитель Сато – дорога ему в Токио, в Кодокан.
Была и еще одна причина, заставлявшая его стремиться в столицу: там был тот, кого в глубине души он с первой встречи почитал своим духовным отцом – преосвященный Николай. Три года назад, рукоположенный епископом Киотским, в Японию приехал Сергий Тихомиров – бывший ректор Петербургской духовной академии. Это был помощник и будущий преемник архиепископа, он часто наведывался в Киото, и к нему мог бы обратиться Василий за советом. Но юноша считал, что владыка Николай единственный мог сказать, правилен ли сделанный выбор, отвергнуть или благословить избранный жизненный путь.
Миновали выпускные экзамены и торжества, посвященные выпуску. Наступило время отъезда. В последний раз заглянул Василий, чтобы попрощаться с учителем, в до-дзе, где было пролито столько пота.
Сэнсэй Сато внешне не выказал никаких чувств при расставании, но узнав, что питомец окончательно решил поступать в Кодокан, немного помедлил и, оглянувшись, нет ли кого поблизости, сказал по внешности равнодушно:
– Я подготовил тебя достаточно. Но доктор Кано отбирает будущих учеников Кодокана по-своему. Запомни…
И учитель поведал своему лучшему ученику то, что было главным ключом к заветным дверям элитной школы дзюдо.
– Только и всего? – удивился Василий.
– Это не так просто и легко, как кажется, – возразил мастер. – Особенно для тебя, иноземца.
На излете лета японская столица встретила бывшего семинариста запахом рыбы (традиционного блюда жителей), многолюдством, путаницей улиц в море одноэтажных построек.
И над всем этим, видное с любой точки города, высилось мощное белокаменное здание, увенчанное круглым куполом и крестом. К нему и направился Василий Ощепков, разыскивая Русскую духовную миссию. Туда у него были рекомендательные письма, там его должны были устроить до того, как начнутся экзамены в Кодокане.
Его встретили дружелюбно и приютили, но, по случаю летних вакаций, что ли, показалось ему, что в миссии пустовато и как-то напряженно. А может быть, он просто перенес на окружающее свою внутреннюю тревогу. Все-таки впереди было неизведанное.
С первых своих шагов здесь был он внутренне готов, что его встретит громкий, приветливый голос преосвященного, ждал встречи именно с ним. Но устраивали его на жилье какие-то вовсе незнакомые люди. Пару раз, что-то деловито объясняя спутникам, прошел мимо него епископ Сергий. И ничто, казалось, не говорило Василию о том, что он находится под одной крышей с тем, кого так жаждал увидеть.
Наконец, он не выдержал и спросил о нем. «Слабеет владыка и почти не выходит из своих покоев, – ответили ему. – Стали ему отказывать зрение и слух. Только службы в соборе он старается не пропускать и по-прежнему усиленно занимается переводами. Да и то сказать, за семьдесят ему – года Давидовы. Все остальные тяготы снял с него преосвященный Сергий. Владыка Николай очень доволен им: видит, что своим мягким характером и добрыми качествами души он снискал уважение и всех в миссии, и японцев».
