Королевские сестры - Виктория Холт
Она бы смирилась с этим, если бы новые король и королева относились к ней добрее. Все годы разлуки они с Марией переписывались и сокрушались о своем расставании, но теперь, когда они снова были вместе, они обнаружили, что за эти годы изменились. Они не были теми неразлучными подругами, какими были в детстве. Мария стала полной рабыней того голландского чудовища, которого никто не мог любить за его дурной нрав и грубость; Мария была просто не в себе. Она хотела без умолку болтать, играть в карты и танцевать — что было очень хорошо, но в то же время она должна была делать в точности то, чего хотел от нее голландец Вильгельм. Мария, казалось Анне, была тенью Калибана, несмотря на свои легкие манеры и любовь к удовольствиям. Все, что он говорил, было, по ее мнению, правильным, тогда как все, что говорила и делала Анна, было неправильным.
Анна больше всего на свете любила карты; она любила и посплетничать, но обнаружила, что ей почти не о чем говорить с Марией, которой, казалось, не нравилась Сара.
Анна была беременна и начинала беспокоиться, потому что у нее было так много разочарований. На этот раз она желала сына еще более страстно, чем обычно, чтобы утереть нос сестре, которая, очевидно, не могла его родить.
Георг был мил, но скучен; он не привносил в ее жизнь ни капли азарта. На все, что бы ему ни говорили, какой бы захватывающей ни была сплетня, он бормотал: «Est-il possible?» — и сонно кивал. Он все больше полнел и большую часть времени спал, и хотя Анна была уверена, что лучшего мужа ей и не найти, общество его не бодрило.
Оставалась Сара. Что бы она делала без Сары — дорогой, неистовой, остроумной Сары, которая умела расшевелить ее даже в самые сонные, ленивые дни!
Сара вечно была зачинщицей каких-нибудь смут, а теперь, получив свой титул Мальборо, она совершенно открыто выказывала свою неприязнь к королеве.
Она вошла в покои Анны и застала свою госпожу дремлющей, но, едва увидев ее, Анна тут же встрепенулась. Случилось что-то, что привело Сару в негодование.
— Моя дорогая миссис Морли, — вскричала она, — что вы теперь скажете? Я узнала это от самого Диллона, а тот услышал от Кеппела.
Диллон был пажом в доме Мальборо, а Кеппел — одним из пажей короля.
— Прошу, садитесь, дорогая миссис Фримен, и скажите, что вас так волнует.
— Как вы можете догадаться, это касается моей дорогой миссис Морли, ибо я выхожу из себя, лишь когда вижу несправедливость по отношению к ней.
— Ох, боже, — вздохнула Анна. — Что за несправедливость?
— Калибан вызвал Годольфина. Он такой мелочный, этот наш король. Он не выносит, когда деньги тратятся на что-либо, кроме строительства, садов и войн, которые должны еще крепче усадить его на трон. Он спросил Годольфина, как это возможно, чтобы вы тратили тридцать тысяч фунтов в год.
— Как возможно?! — взвизгнула Анна.
— О да, для скаредного Вильгельма это кажется огромной суммой.
Лицо Анны сморщилось.
— Но как же мне на них прожить?
«И в самом деле, как?» — подумала Сара, когда та дарит такие великолепные подарки своим друзьям и столько проигрывает в карты. Пустая трата денег на карты была даже на руку: будь у Анны поменьше способов их тратить, кто-нибудь мог бы и поинтересоваться, куда они уходят. Подарки Черчиллям составляли довольно значительную часть этой суммы, но деньги не пропадали зря, заверила себя Сара; Черчилли были не из тех, кто сорит деньгами. Джон был человеком до крайности осторожным — кто-то назвал бы его скупым — да и Сара не была мотовкой. Они хотели с каждым годом становиться все богаче, а небеса знают, начинали они достаточно бедно.
Нет, доход Анны ни в коем случае нельзя было урезать, ибо это означало бы меньше подарков для Черчиллей.
— Одного я не потерплю, — сказала Сара, — это видеть, как с моей дорогой миссис Морли так обращаются. Где бы они были, если бы не вы? Кто снабжал их сведениями? Кто расчищал им путь?
— Вы, дорогая миссис Фримен.
— О нет, нет! Это была моя дорогая, добрая, милая миссис Морли. И как они ей платят? Неужели они забыли, что она уступила, отдав ему верховную власть, которой он так жадно домогался? Да, забыли. Будьте уверены, миссис Морли, если вы не проявите твердость, Вильгельм урежет ваше содержание, а я не позволю вам с этим смириться.
— Разумеется, нет. Мой отец был так добр ко мне, не правда ли? Помните, когда у меня были долги, он всегда мне помогал.
— Помню.
Анна со слезами на глазах посмотрела на подругу. Право же, жизнь была куда уютнее, когда на троне сидел ее отец. Мария и Вильгельм были далеко не так ласковы. Когда Анна думала о письме, которое отец послал Марии в день коронации и в котором говорил о проклятиях, ей хотелось плакать — не столько от раскаяния, сколько от ужаса, ибо она чувствовала, что эти проклятия касаются и ее. Отцовское проклятие — страшная вещь, особенно когда ждешь ребенка.
Она начала жалеть, что не была более послушной дочерью, что позволила своей любви к сплетням втянуть ее в это дело, которое, начавшись как захватывающая тема для разговоров, переросло в революцию.
Сара, уловив ход мыслей Анны, немедленно их пресекла.
— Все будет хорошо, пока вы отстаиваете свои права. Они не должны вас запугивать, а они именно это и сделают, если смогут.
— Мария так изменилась. Она так много говорит, а мне нечего… просто нечего… ей сказать.
— Я придумала, что вы можете ей сказать. Это место недостойно наследницы престола, а вы, что бы там ни говорили, именно она и есть.
— Если только у них не родится ребенок.
Сара грубовато рассмеялась.
— Моя дорогая миссис Морли ждет невозможного. Вильгельм бы и рад, да не может. Потому-то он и делает вид, что проводит столько времени со своей любовницей. Говорю вам, Бентинк ему больше по вкусу, чем даже косоглазая Бетти, и между ней и Бентинком у него не остается сил на королеву.
Анна рассмеялась. Сара всегда умела ее развеселить.
— Но, миссис Морли, вернемся к важным делам. Разве годится наследнице престола жить… в таком убожестве!
Анна удивленно посмотрела на нее. Кокпит был восхитительным местом, и она всегда
