Королевские сестры - Виктория Холт

Королевские сестры

Джин Плейди

МУЖ ДЛЯ АННЫ

Принцесса Анна, с юных лет не привыкшая спешить, медленно шла по шпалерной зале Сент-Джеймсского дворца, мечтательно улыбаясь шелковым полотнам, изображавшим любовь Венеры и Марса, которые были недавно вытканы для ее дяди-короля. В лифе ее платья была спрятана записка; она уже несколько раз ее перечитала и теперь несла в свои покои, чтобы прочесть снова.

«Венера и Марс! — думала она. — Богиня и бог, великие любовники». Но она была уверена: таких влюбленных, как Анна Йоркская и Джон Шеффилд, граф Малгрейв, — Принцесса и Поэт, — еще не бывало на свете.

Ее губы шевелились, повторяя написанные им строки:

«Из всех живущих я возлюбил ту, что всех прекрасней, нимфу, парящую над остальными. И вот мы затмили самих небожителей: она — красотой, а я — любовью».

Никто не смог бы написать о Венере прекраснее, чем Джон Шеффилд написал о ней.

Что же сталось с Венерой и Марсом? — лениво подумала она. Анна никогда не вникала в уроки; стоило лишь пожаловаться на боль в глазах или головную боль, как занятия тут же прекращались. Мария — милая Мария! — предупреждала, что однажды она пожалеет о своей лени, но Анна еще ни разу не пожалела, всегда предпочитая невежество усилию. Все ей потакали, куда больше, чем бедняжке Марии, которую силой выдали замуж за этого ненавистного принца Оранского. Анне стало тоскливо при воспоминании о заплаканном лице Марии. Милая сестра Мария, которая всегда учила уроки и была хорошей девочкой; и какова же ее награда? Изгнание из родной страны, разлука с семьей и брак с этим мерзким коротышкой, Оранжем, как его звали, а чаще — Калибаном, голландским чудовищем.

Искусно изваянная тюдоровская арка над камином хранила память еще об одной паре влюбленных, чьи сплетенные инициалы — «H» и «A». Генрих VIII и Анна Болейн не сохранили верности друг другу. Мысль была и впрямь безрадостная, но принцесса Анна имела привычку отмахиваться от всего неприятного.

Она вышла из шпалерной залы и направилась в свои покои. Обрадовавшись, что никого из фрейлин не оказалось на месте, она села у окна и извлекла записку.

Скоро весь двор будет читать это стихотворение, но никто не догадается, что эти строки посвящены ей. Все будут говорить: «Малгрейв слагает прелестные стихи». И знать будет лишь она одна.

Но так будет не всегда. Зачем им скрывать свою страсть?

Отец всегда был к ней снисходителен, и она предпочитала верить, что так будет и впредь. Дядя тоже, но в дело могла вмешаться государственная политика — как это уже случилось с Марией.

Анну вдруг охватил страх при воспоминании о том ужасном дне, когда к ней пришла Мария, растерянная, словно лунатик.

— Анна, меня заставляют выйти замуж за нашего кузена Оранжа.

Государственные интересы! Долг принцессы! Эти слова означали, что беззаботной жизни пришел конец. Снисходительный отец и добрый дядя были все же герцогом Йоркским и королем Англии, а государственные интересы должны были стоять выше родственных чувств.

Анна отказывалась даже думать о неудаче. Эта черта ее характера часто выводила Марию из себя. Анна верила в то, во что хотела верить, и потому сейчас она верила, что ей позволят выйти замуж за Малгрейва.

Добравшись до своих покоев, она сразу же подошла к окну и, как и ожидала, увидела его внизу, во дворе. Он мерил шагами двор, надеясь хоть мельком ее увидеть.

Они улыбнулись друг другу. «Он самый красивый мужчина не только при дворе дяди, — подумала Анна, — но и во всем мире».

«Подожди!» — одними губами прошептала она. Разумеется, он не мог ее услышать, но, повинуясь чутью влюбленного, все понял.

Она отошла от окна, накинула плащ и надвинула на голову капюшон, чтобы ее не узнали. Не спеша, она спустилась во двор.

Он подбежал к ней и схватил ее за руки.

— Нам нельзя здесь оставаться, — сказала она.

— Но нам нужно поговорить.

Она кивнула и увлекла его в нишу в каменной стене, где их не было видно никому, кто пересекал бы двор.

— Мои стихи... — начал он.

— Они прекрасны.

— Ты поняла, что означают эти строки?

— Думаю, да, — ответила она.

Он процитировал:

— «А потому Они, не стерпев, что смертные их превзошли, вознесли ее к себе. И оставили меня, несчастного, здесь, внизу».

— Звучит так, будто она умерла, — сказала Анна.

— Это символ. Я не смею сказать правду. Ты так высоко... ты принцесса. На что мне надеяться...

— Надежда должна быть всегда.

— Ты не можешь... ты хочешь сказать...

— Я думаю, они хотят, чтобы я была счастлива.

— И ты будешь счастлива?

Анна никогда не утруждала себя тем, чтобы скрывать свои чувства; она всегда была донельзя откровенна.

— Я хочу выйти за тебя замуж, — сказала она.

У Малгрейва от радости и удивления перехватило дыхание.

Брак с принцессой Анной! Эта мысль, конечно, приходила ему в голову, но он едва смел на это надеяться. Ведь если у Карла не будет законных детей — а на то было похоже, — и у Якова не родится сын, что тоже весьма вероятно, и Мария останется бездетной, что ж, тогда придет черед принцессы Анны. Перспектива была ослепительной. Жениться на королеве Англии! Она не была высокомерной; стоило лишь взглянуть на это свежее, румяное лицо, на глаза, которые из-за давней детской болезни придавали ей беспомощное выражение, на фигуру, уже носившую следы любви к застольям, чтобы понять: ее безмятежный вид был точным отражением ее натуры. Она будет покладистой, ленивой — удобной женой, даже став королевой.

Неудивительно, что он был влюблен в Анну.

Он покачал головой.

— Они никогда этого не позволят.

Она нежно ему улыбнулась.

— А если я буду умолять...

— Ты пойдешь на это?

— Ради тебя, — ответила она.

Он притянул ее к себе и поцеловал, почти с изумлением. Она была восхитительна — нежная, покорная, откровенно обожающая, и при этом — принцесса! Он, разумеется, был человеком весьма честолюбивым, но такая удача казалась невероятной. Нельзя позволить ей внушить ему ложную надежду, будто пожениться будет легко.

Как приятно, когда честолюбие и удовольствие так удачно сочетаются. С тех пор как он стал камер-юнкером при отце Анны, он наблюдал за королевской семьей с близкого расстояния и потому прекрасно знал об их слабостях. Вся страна знала