Её скрытый гений - Мари Бенедикт

При этих словах с меня словно сваливается тяжесть, которая становилась все неподъемней и стала совсем непосильной, когда я подслушала разглагольствования Уилкинса обо мне. Слова Бернала означают, что мне не обязательно оставаться в Королевском колледже, терпеть презрение и насмешки Уилкинса и его команды. Где-то есть место, где мне будут рады, место, которое может стать для меня по-настоящему родным.

Хочется вскочить и танцевать от радости, но вместо этого спокойно отвечаю:

— Буду очень рада, профессор Бернал.

— Великолепно. У меня есть куча вирусов, которые вы можете изучать, — он бросает взгляд на бумаги на своем столе. — Вижу, что ваш контракт в Королевском колледже официально истекает только в следующем январе, но у меня был успешный опыт перевода стипендий сюда из других учреждений. Так что все зависит от того, когда профессор Рэндалл готов отпустить вас.

— Я поговорю с профессором Рэндаллом. Думаю, что после зимних каникул хорошее время для перевода.

— Для нас это идеально. Рады приветствовать вас в Биркбеке, мисс Франклин. Как только вы будете готовы.

* * *

Я практически вприпрыжку спускаюсь по ступенькам георгианского дома на Торрингтон-сквер в Блумсбери, где находится лаборатория профессора Бернала. Даже не верится, что я смогу оставить Королевский колледж ради этой научно-исследовательской группы из пятнадцати человек, где я сразу почувствовала себя уютно и уместно. Я не обольщаюсь: Биркбек — это не Кембридж, не Оксфорд и даже не Королевский колледж, но есть что-то в профессоре Бернале и неформальной атмосфере Биркбека, что меня привлекает. Лондонский университет, частью которого является Биркбек, был одним из первых английских колледжей, открывших свои двери для женщин — почти на сорок лет раньше, чем Оксфорд и Кембридж, и я надеюсь, что это повлияло на обстановку там. Правда, как выяснилось, я напрасно принимала за хороший знак то обстоятельство, что Рэндалл нанимал женщин-исследовательниц, но вряд ли Рэндалл и Бернал из одного теста. В любом случае я полна надежд.

Я миную несколько кварталов и оказываюсь у чайной рядом с Британским музеем. Поскольку я отпросилась, чтобы с утра сходить на интервью к профессору Берналу, я подумала, что можно продолжить удачный день, встретившись с Урсулой после полудня. Захожу в чайную — за обманчиво простым фасадом скрываются одни из самых крепких сортов чая и самые изысканные бисквиты и пирожные в Блумсбери, — стряхиваю капли дождя со своего практичного бежевого тренчкота и замечаю яркую алую вспышку в глубине зала. Это может быть только Урсула.

— Мисс Розалинд! — Урсула вскакивает при виде меня, чтобы обнять. Она по-прежнему единственная из Франклинов, кто запросто выражает свою привязанность объятиями и прикосновениями. — Уж не улыбка ли это на твоем лице? — спрашивает она.

Я не могла бы стереть эту улыбку с губ даже если бы попыталась:

— Так и есть, мисс Урсула. Или мне теперь называть тебя миссис Урсула, раз ты теперь замужем?

Мне очень нравится муж Урсулы, добрый банкир Фрэнк Ричли, но их брак не сказался на нашей дружбе. Как будто свадьба, на которой я была подружкой невесты и свидетельницей, случилась у другой Урсулы.

— Очень забавно. Мы всегда будем мисс Урсулой и мисс Розалинд. Это не изменится, — улыбается она. — Давно не видела тебя такой счастливой. Ты так светишься, что это отвлекает внимание от темных кругов под глазами, — говорит она, затем делает вид, что ругает меня, подражая нашему деду. — Почему ты не используешь ту замечательную косметику, о которой я тебе рассказывала? Она бы чудесно все замаскировала. — Она качает головой. — Смотрится, как будто у тебя два синяка.

Я отмахиваюсь от нее, широко улыбаясь. Она знает, что я почти не пользуюсь косметикой — лишь яркая губная помада и пудра. Словом, не такой богатый набор, как у кузины. Хотя я и сама заметила, что у меня под глазами держатся темные круги.

— Что ж, рада видеть твою улыбку, но не думай, что из-за нее я забуду, что ты пряталась от меня. Ты больше месяца не появлялась на семейных обедах, — она по-настоящему обижена. — И не отвечала на мои звонки и письма.

Я заказываю у официанта чай и пирожное и извиняюсь, отговариваясь как всегда:

— Ты же знаешь, как это бывает. Огромная загруженность в лаборатории. Прости, Урсула. Не думай, будто я не хотела видеть тебя.

Она добавляет сахара в чай, помешивает, не глядя мне в глаза:

— Знаешь, твоя сестра Дженифер говорит, что ты прячешься ото всех, когда дела идут не так, как ты ожидала. Подозреваю, что ты отдаляешься ото нас, потому что тебе сложно притворяться, будто у тебя в Королевском колледже все хорошо. Что происходит? — спрашивает она, наконец встречаясь со мной взглядом.

Как я могла отдалиться от своей дорогой подруги и кузины? Разве могу я сказать ей неправду в ответ на заботливые расспросы? Я никогда в жизни не обманывала ее. Может быть, иногда утаивала какие-то мелочи, но никогда, никогда не лгала. И не могу это сделать сейчас.

Я отчаянно пытаюсь уклониться от ответа:

— Не стоит верить всему, что говорит Дженифер. Она еще так юна, — говорю я, хотя, по правде говоря, удивлена ее проницательностью. Я изображаю жизнерадостную улыбку.

Урсула в ответ бросает на меня скептический взгляд, видя насквозь эту слабую попытку провести ее. Моя маска рушится, и глаза наполняются слезами. Тем не менее я изо всех сил сдерживаю их, рассказывая обо всем хорошем и плохом, что происходит со мной в Королевском колледже. О радости открытий. О дружбе с Рэем. О снисходительных взглядах и комментариях Уилкинса. О том, как нарушаются границы, установленные Рэндаллом. О случайно подслушанных нападках на меня.

— Боже мой, — произносит Урсула, когда я заканчиваю. — Нужно вытаскивать тебя оттуда.

— Кажется, я уже сама себя оттуда вытащила. Помнишь, я же вошла с улыбкой на лице?

— Да? — настороженно спрашивает она.

— Я пришла сюда прямиком из лаборатории Биркбека при Лондонском университете, где мне предложили другую работу. Потому и улыбалась.

— Слава богу, — выдыхает Урсула.

— Сомневаюсь, что Бог имел к этому какое-то отношение.

— Старый спор — я знаю твои убеждения, и ты знаешь мои. Пусть разница во взглядах не затмит твою замечательную новость, — она крепко пожимает мне руку. — Я так рада. Когда ты сможешь уволиться?

— Мне нужно поговорить с профессором Рэндаллом, но, вероятно, придется проработать до января.

— Января? — с тревогой переспрашивает она. — Это же еще девять месяцев. Как ты выдержишь столько?

— За это время