Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов
Сюда, в этот городок, и прибыл служить Иван Воейков.
Да, притих городок. Однако понимал Меньшой, что здесь, в Вязьме у него недоброжелателей немало. В глаза все улыбаются, раскланиваются… А что в душе таят?.. Ведь всем известно, что именно он в целости и сохранности сберёг для нынешних времён отца Филарета, которому предрекают большое будущее при новом царе, лишившем их положения привилегированного рода.
Слыхал он, как шушукались люди по поводу проклятия рода Клешниных. Умершего в 99-м году Андрея, или иначе Луппа, молва обвиняла в организации убийства царевича Дмитрия… То есть, в свете новых веяний, в убийстве ни в чём не повинного мальчонки, которого подвели под убийство, спасая истинного царевича. Затем он же участвовал в расследовании данного убийства, и подписал материалы… За это ему Годунов пожаловал огромное богатство – несколько деревень, на считая денежного пожалования.
Однако не принесло это счастья окольничему. Не дал ему Господь сыновей, народилось только две дочери. Да и то одна умерла ещё молодой, а вторая хоть и вышла замуж, а только бездетной осталась. Так и заглох род человека, о котором шушукались, будто именно он принял грех детоубийства.
И данный факт принимался как подтверждение его вины.
Так что непросто служилось Ивану Воейкову в этом городке. Службой здесь его пожаловал новый царь. Тот самый, по вине которого оказались в опале, а то и вовсе лишились жизни многие представители местной знати.
То, что Годунов неоднократно обошёл наградами своего верного человека, не вспоминали. А о том, что Воейков, этот самый обойдённый, в трудный час принял сторону «царевича», ему же ставили в вину.
Во всяком случае, Воейков считал именно так.
Слухи
Беда в том, что лучшим доказательством истины мы склонны считать численность тех, кто в неё уверовал.
Монтень
В марте 1606 года от Рождества Христова стало известно, что через Вязьму проследует колымажный поезд, в котором в Москву повезут невесту царя Дмитрия – польскую графиню Марину Мнишек.
Людская натура – странная штука. Какие бы кары ни угрожали человеку, а только если есть повод посплетничать, остановить эту потребность невозможно. Это и мужчин касаемо, а уж если взять бабье племя – тут и вовсе удержу нет! Нет такого запрета, который воспретил бы разносить слухи!
Тут ведь всё просто: что услышит кум, узнает и его жёнка, а там – и вся деревня! Хоть и поучают старшие, что недобайка лучше перебайки, да только мало кто этой мудростью руководствуется. Даже во времена, когда язык укорачивают вместе с головой…
Сколько голов из-за несдержанности языка от тела отделилось, сколько самих языков отрезано и собакам скормлено – никакой статистики не хватит подсчитать! А мы всё удержу не знаем, всё шушукаемся…
«Сплетничать» по-старорусски – значит «колоколить». На редкость точное словцо! Как треньканье язычка колокольца разносится далеко по округе, так и молвь, самая несуразная, растекается по умам, будоража их, не давая покоя любителям сунуть нос в чужую жизнь…
Самыми звонкими колокольчиками на Руси считались валдайские. Есть легенда о причинах этого явления. Ведёт она своё начало от трагического события в биографии Великого Новгорода – когда его штурмом взял и подверг жестокому разграблению грозный царь Иоанн. Символом вольности княжества от века служил городской Вечевой колокол. Понимая это, Иоанн Васильевич приказал доставить его в Москву. Повезли опричники бронзового голосистого старца, да не уберегли дорогой. Под Валдаем упал колокол с воза, да и разбился на неисчислимое множество осколков. Вот из тех осколков Вечевого колокола Господина Великого Новгорода и рождаются самые голосистые колокольцы.
О чём говорит данное поверье?.. Да всего лишь о том, что не единый человек слышит голос колокола, но и колокол умеет слушать человека – не случайно же у него ухо имеется! Вот и напитывается через него бронза слухами, разговорами, спорами, сплетнями, даже ором обычным, столь привычным при людском сходе.
Не случайно же, на Москве издревле существовала традиция. Когда начинали мастера отливать новый колокол, в народе считалось за правило начинать как можно больше врать-варакушить. Чем больше, де, москвичи наемелят, тем звонче получится колокол. Все в столице и окрестностях знали о традиции, потому не серчал никто на услышанную чушь.
Оттого и выходит, что между колокольным звоном и людской болтовнёй связь прослеживается самая непосредственная. И нет в таком сравнении кощунства, ибо один и тот же язык способен и молитву произносить, и хулу. Да и сам колокол бывает разный: один славу Господу вызванивает, другой тревогу возвещает, третий сигналы передаёт, ну а иной, самый мелкий и задорный, трескочит на дуге у лихой тройки, предупреждая всех и каждого – с дороги, путник, с дороги, родимый!..
Но только мы речь сейчас ведём не о металлических изделиях рук людских, а о многогрешной натуре человеческой.
Мы колоколим по поводу и без оного, и разносится этот пустозвон повсюду, и каждый, услышав даже самое сомнительное дребезжанье, далеко не всегда начинает разбираться, откуда оно исходит, и в какой степени соответствует действительности… Нет, братцы, нам не до того – нас распирает от неодолимого желания поделиться любой нисенитницей с кем-то, пока этого не сделал кто-то другой! Мы спешим подхватить услышанное и тут же первым ретранслировать кому-то, нашептать ближнему, а то и вовсе первому попавшемуся всё, что долетело до нас неведомо, порой, откуда. А если чего даже и не поняли, на ходу можно додумать, да красочками яркими расцветить, да и от себя что-нибудь, да добавить, чтобы уж собственная версия выглядела, а точнее, звучала, убедительнее, чем предшествующая… Ладно, убедительнее – не обязательнее; главное – чтобы сочнее!..
А потом, услышав вернувшийся через десятые уста собственный же рассказ, дивимся: да кто ж придумал то, чего не звучало в изначальном варианте! Да откуда ж враки такие?..
Между тем, ширится слух, разносится по умам, обрастая новыми и новыми подробностями, и всё меньше похожий на свой факт-прародитель.
Сбивается с ног тайный сыск, выискивая, где ж родилась эта молвь, где тот камешек, от падения которого пошли расходиться информационные волны… Хватают первых попавшихся несчастливцев, тянут в пыточную в надежде вызнать всю цепочку «колокольцев», пытаются добраться до самого первичного первоисточника слуха… Да только поздно уж – как говорят братья-поляки, вылетевшее слово и на ста вороных не догонишь!
И вот ведь что
