Делай, что должно - Маргарита Нерода
— Пробовал уже начсанармом. Ты же сам помнишь — худо вышло.
Какое-то время ехали молча, глядя на однообразный степной пейзаж. Насколько хватало глаз, все было окрашено в два цвета — бурая, выгоревшая за лето трава с белесыми проплешинами солончаков да линялое голубое небо, прикрытое облаками как марлей. И так до горизонта не за что зацепиться взгляду.
Откуда-то с краю, на грани видимости обозначились вдруг контуры нескольких всадников и тотчас же исчезли, будто растворились в вечерней дымке. Шофер, не спуская глаз с дороги, отработанным движением достал из-под сиденья автомат.
— Боятся, гады. Одного раза, видать, хватило, — произнес Денисенко негромко и лицо его сделалось жестким, резко обозначились жилы на широком лбу. — Месяц уже банда гуляет по нашим тылам, — объяснил он, обернувшись к Алексею. — А ловить ее толком некому. Две недели назад попробовали нас подкараулить — получили по зубам, одного мы подстрелили похоже, на месте крови было прилично. Теперь опасаются подойти.
— То-то я смотрю, у тебя в кузове трое.
— Ну да, двое с карабинами, один с автоматом. И шоферы вооружены все. На такое они не лезут. Хорошо, что на засады им терпения не хватает.
И оба товарища тревожно переглянулись, что такое банды во время войны, им хорошо было знакомо еще по Гражданской. Свидетелей не оставляют, и оставшиеся им до неизбежного расстрела считанные недели всегда стараются наполнить доступными развлечениями.
— А что командование?
— Приказано посты выставить, — Денисенко пожал плечами. — Но толку? Они с постом парой выстрелов обменялись да разъехались. Преследовать все равно не выходит. Да и поймай их здесь! Они в степи — у себя дома. И неясно, одна это банда в двадцать рыл, или две-три-четыре группы по двадцать. Патруль в пять человек за ними не погонится. В армейской роте особого отдела у нас одиннадцать человек. Кавполк нужен, или хотя б эскадрон…
— Помню по Туркестану. И самолет, для разведки.
— А у нас пока что оборона очаговая. Как пневмония. Румыны сидят тихо, лишний раз на рожон не лезут, на том и держимся. Сейчас все там решается, в Сталинграде.
И впрямь, если прислушаться, то с севера доносился неумолчный рокот, будто огромное чудовище ворочалось и жевало.
— Значит, будем готовиться ко всему.
— Это точно. Так что с завтрашнего дня — опять стрельбы. И, раз уж ты тут, снова “вечернюю школу” откроем.
* * *
Ни один, даже самый придирчивый и заранее недовольный проверяющий, попади он в расположение медсанбата, не нашел бы повода для замечаний. Палатки, машины, кухня размещены и замаскированы добротно. Во всей обстановке чувствовалось не просто строгое соблюдение устава, а опытная хозяйская рука. В этом весь Денисенко. Где бы ни приходилось работать, он все устраивал с той тщательностью, как будто собирался здесь самое меньшее зимовать. Эта рачительность была его второй натурой, помнится, еще со студенчества.
У распределительного поста не один человек, а трое. Окопчик вырыт. На бруствере плащ-палатка, на ней ракетница.
Встретил их машину совсем молодой военврач второго ранга, невысокий, чернявый и плотный, судя по выправке, кадровый. Вытянувшись в струнку, отрапортовал, что за время отсутствия Денисенко в расположении происшествий не было, новых раненых не поступало.
— Вольно. Представляю нашего нового командира медицинской роты, — как всегда Денисенко сразу подходил к делу. — Военврач третьего ранга Огнев Алексей Петрович, мой старый друг и хирург от господа бога. Шпал пока не хватает, но лучше опыт без шпал, чем наоборот. Впрочем, тебе-то, Константин, можно не объяснять. Или не узнаете друг друга? — Денисенко усмехнулся, — Вот, Алексей Петрович, крестник твой — Романов. Твоими стараниями на своих двоих.
— Вас в тыловом госпитале потом очень хвалили, — молодой врач несколько смутился данной ему рекомендации, потому так и рассказывал, как докладывал, по стойке “смирно”. — Хорошо, говорят, что вы, товарищ Романов, к опытному хирургу на стол попали. Мне уж в госпитале не повезло, инфекцию занесли. Так что к Новому Году я вместо команды выздоравливающих в палате для тяжелых оказался. Потом из Крыма эвакуировали, тугоподвижность суставов, по ней уже в мае пытались комиссовать. Ну, я и сбежал, ногу разрабатывать.
Лишь к середине рассказа Алексей вспомнил его. Все правильно, Перекоп, его первая на этой войне операция. Фамилия из головы сразу выскочила, а лица кажется и вовсе не помнил. “Будешь собирать бедро, высокий осколочный. Кровь сразу готовь. Сортировку принимаю у тебя”. Вот ранение помнил очень хорошо. По счастью, не было там полного перелома. Доставили вовремя и шину наложили хорошо. Эх, где он сейчас, тот фельдшер…
Уже за ужином, в разговоре, выяснилось, что Романов из Ленинграда, закончил военно-медицинскую академию. Но практики перед войной почти никакой получить не успел, да и теперь самой примечательной частью всей его практики можно считать как раз изучение огнестрельного перелома на собственном опыте. И побег на фронт, разумеется.
Романов, улыбаясь, продолжал:
— Первый километр отшагал, как ни в чем не бывало. А дальше — поехало. Колено не гнется, голеностоп не держит.
— Ага, — согласился Огнев, — пока в койке лежишь — прям богатырь. А как нагрузку взял — так и посыпался. Тоже проходил.
— Вот сижу я, весь в пыли, упал, второе колено отбил, галифе порвал, как нога подкосилась. Около меня машина тормозит — подвезти, мол? Шофер веселый, кроме шпал, ничего на мне не разглядел: вам бы, говорит, товарищ капитан, к нам на медсанбат заехать. Если я вас, товарищ капитан, в таком виде оставлю, меня же товарищ Денисенко потом живьем съест, под трибунал отдавать нечего будет. Я сперва ушам своим не поверил, а он подтверждает, военврач первого ранга Денисенко Степан Григорьевич. Я говорю — тогда мне точно к вам надо попасть, хоть живому, хоть мертвому. А шофер, серьезно так: “Мертвому никак не можно, за такое выговор влепят. У Степана Григорьевича с этим строго!”
Денисенко расхохотался, за ним подхватили Огнев и Романов.
— Дисциплина — штука великая! — произнес Степан Григорьевич, отсмеявшись, — Кого доставят мертвым — тому выговор! Вот так, товарищи. Трое кадровых на медсанбат — это, по нынешним временам, богато живем. Значит, справимся.
* * *
Поздно вечером, в палатке комсостава, натянутой по
