Павел Гельбак - Сын чекиста
Дежурный врач подходит к постели Снегиревского, снимает со спинки кровати табличку с температурной кривой.
— Продолжаете хандрить, лейтенант? Напрасно! Все будет хорошо! Нужно, конечно, время.
— Я не нуждаюсь в утешениях, доктор.
— Ну а ты как? — Этот вопрос уже к Вялых.
— Превосходно! У тебя легкая рука! Если еще раз ранят, буду оперироваться только у тебя.
— Звонил командующий ВВС. Интересовался твоим самочувствием.
— Сам командующий? — громко переспрашивает Вялых. Ему хочется, чтобы все в палате слышали, кто им интересуется. — Ну и что тебе сказал командующий?
— Будет он со мной разговаривать! Он звонил профессору.
— Ну а профессору что сказал?
— Вот этого я не знаю, Володя.
— А твои как дела? Была в погрануправлении?
Наталья Васильевна вздыхает.
— Была. Пока все то же. Ответа нет. Полковник говорит, что послал письмо бывшему командиру погранотряда, в котором служил Володя. Генерал командует сейчас войсками НКВД на каком-то фронте.
— Надо надеяться, Наташа!
— На что надеяться?
— На чудо...
— Чудо! Вы говорите о чуде? — вмешивается в разговор капитан Диглис. — Чудес на свете не бывает! В тех местах, доктор, осталась и моя семья. Очевидцы говорят, что немцы превратили пограничный район в зону пустыни.
Владимир посмотрел на Наташу. Щеки ее побледнели. Он нашел ее руку, пожал.
— Не надо думать о плохом...
Наталья Васильевна подошла к кровати Диглиса, взяла его руку, стала считать пульс.
— У вас, капитан, дело пошло на поправку. Температура нормальная. Наполнение пульса хорошее.
— Благодарю, доктор, за хорошие слова. Только я, признаться, не заметил, что нога у меня снова начала отрастать.
— А что вы мне скажете, доктор? — спросил майор.
— Я выписала лекарства. Сестра принесет.
Когда Наталья Васильевна вышла из палаты, Вялых обратился к Диглису:
— Капитан, к чему вы сказали доктору о зоне пустыни? Вы знаете, что у нее на границе остался муж?
— А вы сами-то, старший лейтенант, верите, что муж ее жив?
— Нет! Не верю! — честно признался Вялых. — И все-таки всякое может случиться...
Как только кончилось дежурство, Наталья Васильевна пошла в Управление погранвойск. Полковник обрадовался ее появлению.
— Вот и хорошо, голубушка, что вы пришли! А я уже хотел вам звонить. Сейчас в управление прибыл с фронта генерал, который может кое-что сообщить о вашем муже. Вы тут поскучайте, голубушка, а я его найду.
Полковник вышел и спустя несколько минут вернулся с полным генералом, от которого сильно пахло одеколоном. Очевидно, полковник вытащил генерала прямо из парикмахерского кресла.
Генерал, словно прицеливаясь, прищурил левый глаз.
— Вы хотели со мной поговорить, военврач? К вашим услугам.
— Я жена лейтенанта Рывчука, генерал. Мне сказали, что он служил под вашим командованием.
— У меня в отряде, как вы понимаете, много лейтенантов, но Рывчука я запомнил. За несколько часов до начала войны он привез с заставы перебежчика. Я их отправил в центр.
— Что же с ним случилось?
— Мы с вами солдаты, военврач, и знаем, что такое война. Когда управление отряда отступало, мы видели на дороге разбитую машину, на которой уехали офицеры с перебежчиком. Прямое попадание...
— Погиб?
— Я все написал полковнику. Застава, на которой служил ваш муж, три часа оказывала героическое сопротивление наступающим армиям. Спастись никому из защитников заставы не удалось. Все до одного пали смертью героев. Не только у вас горе... У многих...
Подошел полковник.
— Примите, доктор, мои соболезнования. Вот справка. Возьмите ее, Наталья Васильевна.
На ведомственном бланке четко отпечатаны строки. Наталья Васильевна пошатнулась. Был человек — осталась похоронная...
Вот и исполнилось двадцать пять — четверть века.
Выстроившиеся чередой двадцать пять Наташиных лет таят в себе трудные дни. В детстве она носила одно и то же платьице, пока окончательно из него не вырастала. В студенческие годы ей было не до нарядов. После женитьбы они с Владимиром Рывчуком не успели создать своей семейной квартиры — началась война. А теперь вот ей больше никогда не суждено увидеть человека, которого она назвала своим мужем, с которым прожили они вместе всего один месяц и были счастливы.
— Доктор! Профессор начинает обход, — выводит ее из задумчивости молоденькая сестра.
— Иду! — На ходу завязывая тесемки на белом халате, Наталья Васильевна торопится в палату.
День рождения Натальи Васильевны прошел в обыденных госпитальных хлопотах. Она обходила палаты, выслушивала больных, выписывала лекарства, радовалась, что у танкиста Игоря Снегиревского здоровье пошло на поправку, и огорчалась, что у полкового комиссара поднялось давление.
Наталья Васильевна уже собиралась идти домой, когда регистраторша Марина протянула ей телефонную трубку.
Звонила Ирина Сазонкина. Она поздравила Наташу с днем рождения и предложила по этому поводу устроить маленький «сабантуй».
— От кого ты узнала, что у меня день рождения? — полюбопытствовала Наташа.
— Он сам тебе сейчас скажет.
— Наташенька! Поздравляю с днем рождения! Желаю счастья, здоровья, успеха!..
— Вялых? — удивилась Наташа. — Почему ты у Сазонкиной?
— Случайно встретились в метро.
— Откуда ты ее знаешь?
— Разве забыла, что знакомила меня с Ириной дважды — в Москве и в Горьком? Наташенька, давай встретимся. Мне кажется, твоя подруга внесла дельное предложение. Мне бы очень хотелось этот вечер провести с тобой.
— Спасибо, Володя.
— Так ты придешь?
— Не знаю... Не обещаю...
— Я тебя очень прошу. Передаю трубку. Ирина хочет тебе что-то сказать.
— Что ты мучаешь такого хорошего парня? — засмеялась Сазонкина. — Приходи. Будем ждать.
— Постараюсь...
Повесив трубку, Наталья Васильевна решила: «Не пойду!», но тут же подумала: «А почему, собственно говоря, не идти? Вялых настоящий друг».
На этот раз стол Сазонкиных был накрыт весьма скромно.
— Бедность не порок, но, признаюсь, большое свинство, — заметил Сазонкин. — Еще в начале месяца отоварили карточки, и вот теперь вынуждены оставаться наедине со своим хорошим аппетитом. Но наши лишения ни в какое сравнение не идут с вашими, — Сазонкин обратился к Вялых. — Вы, фронтовики, знаете, что такое настоящие трудности. Преклоняемся перед вашим мужеством! Перед вашим долготерпением! — Сазонкин чопорно поклонился Вялых.
Как и в прошлый раз, говорил в основном Сазонкин. Говорил на любую тему. Он упивался своим красноречием. Но в этот вечер, против обыкновения, это почему-то не раздражало Наталью Васильевну. Ей было приятно сидеть молча, чувствуя на себе внимательный взгляд Владимира, смотреть, как он разговаривает, улыбается...
Улучив минуту, Ирина шепнула ей на ухо:
— Хочешь, я уведу сейчас Вячика? Останетесь вдвоем.
— Ты что, с ума сошла?! — зарделась Наташа. — Не смей!
Вскоре после этого разговора Наталья Васильевна стала прощаться.
— Ну, пора домой. Завтра рано вставать...
Владимир Вялых пошел ее провожать.
Они шли по заснеженным улицам Москвы, не замечая ни мороза, ни порывистого ветра, забирающегося под шинель.
— Ваши пропуска.
Вялых непонимающе посмотрел на лейтенанта с красной повязкой на рукаве шинели. Неужели наступил комендантский час?
— У меня пропуска нет.
— Придется пройти в комендатуру.
— Может, отпустите, товарищ лейтенант? — неуверенно попросил Вялых. — Мне-то ничего. Я в отпуске. А она врач. Ей завтра на дежурство в госпиталь...
— Раз в госпитале работает, должна пропуск иметь.
— А у меня и в самом деле есть пропуск! — вспомнила Наталья Васильевна, расстегнула шинель и достала из кармана гимнастерки удостоверение личности и пропуск, разрешающий свободное передвижение по Москве после 24 часов.
Возвращая документы, лейтенант удивился:
— Что же вы раньше, товарищ военврач, не показали пропуска?
Вялых предъявил отпускное свидетельство и удостоверение личности офицера.
— А пропуска у меня нет. Я только из госпиталя.
— Ну что ж, военврач может быть свободной, а вас, старший лейтенант, мы возьмем с собой.
— Это исключено! — воинственно вмешалась Наташа. — Считайте, что я как врач сопровождаю раненого.
— Кто из вас раненый, сразу не поймешь! — пошутил лейтенант.
Солдаты, сопровождавшие офицера, засмеялись.
— Угадал, лейтенант, — ответил Вялых. — В самое сердце, прямой наводкой.
— Раз такое тяжелое ранение, тогда, пожалуй, не задержим. Как вы думаете, ребята?
— Точно, товарищ лейтенант! — дуэтом ответили солдаты.
— Мой совет, старший лейтенант, патрулю больше на глаза не попадайтесь.
