Павел Гельбак - Сын чекиста

Вся почта, приходящая в госпиталь, обычно попадала к Марине. Если приходило письмо Наталье Васильевне, она сразу же находила подругу и приносила ей желанную весть. На всех конвертах был один почерк. Теперь Наталье Васильевне писал только «он». После встречи с Владленой прекратились письма из Сибири, от матери и мачехи Владимира Рывчука. Наташа написала Екатерине Сергеевне, пыталась объясниться с нею, но свекровь не ответила. Это Наталью Васильевну огорчало. Но зато как радовали ее письма Вялых! Он писал часто. Марина, вручив подруге письмо, любила наблюдать, как та его читает.

Но сегодня Марина не спешила отдать письмо. Оно было не от «него». Адрес на конверте написан незнакомым почерком, на марке стоял штамп города Горького. Марина знала, что в этом городе живет мать Вялых. Возможно, она получила какие-нибудь недобрые вести о сыне? Или недовольна тем, что Владимир связал свою судьбу с вдовой? Лучше не торопиться вручать письмо...

За день Наташа несколько раз заглядывала в регистратуру, и Марина прекрасно понимала зачем. И все-таки она выдержала характер и только поздно вечером, когда обе уже собирались спать, сказала:

— Тут тебе какое-то письмо пришло. Из Горького...

— Из Горького? — удивилась Наташа. — Ну-ка давай...

Дрожащими пальцами она распечатала конверт. Но уже первая строка письма ее успокоила: «Дорогая доченька, желанная наша...» — писала мать Вялых. Она настаивала на приезде Наташи в Горький. Обещала, что не пожалеет сил, ухаживая за внуком.

Наташа прочла письмо и расплакалась. Марина обняла подругу.

— Недобрые вести? Что случилось?

— Все хорошо, Мариночка. От счастья плачу. Володя написал про меня матери. Она приглашает к себе... Какой же он у меня хороший!

На нижегородском базаре шумит многоликая толпа. Отороченная золотом одежда бояр и рядом грубо-тканые куртки простолюдинов, лохмотья нищих. На фоне зубчатых стен кремля маячат хоругви, поблескивают секиры стрельцов. В центре возбужденной толпы мужчина с большой, развеваемой ветром бородой. Он стоит на бочке, требуя внимания, вскинул над толпой руку. Под массивной позолоченной рамой — текст речи Козьмы Минина: «Люди посадские, люди торговые, люди ратные! Поднимать надо весь народ. Не за один свой город, не за Нижний Новгород, а за всю землю русскую... Буде отечество и православная вера любезна вам, то не пожалеете ничего; поднимем ратных людей; отдадим все наше имущество им на содержание, но если и того недостало, продадим дома наши, заложим жен и детей и вызволим отечество из общей беды».

Наталья Васильевна вглядывается в лица, изображенные на полотне художником.

Исчезает борода с лица Козьмы Минина. На бочке с призывно поднятой рукой стоит лейтенант-пограничник. На его мальчишеском лице сурово сведены брови. Как недавно это было! Они шли под руку с Владимиром Рывчуком по Кооперативной улице, поднимались к кремлю. Владимир встал у стены, так же картинно поднял руку и, сильно окая, подражая говору волжан, сказал: «Граждане нижегородские! Жен заложим, детей продадим...» «Вот она, эстафета веков! — думает Наталья Васильевна. — Народ всем жертвует во имя Родины, всем, самым дорогим — жизнью любимых людей...» Нет больше в живых славного мальчика, не по возрасту серьезного Володи Рывчука. Странно! Она никогда не вспоминает Володю как мужа. Она вспоминает его как товарища детских игр! Сейчас она удивляется: как могла согласиться стать его женой, зная, что где-то на земле живет ее единственный Владимир Вялых!

Уже несколько дней от Владимира нет писем. Свекровь вздыхает, а Наташа бодрится. Ее любовь сильнее смерти. Да, да! Ее любовь настолько сильна, что сможет одарить счастьем детей и внуков Владимира Вялых. Большой Владимир уже и сейчас продолжает жить в своем сыне — маленьком Вовочке Вялых. Еще девчонкой Наташа стала задумываться о таинстве рождения, жизни и смерти человека. Она не верила в бога, но не могла, не хотела понять, что со смертью человек перестает существовать, совсем уходит в небытие, словно никогда и не жил на свете. Это казалось чудовищной несправедливостью. Позднее, когда уже стала врачом, Наталье Васильевне не раз приходилось облегчать страдания больных в последний час их жизни. Она хорошо знала причины, вызывающие смерть. И все-таки, когда теперь думала о любимом человеке, не верила, что может найтись сила, которая убьет ее Владимира. Он будет жить! Пройдут годы, и их Вовочка станет в точности таким, как сейчас отец. Но будет еще счастливее. Если, конечно, человек может быть счастливее, чем она с мужем.

На кармане гимнастерки расплывается пятно. Увлекшись созерцанием картины, отдавшись мыслям, Наталья Васильевна забыла, что пришло время кормить. Маленький Владимир Владимирович, наверное, надрывается в крике.

В двухэтажном деревянном домике, где в окна глядятся багряные листья клена, ее встречает мать Вялых.

— Как Вовочка? — сбрасывая гимнастерку, спрашивает Наташа.

— Чего ему, касатику, сделается? Покричал маленько. Я ему пустышку дала. Лежит чмокает.

Хорошо Наталье Васильевне в семье свекрови. Она не только за Вовочкой, но и за невесткой ухаживает, как за маленьким ребенком. Владимир прислал матери аттестат. Наташа получает хороший оклад, офицерский паек, детскую карточку на сына. Во время войны, когда людям в тылу приходится не только много работать, но и систематически недоедать, недосыпать, мириться с лишениями, материальное положение семьи Вялых вполне обеспеченное.

Но скоро должен настать конец сравнительно спокойной жизни молодой матери. Подходит к концу декретный отпуск. Через несколько дней военврач Рывчук обязана явиться по месту службы. Как же поступить с сыном? Больше всего хотелось бы не разлучаться с ним. Но она не вольна в своих поступках. Сегодня она служит в тыловом московском госпитале, а завтра может оказаться на передовой. Не тащить же ей сына на фронт!

Марина Юрлакова в ласковых, дружеских письмах уговаривает Наташу привезти Вовочку в Москву. Вдвоем, мол, выходим. Легко сказать — выходим! А кто будет оставаться с Вовочкой, когда они уйдут на работу в госпиталь? Нет, везти сына в Москву нет резона! Разумнее оставить мальчика в Горьком у свекрови, которая, конечно, сделает для внука все, что сможет.

Две недели спустя военврач Рывчук вернулась в Москву. В госпитале ее радостно встретила Марина Юрлакова.

— У нас новость. Губаревскому присвоили генерал-майора медицинской службы, — сообщила Марина.

Войдя в кабинет начальника госпиталя, Наташа козырнула.

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Здравствуйте, капитан, — поднялся из-за стола Губаревский. — Ну как прошли роды?

— Благодарю, товарищ генерал. Все в порядке.

— Сын или дочь?

— Сын.

— Ну что ж, поздравляю! — вздохнул почему-то Губаревский и уже официально добавил: — Приступайте к исполнению своих обязанностей, товарищ капитан.

— Есть приступать к исполнению своих обязанностей, товарищ генерал!

В утренней сводке Совинформбюро сообщалось: «В течение ночи на фронте ничего существенного не произошло», а к вечеру страна узнала, что советские войска на Западном фронте вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанных большим количеством авиации.

Рано утром, когда в госпитале дежурила Наталья Васильевна Рывчук, привезли доставленного с места боев в Москву боевого генерала. Он был ранен осколком в живот. Требовалась немедленная, очень сложная операция. Наталья Васильевна позвонила на квартиру Губаревскому.

— Начинай операцию немедленно, — приказал Сергей Павлович. — Дорога каждая минута!

— У него изношенное сердце. Я боюсь, профессор.

— Надо рисковать, Наташа. Скажи, чтобы вызвали всех хирургов. Сегодня предстоит горячий день. Я сейчас выезжаю. Но ты не жди.

Во время операции всегда рядом с Натальей Васильевной находится ее учитель, хирург-виртуоз Губаревский. Сейчас всю ответственность за жизнь заслуженного генерала Наташа принимала на себя.

В операционной ее ждали молодой врач, досрочно выпущенный из медицинского института, и сестры. Наталья Васильевна почувствовала на себе страдальческий, просящий взгляд генерала: «Все, что угодно, только прекратите мучение».

Ассистент сделал укол, сестра наложила маску. В операционной резко запахло эфиром. Наталья Васильевна стала убирать клочья разорванных мышц. Шли долгие минуты... И вот, наконец, в операционную тихо вошел профессор. И сразу пришла уверенность.

Долго, очень долго длилась эта сложнейшая операция. Наконец ассистент прекратил подачу наркоза. Оперированного увезли в палату. Взволнованная и уставшая, Наталья Васильевна вопросительно посмотрела на профессора.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться к капитану Рывчук?