Сергей Сиротинский - Путь Арсения
— Приказывал я не седлать Лидку, вот и результат...
В это время Лидка, точно обидевшись на слова Фрунзе, дернулась и неожиданно освободила ноги Фрунзе. Он быстро приподнялся на ее круп. Ему подкинули доски и веревку. Но он сперва обмотал веревкой коня и потом лишь перешел по доскам на берег.
После этого с огромным трудом удалось спасти и Лидку. Покуда шли все эти операции, на берегу метался Ларе, ирландский сеттер, любимец Фрунзе. Ларе жалобно выл, видя, как гибнет в болоте его хозяин. Собака рвалась на помощь, но ординарец ее не пускал.
О Ларсе можно рассказать интересную историю. Собаку эту подарил Михаилу Васильевичу узбек-крестьянин по имени Валдыбай. Фрунзе очень понравился пес, и Михаил Васильевич назвал его Ларсом. Но собака все не привыкала к Фрунзе. Тогда Валдыбай сказал Михаилу Васильевичу:
— Ты возьми кусок хлеба и подержи его подмышкой, чтобы он пропитался твоим запахом, потом хлеб отдай собаке, пусть съест.
Фрунзе в точности выполнил совет Валдыбая. И Ларе привязался к Фрунзе. Ларе всюду следовал за ним. Даже когда Михаил Васильевич уезжал в районы военных операций, Ларе потихоньку выбирался из вагона, быстро ориентировался и нагонял хозяина. Но иногда его оставляли в Ташкенте. Красноармейцы из команды штаба фронта тоже полюбили собаку и выучили ее всяким фокусам.
Кто-то из них заметил, что Ларе иногда вздыхает, как человек. Тогда они стали его специально дрессировать. Вскоре добились поразительного результата. Когда Ларса спрашивали:
— Ну, как поживаешь, Ларе?
Он глубоко вздыхал,
Но вот вернулся Фрунзе. Красноармейцы, желая сделать командующему приятное, придержали Ларса, не дали ему прыгнуть навстречу и спросили:
— Ну, как поживаешь?
Ларе вздохнул.
Фрунзе это очень понравилось, он развеселился. А отпущенный Ларе лизал ему руки, вставая на задние лапы, стараясь передними дотянуться до плеч. Когда Фрунзе чувствовал усталость, он подходил к Ларсу, опускался на корточки и подолгу играл с ним. Это был его отдых.
Михаил Васильевич умел отдыхать даже в самой сложной фронтовой обстановке. Он находил время для того, чтобы осмотреть мечети Самарканда, руины дворцов в Фергане, старинную крепость в Оше. В каждом городе, в горах — всюду, куда его забрасывала необходимость, он между делом спрашивал у старожилов:
— А что у вас есть памятного, старинного?
Достаточно было сказать ему, что крепость или дворец построены таким-то и таким-то древним властителем, чтобы Фрунзе сейчас же коротко рассказал окружающим увлекательную историю тех времен и народов.
Средняя Азия богата памятниками седой древности. Вблизи от Термеза, около Кушки, сохранились развалины военных лагерей Александра Македонского; памятники Самарканда, возведенные в конце XIV столетия по приказу Тамерлана мечети Биби-Ханым, Шах-и-Зинда и другие. В Бухаре, Коканде, Оше, Андижане, Мерве видны следы «покорителя мира» Чингис-хана.
...Внезапно вспыхнуло брожение в национальных частях, сформированных из раскаявшихся и перешедших на сторону Советской власти басмачей. Полк под командой Ахунджана, бывшего басмаческого атамана, отказался выполнить приказ штаба фронта о прибытии в Ташкент. Мятежный полк хозяйничал в Андижане. Другая такая же воинская часть ушла в горы и примкнула к басмачам. Разведчики доносили, что в Андижане и других городах Ферганы орудуют подосланные бухарским эмиром и английскими интервентами тайные агенты. Доносили, будто агенты эмира готовят восстание и захват Ферганы. Фрунзе, посоветовавшись с Куйбышевым, решил лично навести порядок в Андижане. Он выехал туда с отрядом.
Ночью 24 мая Михаил Васильевич прибыл в Андижан и приказал вывести все части гарнизона, в том числе и полк Ахунджана, на парад утром 25 мая. До парада в ревкоме состоялось совещание партийных и военных работников. В ревком был приглашен и Ахуиджан. Между тем разведка сообщила, что мятежный полк намерен оказать сопротивление и готовится к бою. В гарнизоне надежными были только отдельные части пехоты.
Кавалерийский полк Ахунджана в полной боевой готовности прибыл на парад. Было заметно, что полк приготовился к дальнему походу; похоже, что прямо с парада Ахуиджан переметнется к басмачам. Фрунзе принял решение разоружить полк. Он приказал приступить к разоружению в момент, когда начнется заседание ревкома.
В зал заседания Ахуиджан явился в сопровождении десятка своих сподвижников, вооруженных маузерами. Он сел рядом с Фрунзе, остальные разместились так, что Фрунзе оказался в их кольце. Началось заседание ревкома. После обсуждения обычных дел Фрунзе поставил вопрос об отправке полка Ахунджана в Ташкент.
— Я в Ташкент не поеду и мой полк тоже не поедет,— вызывающе'заявил Ахуиджан.
В это время с улицы донеслись хлопки частых выстрелов; там началось разоружение полка. Ахуиджан побледнел, вскочил со стула и выхватил маузер. То же самое сделали и его спутники. Фрунзе не шелохнулся. Он продолжал сидеть в председательском кресле, не спуская глаз с лица Ахунджана.
— Ахуиджан,—наконец, промолвил командующий.— Ошибку простить можно, предательство — никогда.
Ахуиджан сверкнул глазами. Он быстро вскинул маузер на уровень головы Фрунзе, но в это время красноармеец Разумовский, оказавшийся рядом, скомандовал:
— Ни с места! Руки вверх!
Ахуиджан и его спутники замерли. Несколько красноармейцев, вскинув винтовки, взяли басмачей на прицел. Ахуиджан в бешенстве бросил маузер на стол перед Фрунзе. Тот все так же спокойно, молча продолжал смотреть в лицо басмаческого атамана. Под дулами винтовок бросили оружие и остальные басмачи.
С улицы донеслась пулеметная очередь. Крупный отряд из 'полка Ахунджана сумел вырваться с площади. Он торопился на помощь атаману, но, встреченный пулеметным огнем, рассеялся на мелкие группы и бежал. Полк Ахунджана был разоружен.
Железный хромец
Кончили ужинать, но из-за стола никто не вышел. Михаил Васильевич расстегнул ворот гимнастерки. Был поздний вечер. В раскрытые окна вливался вечерний прохладный воздух. Он нес с собой душистые запахи фруктового сада. Михаил Васильевич долго прислушивался к плавному, шелестящему говору и бульканью воды.
Первым заговорил Листратов, приехавший из Иванова «по хлопковому делу».
— Главное, я считаю, здесь вода нужна. Прямо хоть в цистернах привози. Без воды ни хлопка, ни рису, ни фруктов — ничего не добьешься. Вот бы, Михаил Васильевич, на этот счет проектец обмозговать.
— Надо попросту взяться за дело,— сказал Фрунзе.— Расширить ирригационную систему, расчистить старые и построить новые каналы. За воду воевать надо, по-настоящему, как на войне. Туркестан без воды — пустыня бесплодная. Война за воду здесь велась тысячелетиями. У кого вода — тот и повелитель. В борьбе за воду возникали и рушились азиатские деспотии.
— Ветер из пустыни и движение песков тоже имеют огромное значение, — заметил Новицкий.
— Это уже вторая, меньшая часть проблемы. Суть — это вода... Она создает растительность, останавливающую движение песков, — продолжал Фрунзе. — Помню, Владимир Ильич, во время беседы со мною о Туркестане, не раз подчеркнул, что покончим с войной, укрепится в Туркестане Советская власть, тогда первоочередной задачей будет борьба за воду. В Европейской России острота классовой битвы в деревне складывалась в борьбе за землю. На одном рубеже этой борьбы — безземельный и малоземельный крестьянин, батрак; а на другом — кулак и помещик. Здесь, в Средней Азии, борьба идет за воду. Без воды нет урожая, а водой распоряжались баи. Бай — не менее жестокий собственник, что и кулак. Вода идет на байское поле, а декхане довольствуются каплями, которые уделит бай. В прошлом власть бая опиралась на поддержку царских чиновников, на религиозные предрассудки, на буржуазно-националистическую пропаганду. Нам, кого партия направила в этот край на помощь декханам, нужно глубоко изучить историю края и среднеазиатских народов. Народы эти трудолюбивы, обладают высокой национальной культурой. Об этом говорят памятники их старины, в том числе памятники сложных гидротехнических сооружений. Много столетий назад здесь люди меняли русла рек, сооружали гигантские каналы, создавали цветущие государства.
— Это достигалось столетиями, а может, и тысячелетиями, — сказал Листратов. — А у пас времени в обрез. Нам надо скорее да скорее.
— Что памятники искусства и техники в старину создавались медленно, столетиями — это неправда, — сказал Фрунзе. — Строили быстро, особенно если учесть состояние тогдашней техники. Бывает, что кое-кто у нас пренебрежительно относится к истории, а напрасно. История — лучший учитель, в особенности для нас, большевиков. Бывает, что мы решаем практические задачи, хотя бы в строительстве, наново, не замечая, что задачи эти были уже осуществлены и осуществлены неплохо. Зная историю, мы могли бы повторить опыт в современных условиях— и лучше и быстрее.
