Александр Струев - Царство. 1955–1957
Справа оглушительно грянул выстрел, потом другой.
— Николай Александрович стрелял. На меня не вышли! — с облегчением вздохнул молодой человек, ему не хотелось становиться убийцей. Студент счастливо улыбнулся и запрокинул оружие на плечо: — Видно, конец охоты!
Лес опять впал в спячку, в полнейшую тишину. Не слышалось больше криков загонщиков, ржания знакомой лошадки. Охотник снова присел на пенек и задумался. Сергей вспомнил Лелю, ее розовые губки, удивительно мягкие волосы, озорные глаза, заразительный смех.
«Она красивая и добрая!» — думал он. Его тянуло к Леле.
Сергей все чаще вспоминал о милой девушке, окончательно позабыв лукавую Ладу. И тут, краем уха, юноша уловил, как хрустнула ветка, он поднял голову — огромный черный силуэт, отделившись от чащи, рванулся в его сторону. Отпрянув от высоченного лося, бежавшего не разбирая дороги, стрелок чуть не выронил ружье. Сережа торопливо вскинул оружие, пытаясь целиться, но лось был уже далеко. Зажмурившись, он пальнул вдогонку, а когда открыл глаза, увидел, как гигантская громада одним скачком скрылась в зарослях. Юноша еще долго стоял не шевелясь, и, казалось, не дышал.
— Стрелял? — услышал он голос отца.
Хрущев шел к сыну.
— Промазал! — признался Сергей.
— Идем, проверим, может в кустах завалился.
Никита Сергеевич двигался по пятам сбежавшего лося.
— Крови нет, — качал головой отец. — Гляди, какими прыжками ушел. Великан!
Сын стоял рядом, разглядывая взрыхленный снег.
— Никто не попал! — утешил начинающего охотника папа. — На Булганина кабанчик выскочил, он его и прибил. Серов с досады пальнул. Два дурака всех лосей распугали. Эй, мазилы, пошли! — позвал Хрущев.
Из-за поворота появились санки.
— Анастас Иванович, ты где?!
— Иду, иду!
— Ванька фраернулся! — тыча в сторону генерала, сказал Жуков. — На хера стрелял?
Серов с досады махнул рукой:
— Думал, напротив меня стоит!
— И Серега маху дал, — кивнул на сына отец.
— Ничего, повторим, — миролюбиво сказал Булганин.
Старший егерь наизусть знал повадки лесных обитателей, ни разу в расчете не сбился. Есть рыбаки, которые лишь взглянут на водоем, сразу определят, где стоит рыба и как ее взять. Так и старший егерь всегда выводил на зверя.
— На этот раз мой будет! — похлопывая по двустволке, заявил Георгий Константинович.
Охота для Жукова не была пустым развлеченьем, он, как и Хрущев, беспощадно убивал. Лишь Анастас Иванович и юный Сергей неудачей остались довольны.
Во втором загоне убили двух сохатых — одного застрелил Никита Сергеевич, другого, более крупного — Жуков. Маршал радовался, что его лось больше, с раскидистыми рогами. Глядя на страшную тушу, Сергей подумал, что это тот самый лось, который спасся от его неумелой пули. Пареньку стало грустно. Егеря начали разделывать трофеи. Никита Сергеевич внимательно наблюдал за их отточенными движениями.
— Смеркается, пора на базу, — высказался Николай Александрович. Темнело быстро, да и заметно похолодало.
— На-ка, глотни! — Булганин протянул Хрущеву фляжку с коньяком. Никита Сергеевич отхлебнул.
— Сереге дать?
Отец покосился на сына:
— Согрейся!
Юный охотник осторожно отхлебнул и закашлялся. Дыхание перехватило. Горло, грудь точно обожгло. Он никогда раньше не пробовал крепких напитков, чуть не выронил фляжку.
— Довольно ему! — строго сказал Никита Сергеевич. — Где санки?
До места доехали скоро. Страшно хотелось есть, почти шесть часов провели на воздухе. Первым делом сняли потную одежду, ополоснулись, переоделись, и, наконец, расселись за столом.
Теремообразный рубленый дом имел столовую в два света с изумительной изразцовой печью. Посреди столовой стоял широкий стол с резными креслами. Приятно пахло деревом. Окна выходили на опушку, которую обступили глухие Завидовские леса. Так и тянулись они вдоль Волги до самой Твери и дальше на многие-многие километры.
С кухни текли вкусные запахи. Не доверяя местным поварам, исполняющий обязанности директора охотохозяйства полковник Маргаритов лично жарил котлеты. Помогал ему помощник Никиты Сергеевича Петр Демичев. Петя оперативно накрутил фарш, подавал полковнику соль и перец, нарезал хлеб, расставлял на столе тарелки. Десяток лосиных котлет аппетитно шкворчал на сковороде. Из подстреленного Николаем Александровичем кабана предполагалось незамедлительно извлечь и пожарить печень. Кабанчик был молоденький, и печеночка, значит, должна получиться отменная.
— Чего вы там возитесь? — подал голос Хрущев.
— Через минуту котлеты даем, а следом печенку. С пылу, с жару! — отрапортовал юркий Демичев.
— Вот они, наши шефы, готовят, хлопочут, а мы — рабы! — рассуждал Никита Сергеевич. — Сидим и ждем, пока есть дадут, пить дадут, ничего сами не умеем. Дело наше нехитрое — ждать. А у них работа кипит, полет фантазии! Привет вам, шефы! — повысил голос Хрущев. — Что за ребята!
— Маргаритов — клад. Зря я его тебе в Завидово отдал, — посетовал Булганин.
— Не мне, а нам. Ты сам сюда наведываешься, — возразил Хрущев.
— Наведываюсь, не наведываюсь, а жалко! Такой расторопный очень пригодится.
— У тебя на подхвате сталинский Резо шустрит!
— Он еле поворачивается, возраст! — вздохнул Булганин. — А Маргаритов с энергией, со знанием дела!
— И мне бы такой сгодился! — высказался Георгий Константинович.
— А генерал Крюков с развеселой женой-певицей? — закрутил головой Хрущев.
— После тюрьмы Крюков уже не тот, — вздохнул Жуков. — Сломали его псы сталинские! Не осталось в Володе прежнего огонька, тяжелый стал, мрачный. Лида, та молодец, словно и не сидела, и поет, и пляшет. Так что и мне б расторопный человек пригодился.
— Забирай! — уступил Хрущев. — Ваня сюда нового управдома найдет.
Хрущев разочаровался в полковнике, оказался он какой-то мелкий, с маленькой душонкой человечек. Перетянул полковник сюда почти всех булганинских баб и подхалимов, сутолоку бесполезную создал, а ведь в Завидово прежде всего — охота, а не приятное времяпрепровождение, где и споют, и станцуют, и не бог весть что сделают. Не допускал близко к себе Никита Сергеевич червивых людей. Петя Демичев, тот без гнилушки, но чересчур толковый для маленького дела.
Подали котлеты и печень.
— Налетай, подешевело! — прогремел Хрущев. — Вот шефы — золото!
— Не хотел кабана бить, а рука точно на автомате — бам! — излагал Булганин, кто по существу сорвал первый загон.
— Ты что, не мог кабана от лося отличить? — хмыкнул Никита Сергеевич. — А если б кошка выскочила?
— Да откуда в лесу кошки? — уплетая печенку, отозвался Николай Александрович. — Зато как славно кушаем!
Сергей нелепо моргал глазами, он почти спал.
— Я пойду.
— Иди, милый, иди! — отпустил отец.
Булганин довольно развалился в кресле.
— Одному человеку операцию делали, — начал он. — Человек этот глаза открывает, смотрит на доктора и говорит: «Вы, доктор, сказали, что операция продлится два часа, а у вас уже борода выросла!» А тот отвечает: «Я не доктор, я архангел Гавриил!»
Охотники рассмеялись.
— И тут церковников приплел! — нахмурился Хрущев. — Где, Коля, ты только анекдоты берешь?
— В сводках читаю! — отозвался Николай Александрович.
В Комитете государственной безопасности ему каждую неделю составляли подборку лучших анекдотов.
— Прям Даль!
Никита Сергеевич смотрел в темь, за окно, ничего, правда, там не различая.
— Завидово! — проговорил он, — В Тверской области самые яростные бои развернулись, ведь подступ к Москве. Сколько лет прошло, а не идет из головы проклятая война!
— Кругом кровь текла! — погрустнел Микоян. — В самом начале совсем туго пришлось, фриц пер напролом, техника уничтожена, военные в панике, солдаты сдаются, города бомбят. Сталин в прострации, он был уверен, что враг с ходу займет Москву. Народ побежал еще до того, как объявили эвакуацию.
— В войну надо было втянуться, — заметил Жуков. — К масштабной и тем более к внезапной войне мы были не готовы. Одним махом нас обтрясли! Побитые части деморализованы, приходилось их заново собирать, бойцов воодушевлять. Знающих командиров не осталось, постреляли их и пересажали, управление войсками нарушено, кругом бардак!
— Бардак! — согласился Анастас Иванович. — В Москве шла тотальная эвакуация, ни о чем другом не думали. Сталин решил создать оборону на Урале, хотя бы там удержаться, искал всевозможные способы для примирения. Берия несколько раз с болгарским послом, гитлеровским посредником, говорил, чтобы мир на любых условиях установить, и с румынами говорили, но Адольф мириться не хотел.
— Тогда минировать Москву приказали! — припомнил Булганин. — Перед тем как сдавали города, все, что возможно, уничтожали, чтобы враг на голое место приходил, а в домах еще жили люди.
