Лариса Васильева - Дети Кремля

Лариса Васильева

Дети Кремля

(Кремлевские жены — 2)

Кремлиниана и Кремлиниада

Вступление

Кардиограмма Кремля…

Взлетающие и опадающие диастолы и систолы нашей жизни сосредоточены в каменной музыке этих стен. Вверх-вниз — вверх-вниз.

Кремль с птичьего полета похож на сердце. Это и есть сердце России. Замри Кремль — замрет страна.

Кремлениана — книги, картины, песни, фильмы — симфония красок, слов, звуков — все о Кремле.

Что о Кремле?

1147 год. Князь Юрий Долгорукий дает Кремлю жизнь. Со взлетами и падениями, с поражениями и победами идет стремительный рост русской государственности.

Междоусобицы, нашествие Орды — тяжкие болезни. Сердце бьется глуше, тише, медленнее…

Начинается возрождение: кремлевские дети — Иван Калита, Симеон Гордый, Иван Красный, Дмитрий Донской, Иван III — начинают собирать Россию.

1472 год. Москва готовится к торжественной встрече византийской царевны Софии Палеолог.

Изгнанная турецким нашествием из Константинополя, царевна жила в Риме и не могла примириться с потерей родины. Она хотела назад: в детство, в юность, в мир святой Софии, в перезвон византийских колоколов.

Невозвратимо.

Внимание царевны обращается на восток: в России овдовел государь, Иван III. Да, Москва далекая — да, дикая, но быть царицей в ней, а не изгнанницей в Риме — цель!

София въезжает в Москву.

Город поражает ее воображение. Она построит здесь второй Константинополь.

Женщина приглашает лучших мастеров Европы и начинает строить каменный Кремль. Биение ее сердца запечатлено в музыке кремлевских соборов.

Вниз — Лжедмитрий. Польское нашествие. Разруха.

Вверх — первые Романовы, Михаил и Алексей, наполняют Кремль жизнью, движением, неторопливо-густыми голосами спорщиков бояр, шорохом платьев стеснительных жен, детским плачем и девичьими песнями. Семнадцатый век — Кремль, огромный семейный дом.

Вниз — стрелецкие бунты. Обагренное боярской кровью Красное крыльцо Кремля. На нем царевна Софья Романова с двумя перепуганными братьями-царевичами, Иваном и Петром, а после — выросший Петр казнит стрельцов под кремлевскими стенами.

Вниз, вниз, вниз — на два века Москва не столица. Опала Кремля — месть кремлевского сынка Петра сердцу России за его детский страх на Красном крыльце.

Снова — вверх. 1918 год. Москва опять столица. Кремль восстает из двухвековой летаргии.

Кардиограмма Кремля…

Много книг написано об истории, архитектуре, живописи нашей Красной крепости. Много песен спето.

Кремлениана нескончаема.

Но чем больше пишут и говорят, тем все шире, расплывчатее образ этого русского чуда. И, может быть, поэтому навстречу Кремлениане является Кремлениада…

Суффиксы и окончания русского языка — мощные стилисты нашей истории. Один какой-нибудь слог, одна даже буква меняют слово так, что все огромное историческое явление приобретает иной, часто совершенно противоположный смысл.

Был человек — сталинец, приверженец великого вождя, строитель коммунизма, борец за светлое будущее человечества.

Стал человек — сталинист, приспешник тирана, маньяк, преданный жестокой тоталитарной идее, строитель лагерей и тюрем.

И что удивительно, разнящиеся всего лишь суффиксами, ставшие противоположностями, слова эти живут в истории рядом, как сиамские близнецы, ибо и те, и другие люди — были. Часто в одном человеке.

Кремлениана и Кремлениада. Всего лишь одна буква, а какая разница.

Кремлениада — история внутренней жизни Кремля, его людей, их судеб, их тайн, их подлостей и великих деяний — рассказы о кремлевских характерах, семьях, женщинах, детях, о том, о чем обычно молчит не к месту стыдливая история.

Первый том моей Кремлениады — «Кремлевские жены» — это рассказ о том, что случилось в России в двадцатом веке на вершине власти с женщиной, ставшей кремлевской женой.

А там, где женщина, всегда дети.

Книга о кремлевских детях — рассказ о том, что случилось в России в ХХ веке на вершине власти с детьми Кремля.

Почему в России? А где же еще, если это — наша родина?

Почему в двадцатом веке? А когда же еще — ведь это наше время.

Двадцатый век непохож на все, вместе взятые, предшествующие столетия. Восстань сегодня из гроба человек, умерший сто лет назад, он не узнает землю: огромные города, небоскребы, автомобили, летящие по асфальтовым трассам, самолеты, кино, телевизор, телефон — устанешь перечислять.

Почему на вершине власти?

Да потому, что там, как в фокусе, собирается все происходящее потом внизу, в миллионах жизней, ибо, несмотря на особенности века, человек все тот же: любит, ненавидит, радуется, страдает, совершает подвиги, делает подлости и т. д.

Все мы, в той или иной степени, кремлевские дети, сыновья и дочери великого и страшного времени, отсчитанного нам курантами на Спасской башне.

И все, что произошло с героями этой книги, в той или иной степени произошло с каждым из нас.

Сад Детства и детский сад

Он был ребенком много лет назад. Все люди эту стадию проходят И часто от самих себя уходят Из Сада Детства, что не детский сад.

Осень тысяча девятьсот сорок седьмого года. Праздник 800-летия Москвы. Нарядные толпы на улицах. Из парков доносятся звуки бравурных маршей и навсегда запечатлевающиеся в памяти слова песен:

Сталин — наша слава боевая, Сталин — нашей юности полет, С песнями борясь и побеждая, Наш народ за Сталиным идет!

Алые полотнища флагов. Вечерняя иллюминация. В небе на аэростатах покачиваются под ветерком портреты самого человечного человека. Когда темнеет, в пересечениях прожекторов изображения вождя зачаровывают: торжественное парение. Всеобщий восторженный настрой.

Моя семья недавно вернулась в Москву из эвакуации. Я поступила в пятый класс 609-й московской школы. Она находилась в Безбожном — бывшем Протопоповском — переулке. После революции ряд улиц и переулков Москвы, да и других городов, переименовывались назло проклятому прошлому. Теперь он снова Протопоповский. Тоже назло прошлому, но другому.

После маленького уральского заводского поселка столица ошеломила меня. Я училась во второй смене — утром часто одна гуляла по городу.

Однажды в уютном переулке центра Москвы заметила я красивое четырехэтажное здание. Было около половины девятого — время, когда в школах начинаются уроки первой смены. К зданию стекались черные автомобили. Один за другим. Из них выпархивали девочки в школьных формах с белыми фартучками — тогда мальчики и девочки учились раздельно, — исчезали в широко распахнутых дверях. Автомобили медленно отъезжали.