Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость
- Вот уж янки удивятся тому, как у нас все выглядит ухоженным и присмотренным, – раз-мышляю вслух. – Думаю, они не позволят придти процветающему хозяйству в упадок!
- Хм… Вы так тоже думаете, господин обер-лейтенант? – бормочет Бартль и поднимает при этом голову.
Я, судя по всему, на правильном пути. А потому далее:
- Ну, а как Вы думаете! Представьте только себе, как они обрадуются, когда получат, нако-нец, нечто свежее на стол после своих консервов, после всех этих сраных Corned Beef, от тру-дов Рихарда Бартля!
Бартль поднимает голову еще выше. Взгляд прикован к моим губам.
Признание, вот что является для Бартля его жизненным эликсиром, и не важно, откуда оно придет.
Бартль Великий! Рекультиватор, арендатор, землемер. Бартль, разбивающий скалу, как Мои-сей и добывающий из нее воду. Если только этот нимб вновь засияет вокруг его головы, то мы, конечно, уже скоро сможем ехать дальше.
Но Бартль, по-видимому, не хочет облегчать мне задачу. И уже опять жалуется:
- А все мои картины будут отправлены на свалку, господин обер-лейтенант! Мой альбом! Книга отзывов посетителей с подписью командующего подводными лодками, всех командиров Флотилии и всех комендантов Флотилии... У меня дочь в Америке, и я хотел ей завещать все это!
Спрашиваю наугад:
- А она замужем?
Бартль согласно кивает.
- И он сейчас в армии?
- Так точно, господин обер-лейтенант, но, к сожалению, не в Морфлоте – в пехоте.
И тут я начинаю фантазировать:
- А вот представьте себе, этот человек находится в том подразделении, что скоро захватит Брест или уже захватило – и внезапно он остановится перед девичьей фамилией своей жены...
- Почему это, господин обер-лейтенант?
- Ну, как же, над Вашей «Ривьерой» висит огромная вывеска «Салон Бартля» – а, это же, как раз, и есть девичья фамилия Вашей дочери, сочетавшейся в Америке браком. Не так ли?
Бартль смотрит на меня с сомнением, на лице улыбка радости, после чего он решается согла-ситься:
- Возможно, все так и будет, господин обер-лейтенант!
- Да, на войне все возможно! – говорю ему в ответ, и Бартль заливается румянцем.
По пути к машине, говорю:
- Если Вы снова смоетесь Бартль, шутки закончатся! Нечто подобное и очень глупое может придти на ум только Вам. Будто Вы не знали, что последует за самоволкой!
- Мне это было безразлично, господин обер-лейтенант. Совершенно безразлично. Уж по-верьте мне...
- Да, ладно…
- Вы хорошо сказали, господин обер-лейтенант ...!
Но постепенно Бартль снова приходит в чувство.
Когда уже забираюсь в кабину, он обращается ко мне:
- Вам все-таки следует обратиться за врачебной помощью, господин обер-лейтенант!
- Да знаю я! Но для начала и так сойдет. Все хорошо.
Это была, конечно, ложь. Дела вовсе не так хороши с рукой, как хотелось бы. Я все еще чув-ствую биение пульса в локте. И если не ошибаюсь, то у меня снова температура. Но может быть сверлящий меня голод, это он вызывает температуру? Если появляется температура, не значит ли это, что надо бы перекусить?
- Надо бы, прежде всего, червячка заморить! – кричу громко, как если бы речь шла о сооб-щении о победе.
- Здесь, похоже, есть подходящий ресторанчик.
Приказываю кучеру:
- Развернитесь-ка вокруг этой площади и станьте боком, мордой на дорогу – ресторанчик выглядит аппетитно.
Заставляю Бартля тоже выйти. Еда ему не повредит. Кормежка всегда хороша.
Я могу понять горе, обуявшее Бартля.
Вижу, как он сидит в бедно меблированной комнате и черпает суп ложкой, и при этом нет никого, кто может его выслушать, этого большого, плетущего свои тенета Бартля...
А я?
Куда я должен буду обратиться, когда все это волшебство закончится?
Я бьюсь с судьбой и собираю все свои силы, чтобы избежать петли и затягивания ее вокруг шеи.
Но с какой целью, собственно говоря?
Невольно вынужден закрыть глаза, поскольку у меня слишком сильное головокружение: До Парижа я еще мог держаться надеждой, что могу напасть на след Симоны. И при этом я точно знал где-то внутри, что это была всего лишь иллюзия – а еще и то, что искренне верил, что поймаю Бисмарка, и покажу этому проклятому монстру, виноватому в гибели Симоны, где раки зимуют – вот что держало меня на плаву.
Но никого из моих мучителей я не поставил к стенке и не призвал к ответу. Ни один из них не дрожал с поднятыми руками перед дулом моего пистолета, как я себе это часто представлял. Солдафоны-службисты, типа Бисмарка и его банды, выбрались и сбежали от меня так же ловко и удачно, как и те крысы с верфи, что сбежали с подлодки.
Но теперь не это меня волнует.
То, в чем мы действительно теперь нуждаемся – это тихий, уютный ресторанчик. Еще раз перекусить с французского стола, и тогда сам черт нам не брат!
Вытягиваю шею то влево, то вправо и еще через держащие руль руки «кучера»: Вот будет смех, если не найдем подходящего ресторана!
Квартал, который мы сейчас проезжаем, прямо-таки пахнет хорошей едой.
И вот, наконец, вижу: Стеклянные вывески с художественным модернистским оформлением, блестящий латунный шест у входной двери. Никакого выпендрежного названия, а простая надпись «Restaurant» большими, расписанными цветочками буквами. Выглядит внушающим доверие.
«Кучер» начинает снижать скорость, и тогда я говорю: «Стоп!»
Выхожу и осматриваю заведение вблизи.
Через три дома дальше стоит еще один ресторан, под названием «У белочки» – где за вит-ринной шторкой расставлены чучела белочек, и даже несколько композиций изображающих во всю трахающихся белок.
Спаривающиеся в витрине белки мне совсем не нравятся, но, скорее всего, это и есть мо-дерн! Раскачивающиеся двери с расписной узорчатостью под дерево, кажутся излишне ярки-ми. Подрагивающий желтый цвет, действительно не впечатляет. Но затем понимаю, что это всего лишь отблеск вибрирующей латунной ручки двери. Латунные отблески также и внизу дверей, на полосе-ограничителе, и они здесь, конечно, более к месту.
Глотаю болеутоляющую таблетку, закинув ее за жабры, откинув назад голову, после чего де-лаю глубокий вдох и вперед! Курсом в кабак.
- Берите сумку с собой! – приказываю Бартлю.
В мягком, приглушенном дневном освещении различаю искусственные цветы на столах, но за столами никого нет. Только несколько посетителей у барной стойки под черно-коричневым кессонным потолком. Все выглядит солидно. И хорошо подходит для большого пира – для на-шего прощального пира с великой матерью-Францией.
Неудивительно, что пока еще так пусто. По французской традиции мы заявились немного раньше обычного.
За столом, наслаждаясь покоем и тишиной, произношу:
- Это наверняка последний раз!
- Своего рода последний обед приговоренного к смерти!
- Не совсем так, Вы, паникер!
- Кто знает точно, что с нами еще может случиться!
- Теперь могут иметь место лишь приятные неожиданности...
- Вы так это говорите, господин обер-лейтенант...
«Кучер» явно смущен. Он не знает, что должен делать со своими грубыми, рабочими руками, совершенно грязными от сажи из-за постоянного помешивания кочергой угольев в топке.
- Думаю, Вам стоит найти здесь кран, чтобы отмыть свои ласты.
- Аха-аха, господин оберлайтнант, – хрипит «кучер» и исчезает.
Наконец Бартль приступает к действию. Судя по всему, он постепенно снова приходит в се-бя.
Вижу, как хозяин заведения украдкой бросает взгляды на наш «ковчег», стоящий прямо пе-ред большим окном ресторана у бордюра. Да, пожалуйста, смотри на него сколько влезет! Наш «ковчег» заслуживает Железный крест. И он его действительно заработал! Он не принес ника-кой славы Maquis, уже хотя бы тем, что стоит здесь, перед этим рестораном – аккуратно при-паркованным к тротуару, как будто бы уже давно наступил глубокий мир.
Кажется, в заведении нет официантов.
Потому что хозяин собственной персоной парит, пританцовывая вокруг нашего стола – пре-дано, как и положено: В конце концов, мы все еще являемся оккупантами. Но именно поэтому мы и не хотим играть эту свою роль еще сколь-нибудь длительное время, и я вынужден сказать это явно и отчетливо Бартлю, так как он начал вести себя слишком уж по-барски.
Что мы желаем есть? – Все, что кухня и подвал могут предложить!
Приказываю смотреть в оба, чтобы нам не подали самое дешевое, и затем меня осеняет мысль объявить хозяину, что у меня сегодня день рождения. Бартль удивляется и заикается:
- Ох, а я-то и не знал про это, господин обер-лейтенант!
- Я тоже.
До Бартля наконец-то доходит.
- Мы прорвались сквозь такое говно, сквозь такое дерьмо, – говорю ему. – И здесь я чувст-вую себя снова под крылышком Великогерманского Вермахта... И на последнем перегоне мы можем позволить себе расслабиться по полной.