Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость
А оттуда мы окажемся в полной безопасности. В Нанси должен также располагаться настоя-щий госпиталь, и там смогут оказать всю необходимую мне врачебную помощь, после чего мы сможем снять отель и наконец, распрощаемся с нашим драндулетом.
Вроде все правильно рассчитал...
Но если меня оставят в госпитале, думаю снова, как же тогда все получится?
Однако против этого рассуждения я быстро нахожу отговорку: Они этого не сделают. Они будут рады, если мы снова отправимся в путь и эвакуируем, так сказать, сами себя.
Lay-Saint-Remy .
Одноэтажные дома, стоящие эшелонировано под углом к дороге – здесь тоже все серое в се-ром. Но когда однажды приходится остановиться, то прямо перед лицом обнаруживаю цветоч-ные горшки с цветущими в них кактусами.
Кучер ведет «ковчег» со всем своим умением: Мы должны с коротким разгоном вверх за-браться на мост-акведук. Под нами плывут, напоминая черные гробы, три баркаса. И тут уж требуется все мастерство нашего «кучера»: Дорога идет то на подъем, то вниз. Теперь дорога, наконец, имеет и свои изгибы. Для «ковчега» они довольно тесные. Он с трудом вписывается в каждый изгиб. Однако, «кучер» вынужден рисковать, особенно когда дорога идет в гору, так как иначе мы потеряли бы слишком много в скорости.
Взгляду в раскинувшуюся страну мешают мощные вскрышные отвалы с подъемниками ка-натной дороги: Мы неожиданно очутились в середине промышленного ландшафта. Но что здесь за индустрия? Хочу поинтересоваться у встречного пешехода, но на огромном транспа-ранте, растянутом высоко поперек дороги читаю «Ciments Fran;ais» .
Цементно-серое кладбище, но по близости ни одного дома. Светлая стена, над которой, не-смотря на ее высоту, возвышаются громоздкие могильные кресты.
Кладбище – единственное отталкивающе всю мою суть от этого места безобразное пятно в этом ландшафте – светло-серое, запорошенное цементной пылью и напоминающее фотонега-тив.
Успеваю мельком взглянуть через ворота: В пределах стены нигде ни намека на зелень: Ни цветка, ни дерева – только кресты и надгробия из серого цемента.
Затем промышленный район как-то сразу пропадает, словно это был мираж. По обеим сто-ронам вновь тянется, до самого горизонта, страна лугов.
Дорожный указатель: «VERDUN» .
Поток картин заполняет мне мозг. И будто в противоречии моим внутренним образам возникают у дороги реальные виды огромных казарм с длинными рядами выбитых окон. Несколько раскуроченных автомобилей валяющихся прямо перед ними так сжаты силой взрыва, что напоминают спущенные меха гармони.
Затем возникают и тянутся горы, длинные и такие же гладкие, как крышка гроба. Но это не совсем настоящие горы! Это мусорные отвалы каких-то ям.
Собор города Toul вижу лишь синим силуэтом, плывущим над крышами казарм, церковь-корабль повернута к нам. Башни такие же притупленные, как и в Соборе Notre-Dame.
Каменный мост через реку Мозель.
Дорога змеей скользит в вал крепостного укрепления окружающего города.
Несколько инвалидов в больших беретах, натянутых на глаза, словно ширма.
Один указывает тростью – ясно вижу черный резиновый набалдашник на ее конце – на нас.
Маленькая гавань с баркасами, все лодки с яркими, белыми номерами на носу.
НАНСИ
Я всегда проезжал Нанси только на поезде, и большей частью ночью. Теперь, наконец, смогу осмотреть город – но как это сделать с таким сумбуром в голове? Однако, в любом случае, тре-буется размять ноги. Поэтому приказываю остановиться, когда оказываемся приблизительно в середине города.
- Едем прямо в госпиталь? – спрашивает Бартль.
Во мне вспухает неожиданная ярость, и я восклицаю:
- Ни к чему все это. У меня пока есть таблетки! – а в глубине души думаю: все же, они скорее задержали бы меня, чем отпустили.
Прохожу пару сотен метров. Чувствую себя не то чтобы бодро и непринужденно, но как-то взволнованно. Я даже немного возбужден. Неужели эти чувства обуяли меня оттого, что мы, может быть, наконец-то оказались в безопасности?
В моих карманах довольно большая сумма денег! А есть ли еще что купить на них?
Останавливаюсь перед бутиком модной одежды. Увиденное в витрине не укладывается в голове! Она вся заполнена красивыми, ярко расцвеченными свитерами из ангоры в кричащих тонах – пастельных тонах; Свитера точно такие, что были у Симоны: без рукавов или с очень короткими рукавами.
Чудо то, что нечто подобное имеется в продаже на пятом году войны!
Наверно слишком дорого для французов. Но у меня бабла немерено.
С чего же, осмелюсь спросить, начать?
Во мне закипает страстное желание покупать, покупать: Свитера из ангоры, которые почти ничего не весят.
Но для кого?
Найдем для кого! успокаиваю себя. Свитер из ангоры всегда пригодится! А еще эти перво-классные консервные ножи!
Как под гипнозом, надавливаю на латунную ручку двери и вхожу.
Звонок издает пронзительный трезвон. Только, когда закрываю за собой дверь, дурацкие звук прекращается. Как во сне подхожу к стеклянной полке со странно драпированными шту-ками материи – полутьма, а в ней светящиеся яркие краски от дамских поясов, рубашек и була-вок в витринах с зеркальными стеклами.
Удивляюсь тому, что здесь все это еще покупается: Пестрые кнопки, ожерелья из деревян-ных жемчужин, тончайшие шали. Слегка пахнет нафталином.
За старомодной стойкой молодая, темноволосая продавщица неподвижно стоит и смотрит на меня большими, расширенными от страха глазами – так, будто увидела перед собой безумца.
Разыгрываю из себя крутого вояку и соблазнителя.
Насуплено и с надменным видом достаю, будто невзначай, пачку денег из правого кармана брюк. Да, это мое действо и в самом деле достойно удивления: Целое состояние! Я не погряз ни в беспробудном пьянстве, ни в распутстве. У меня просто накопились деньги. Фронтовые надбавки, глубинные. Где сэкономишь, а где недоплатишь время от времени – так денежки и накапливаются!
Ну а теперь мы, пожалуй, можем и на себя немного потратиться. Лесть так и течет с моих губ: Свитер в витрине просто великолепен. И, конечно, это ангора.
- Mais bien sur, monsieur!
Не может ли она примерить один из свитеров из витрины на свое прекрасное тело, чтобы я мог увидеть, достаточно ли он длинен?
- Mais non , – отвечает продавщица внезапно писклявым голосом. Но в следующий момент хватает один из свитеров и исчезает вместе с ним за тонким занавесом. А затем снова выходит и выглядит как само воплощение Симоны: такой же рост, такая же стройная фигурка. Только груди чуть поменьше.
Стою как вкопанный, выкатив глаза и даже пытаюсь сделать пару-другую глубоких вдохов, пока снова не оживаю.
Заикаясь от волнения, быстро выпаливаю, что то, что вижу сейчас перед глазами, невообра-зимо, удивительно красиво, и судорожно пробую при этом сформулировать свои чувства: Жел-тый свитер из ангоры, точно такой же окраски, как носила Симона, потому что желтый так хо-рошо подходил к ее коричневой коже – желтый цвет точно в середине между неаполитанским желтым и лимонным, не слишком слабо и не слишком ярко.
У продавщицы такие же темные глаза, как у Симоны, а ее волосы имеют ровный темно-коричневый цвет, почти черный – она тоже выглядит как девушка-таитянка, и то, что она вы-брала желтый свитер, конечно, не простая случайность: Она тоже знает, что ей лучше всего подходит.
А как насчет этого, спрашивает меня продавщица и берет в руки сиреневый свитер. И тут меня охватывает легкое головокружение: Это точно такой же, другой ее свитер, в котором я когда-то рисовал Симону. Уже само это трезвучие цветов – желтого, сиренево-фиолетового и коричневой женской кожи – могло бы свалить меня с ног.
А затем продавщица погружает свои тонкие коричневые пальчики в фиолетовое руно и дви-гает ими там, будто ползущими червяками... Должна ли она принести какой-либо другой свитер из витрины, спрашивает она при этом.
Да, все же, по возможности все, чтобы мы смогли сделать правильный выбор!
Размер превосходен – «…pourrait pas etre mieux» . А затем присоединяется еще и клуб-нично-красный – нет, скорее клубника с молоком – и еще два белых и один яркого кобальтово-го цвета. Что за великолепный приглушенный пастельный тон!
Должна ли она также продемонстрировать и сиреневый пуловер? Ну, конечно же! прошу ее об этом.
Когда я, в то время как девушка переодевается, запускаю обе руки в мягкую шерсть, то вне-запно картина Симоны исчезает, и вместо Симоны передо мной возникает совершенно другая сцена: Я оказываюсь снова во Флотилии и смотрю, как шмонаются рюкзаки пропавшего в море экипажа. Из одного рюкзака лапы писарчука из канцелярии вытаскивали такие же мягкие свитера из ангоры, как и эти. Один за другим они развивались будто китайские чудоцветы в стакане воды...
