Евгений Войскунский - Девичьи сны
Желающие не заставили себя ждать. Двое офицеров, только что вошедших в зал, прямиком направились к нам. Один был высокий, с вьющимися волосами, с таким, знаете, победоносным разворотом плеч. Второй — ниже ростом, остроносенький блондин. Валя крепче сжала мою руку. Ясно, ясно — никаких танцев, — мы же только на минутку…
— Разрешите вас пригласить? — услышала я вежливый голос.
Я качнула головой в знак отказа. Вдруг увидела его открытую улыбку, в ней было — не знаю, как определить, — удивление, что ли… может быть, восхищение… не знаю… В следующий миг я выдернула руку из Валиной осуждающей руки и шагнула к капитану — у него были капитанские погоны с голубым кантом, — и положила левую руку на жесткий погон, и почувствовала на спине теплую ладонь. Плавная волна вальса подхватила нас и понесла, понесла…
— Меня зовут Сергей, — сказал он, — Сергей Беспалов.
— Юля, — сказала я.
— Вы давно в Балтийске?
— Нет… Хотя давно уже. Полгода, даже больше…
— Где же вы скрывались, Юля?
Я пожала плечами. В большом зеркале, мимо которого мы скользили, я увидела свое раскрасневшееся растерянное лицо, надо бы остановиться, причесаться… прийти в себя…
А вальс наплывал волнами, и не было спасения. Валя загрызет. Замучает нравоучениями — ведь они, мужчины, все мерзавцы, им бы только… Вдруг я увидела ее желтую мелкокудрявую голову, покачивающуюся над плечом партнера. Валя танцевала с остроносеньким блондином! Ее лицо было замкнуто, губы плотно сжаты, весь ее вид выражал отвращение к партнеру, который был ниже ростом, — и тем не менее она танцевала!
— Почему вы улыбаетесь? — спросил Сергей Беспалов.
— Просто так, — сказала я.
Мы стали встречаться с «капитаном Сережей», как я вскоре его прозвала. Он служил в авиаполку и жил на косе, в поселке рядом с аэродромом. По воскресеньям он приезжал в Балтийск на рейсовом катере. Мы ходили в Дом офицеров — в кино и на танцы. В ресторан я долго не соглашалась идти — ресторан был последним бастионом Валиных запретов.
— Порядочный! — передразнивала она меня. — Все они под порядочных работают. А потом окажется, что женатый.
— Он был женат давно, до войны еще, и развелся.
— Развелся! Ну смотри, Юлька. Я тебя предупредила. Наплачешься со своим капитаном.
Что было делать? Сергей, что ж скрывать, нравился мне. Открытая натура — так, кажется, называется? — мне это всегда импонировало. Конечно, ему было далеко до Вани Мачихина с его умом, с его исканиями. Но Вани нет… нет больше в моей жизни… что же, в монастырь теперь записаться?
Наливалось голубизной весеннее небо, в которое ветер уносил запускаемые нами шарики. Все больше прибывало солнце. А море вдруг оказалось не привычно серым, а синим — почти таким же синим, как родной Каспий.
Весна сокрушительно растапливала льды, загромоздившие мою душу. Во мне что-то менялось, требовало исхода. Ах, боже мой, не моя ли прабабка, в конце-то концов, убежала с гусаром?
Мы гуляли по набережной, по парку, а когда настали летние дни, ходили на пляж. Сергей рассказывал о своей юности в Серпухове, об отце-священнике, о брате, убитом вражескими элементами в ходе коллективизации, о том, как из-за плохого социального происхождения не был принят в летное училище — и все же добился своего, стал младшим авиаспециалистом. Попыхивая трубкой, рассказывал о войне — о налетах на Берлин, о кровавых боях на Моонзундских островах, об обороне Ханко. Я слушала и поражалась — через какие муки и смертный ужас прошел этот рослый капитан с лицом, может быть, простоватым, но открытым, мужественным. Я читала восхищение в его светло-карих глазах, устремленных на меня, — и втайне радовалась. Нравилось, что он сдержан, не лезет целоваться. И в то же время — сама не знаю — я ожидала неизбежной минуты объяснения — и боялась ее.
Как и всё в жизни, она, эта минута, наступила неожиданно.
Был жаркий воскресный день в конце июля. Весь Балтийск высыпал на пляж. Сергей скинул одежду и остался в синих длинноватых трусах. У него была хорошая фигура, крепкие ноги, рыжеватая растительность на груди. А я стеснялась. Купальник у меня был старый, некрасивый — зеленый в белый горох, выгоревший на бакинском еще солнце. Но делать нечего, уж какой есть, где же взять другой? Песок был мягкий, теплый, не хуже, чем в Бузовнах — приморском селении близ Баку, куда мы в школьные годы ездили купаться. Я устремилась в холодную воду и поплыла. Сергей нагнал меня, некоторое время мы молча плыли, потом я легла на спину отдохнуть. Было приятно лежать на покачивающейся воде. Я шевелила ногами и руками, смотрела на голубое небо с кисейными облачками — и вдруг услышала:
— Юля, вы хорошо плаваете.
И потом, после паузы:
— Юля, вы извините, если что не так… Хочу предложить, Юля… Выходите за меня…
— Что? — Я не поверила своим ушам. — Что вы сказали?
— Замуж за меня идите, — повторил он упавшим голосом.
Я засмеялась. Перевернулась на живот, поплыла к берегу.
— Почему вам смешно? — спросил Сергей, когда мы вышли из воды и бросились на горячий песок.
— Очень уж неожиданно, Сережа… В море…
— Могу повторить на суше. Юля, будьте моей женой.
В августе мы расписались. Я стала женой Сергея Беспалова и переехала в его комнату, в военный городок летчиков на косе.
Валя Сидельникова напутствовала меня усмешечкой, в которой была горечь, и блестящим обобщением:
— Все бабы дуры.
Мне было хорошо с капитаном Сережей. Он смотрел на меня сияющими светло-карими глазами. Не раз повторял, что в его жизни, в которой были только казарма, война, служба, — произошло чудо. Готовила я плохо, только училась, да и продукты были не бог весть какие, горох да пшенка, и костей больше, чем мяса, — но Сережа безропотно ел и похваливал мою стряпню, а я смеялась. И была благодарна ему.
С соседками, женами летчиков, у меня установились вполне сносные отношения. В очереди за военторговскими тканями или туфлями — чего только не наслушаешься. Удивительно, что и у жен сохранялась служебная иерархия их мужей. Жены командира полка, его замполита и начштаба проходили вообще без очереди. Жены комэсков не лезли вперед, но в их манере держаться был оттенок превосходства перед женами командиров звеньев и «простых» летчиков. А я не знала, какое место занимала на этой лестнице. Я была женой замполита БАО — батальона аэродромного обслуживания.
Спросила Сергея: как мне надо держаться?
— Ты самая красивая в полку. Так и держись.
— Ничего не самая. Ты видел жену лейтенанта Сироткина. Вот это красотка!
— А ты еще красивее. — Сергей отложил газету. — Какие сволочи американцы, — сказал он. — Пытались линчевать Поля Робсона, представляешь? В городе Пикскиле.
— Робсона? Певца? А за что?
— Ну за то, что он негр. Надо будет подготовить политинформацию. Об их нравах и вообще.
— Сережа, я хотела спросить, в газетах пишут о космополитах. Кто это?
— Космополиты? Ну… это люди, которым наплевать на свою страну. На родину. Иваны, не помнящие родства. — Он привлек меня к себе, стал целовать. — Юлечка, ты мое чудо…
Нам было хорошо с капитаном Сережей. Он всегда меня желал, его пыл передавался и мне. Вот оно, значит, женское счастье. Я была рада, что так безоблачно, в полном согласии духа и тела, началась моя семейная жизнь.
В военторге удалось купить два отреза крепдешина — синий и цветастый, и одна из полковых дам, жена старшины-сверхсрочника, сшила мне красивые платья. Она была бойкая, болтливая, от нее я узнала, в частности, что моего Сережу подчиненные побаиваются.
— Побаиваются? — удивилась я. — Почему?
— Больно строгий. Повернитесь. Так не очень длинно будет?
«Строгий». Ну и правильно, что строгий. С матросами, с личным составом — нельзя иначе. Они, уйдя в увольнение, норовят выпить, особенно старослужащие, — с ними, я знала от Сергея, вечная морока. Как тут без строгости?
Однако история с Юркиным меня поразила.
Это был молоденький матрос из нового пополнения. Если не ошибаюсь, моторист. И, как рассказывал Сергей, старательный был паренек, не замеченный ни в выпивках, ни в других нарушениях дисциплины. Сергей даже написал о нем во флотскую газету «Страж Балтики». Он вообще был писучий. Чуть ли не с детства ощущал, по его выражению, потребность описывать окружающую жизнь. Его заметки отличались — как бы сказать — некоторой торжественностью стиля. «Боевая доблесть наших старших братьев, кровь, пролитая ими за нашу победу, воодушевляет нас и служит примером, — говорят бойцы молодого пополнения» — так писал Сергей. Все-таки в жизни такими словами не говорят. Ну да ладно, ему виднее.
В этой самой статье, озаглавленной «Пришла достойная смена», среди молодых бойцов, воодушевленных и так далее, упоминался и матрос Юркин. А через несколько дней кто-то доложил Сергею, что Юркин носит нательный крест.
