Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина
Директор школы Дерябин, сняв пиджак и поддернув на коленях неряшливо-мятые брюки, устроился рядом на травяном ложе над рекой.
– Что читаете, могу глянуть?.. Хм. Достоевский. Реакционный писатель.
– Так и мы, русские попы, махровые реакционеры, – пошутил отец Алексей.
– Махровые, это точно, – раздумчиво согласился Сергей Петрович. – Вы сегодня были в ударе, батюшка. Такую проповедь закатили. Даже ваша паства, похоже, давно такого не слышала.
– Вы были в храме? – изумился священник. – Я вас не видел.
– Да вот, зашел. Сам не знаю зачем. Покойница-жена во сне приходила. Молчала и плакала. Я там, во сне, понял, что это она обо мне плачет. Спросил ее, а она и говорит: «Убьют тебя скоро, Сережа. Иди в храм…» Так и повторяла: «Иди в храм», пока я не проснулся.
– И вы пошли в храм. Но не знаете, что там делать, в храме.
– Постыдное малодушие… Директор советской школы идет в церковь, испугавшись обыкновенного сна. Абсурд. – Дерябин нашел в траве камень и бросил в реку. – Но ваша проповедь, батюшка… Хотел бы я на своем месте быть таким же смелым, как вы. Дома я даже записал ваши слова по памяти. Хотите, прочту? Проверьте, правильно ли запомнил.
Он поискал в карманах пиджака и извлек какой-то бланк на желтой бумаге. С обратной стороны бумага была исписана.
– «Времена настали тяжелые, слышится везде плач и стон. Но надо терпеливо переносить посланное Богом, – читал Дерябин. – Не мы первые, не мы последние. Такое уже бывало, Бог карал свой народ за безбожие. Брат идет против брата, сын против отца. Голод, болезни, ненависть людей друг к другу. Нужно держаться и никого не бояться, хотя нас и мало. Нужно учить детей веровать и молиться. С крестом и верой противостоять тем, кто идет против Бога и религии. Если будем отступать от Бога, то сами себя предадим на растерзание. Теперешние люди слепы, одобряют то, что следует презирать и отвергать. Нужно не бояться властей, а везде и всегда доказывать, что Бог есть…» Дальше я не запомнил.
– Да, все верно. У вас хорошая память, Сергей Петрович.
– Так скажите, батюшка, есть ли Бог? Вы говорите про какие-то доказательства… Но их не существует.
– А это зависит от того, как вы сами на себя смотрите, – с живостью подхватил тему отец Алексей. – Кого в вас больше – директора советской школы, члена партии, или обычного человека, который думает, чувствует, радуется, страдает.
– Если даже вы так ставите вопрос, что все дело в субъективном восприятии, – вдруг загорячился Дерябин, – значит, Бога нет и вы сами в Него не верите!
– Я верю. А жена ваша не только уверовала, но и увидела.
– Что увидела?
– Не знаю. Но что-то она увидела и узнала там, за чертой смерти. Отчего последние, свыше дарованные ей дни провела в молитве и покаянии.
– А если это был летаргический сон? Может, ей там приснилось что-то?
Отец Алексей взволнованно всплеснул руками.
– Что же вы делаете, Сергей Петрович! Вы же хотите поверить. Не мне, а жене своей хотите поверить, но боитесь директора советской школы, как будто он может наказать вас, отругать и поставить неуд на экзамене.
– Да, на экзамене. Это вы верно сказали. На экзамене, имя которому жизнь. Не хотелось бы получить за него неуд.
– Разве советская власть творец вашей жизни? Или партия вершитель вашей судьбы? Они лишь обстоятельства вашей жизни.
– Непреодолимые обстоятельства.
– Это уж кому как.
– Вы, батюшка, простите, ведь уже сидели?
– Дважды. Последний раз – три года в лагере.
– И никакой гарантии, что снова туда не попадете.
– Никакой.
– В любой день вас могут арестовать, уничтожить морально и, вероятно, физически. И вы считаете это преодолимыми обстоятельствами?
– Безусловно. Меня могут арестовать, расстрелять, уморить в лагере. Но уничтожить морально? Только если я сам позволю. Если во мне снова заговорит тот учитель гимназии в Архангельске, который учил детей горделивому свободомыслию, а сам больше всего на свете боялся потерять расположение начальства и свое довольно приличное жалованье.
– Так мы с вами в некотором роде коллеги, – удивился Дерябин. – И вы были атеистом. Как же вы уверовали?
– Очень просто. Увидел в небе Богородицу.
– Что увидели?
– Божью Матерь, – легко и непринужденно повторил отец Алексей. – Это было в августе девятнадцатого года. В те дни из Архангельска на кораблях уходили английские части. Они эвакуировались и оставляли белые войска генерала Миллера без поддержки. А в небе над городом появилась Пресвятая Дева. Ее было видно около получаса. По правде сказать, немногие Ее узрели. Я мог бы решить, что мне почудилось, что была оптическая иллюзия. Но я слышал от наших детей в гимназии: они тоже видели Богородицу, как Она с неба благословляла город.
– И… что же? Вы сразу стали верующим?
– Ну, признаюсь, не сразу. Через полгода Архангельск взяли красные войска. Пошли расстрелы, повальные аресты. Я попал в концлагерь под Холмогорами. Вот там я и дал обещание Богу, что если выйду из лагеря смерти живым, то стану священником.
Дерябин смотрел на плывущие в речной воде белые корабли облаков и больше ни о чем не спрашивал.
– Да, – только и произнес он, погрузившись в себя. – Да.
Он стал надевать пиджак.
– Светлый вы человек, отец Алексей… Хм, никогда бы прежде не подумал, что могу такое сказать священнику. – Дерябин встал. – Жаль… но вас и вправду могут арестовать. Я слышал, как председатель сельсовета Рукосуев хвастал, что написал донос в НКВД и скоро вас заберут. Мой совет – уезжайте. С семьей или без семьи – уезжайте как можно скорее.
Отец Алексей выпустил из рук книгу и лег спиной в траву. Вдохнул глубоко.
– Вы замечали, какой насыщенный, вкуснейший воздух в мае? Будто сладкий ароматный нектар пьешь. Невозможно надышаться. А впрок и не надышишься… Я не уеду, Сергей Петрович. Не побегу от своего креста.
Дерябин, не проронив более ни слова, ушел. Глядя в пестрое бело-синее небо, священник пробормотал: «Что нам принадлежит, то от нас не убежит…»
23
Инструктор Общества содействия обороне, бывалый солдат, хромавший на деревянной ноге, изучал мишени в трофейный цейссовский бинокль.
– Бороздин, хорошая пристрелка. Две из трех, семерка и восьмерка… Черных, одна шестерка, плоховато. Целься лучше и локти крепче держи, у тебя ж дуло ходуном ходит.
Он отложил оптику и отсчитал каждому еще по пять патронов.
– Первая норма на значок ворошиловского стрелка – выбить не меньше сорока очков. Вперед, орлы.
Стреляли лежа у бойниц. Игорь взял уверенную скорость, мерно клал пули одну за другой. Черных долго целился, после
