Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 2 - Марина Алиева
«Что поделать, – лицемерно вздохнул про себя Ла Тремуй, – Господь наделил меня талантом царедворца. Не пропадать же этому таланту в глуши только потому, что я не нравлюсь её светлости Иоланде Анжуйской и вынужден пробиваться к трону, как умею. Теперь мадам придется потесниться и признать моё существование при дворе, потому что скоро я стану полезен не только своей ловкостью, но и теми богатствами, которые принесет мне вместе с собой мадам Катрин!».
В том, что возлюбленная не откажется пойти с ним под венец после смерти мужа, Ла Тремуй не сомневался. Он знал, что устранив де Жиака принесет на алтарь этой сделки то, что мадам Катрин ценит больше любви и даже больше, чем солидное состояние – он принесет власть. Ту единственную, которая позволяет передвигать людей с белых клеток на черные и обратно по той шахматной доске, за которой с противоположной стороны сидит сама Судьба. Никакие деньги и родственные связи такой власти не дадут. Только ум и тот особый талант, которого у Ла Тремуя в избытке.
«Потерпите совсем немного, моя драгоценная! С деньгами вашего мужа и собственным умом я потесню возле трона герцогиню Анжуйскую и расчищу место для нас! А когда Артюр де Ришемон заставит регента признать права дофина, вы, и только вы станете первой дамой при дворе, который я создам, чтобы ослепить его вашей красотой!».
Попасть к дофину теперь оказалось куда легче, чем в прошлый раз. Гербы на доспехах рыцарей, сопровождавших Ла Тремуя, и охранная грамота от герцога Артюра сделали своё дело и при въезде в город, и при въезде в замок, и в приемной дофина, где народу толпилось куда больше, чем в прежние времена.
Дожидаясь, когда о них объявят, Ла Тремуй заметил заплаканную герцогиню Алансонскую, которая изо всех сил старалась удерживать спокойное выражение лица, слушая де Ре. Тот что-то говорил ей, то прижимая сжатую в кулак руку к груди, то отводя её в сторону короткими, рубящими движениями.
С лицом, переполненным скорбью, Ла Тремуй заскользил к герцогине через весь зал и, согнувшись в поклоне, принес свои соболезнования в связи со смертью её шурина и пленением сына. Несчастная женщина, которая потратила все силы на то, чтобы не разрыдаться, еле-еле смогла ответить. Зато де Ре просто полыхал негодованием! Сам он при Вернейле не был: сначала сопровождал Жана Бастарда-Дюнуа в Орлеан, а потом участвовал в рейдах на юге, в районе Луары. Но страшная новость заставила его примчаться к дофину и требовать отправить туда, где он сможет встретиться с Бэдфордом лицом к лицу!
– Двести тысяч золотых салю выкупа! И это при том, что герцогство Алансонское он давно прибрал к рукам, – почти шипел де Ре, зло стреляя глазами по залу. – Да здесь и пяти людей не наберется, способных выплатить такую сумму!
– Я найду деньги, – еле слышн проговорила герцогиня. – Я обязана выкупить своего сына.
– Не только вы, мадам! – пылко воскликнул Ла Тремуй. – Приняв на себя корону, наш дофин принял и все обязанности, с ней возлагаемые. Мы все теперь его дети, и он поможет вам, вот увидите! А я, со своей стороны, обещаю этому поспособствовать.
– Вы? – с легким высокомерием спросил де Ре. – Вас давно не было видно при дворе, сударь. Думаете, такие отлучки легко прощаются?
Ла Тремуй вздохнул и положил руку на грудь, где красовалась траурная лента вдовца.
– Скорбные семейные дела не позволяли мне… Но сегодня – в этот горький для всех час – я прибыл, чтобы снова служить своему королю!
– Пылкие речи, – усмехнулся де Ре. – Сейчас это последнее, что ему нужно.
– Я привез не только пылкие речи, но и новости от мессира де Ришемон, – как бы между прочим сказал Ла Тремуй, оглядываясь на двери в комнаты дофина, из которых только что вышел и теперь озирался по сторонам герольд.
Глаза де Ре сверкнули любопытством.
– Если новости те, о которых я думаю, то вам тут будут рады, – произнёс он тоном, в котором одновременно слышались и надежда и недоверие.
– Мне тут будут рады, – самодовольно ответил Ла Тремуй.
И, поклонившись герцогине, величаво двинулся навстречу герольду.
Несмотря на теплые дни, в комнате, где дофин принимал посетителей, был растоплен камин. Простудившийся накануне Шарль зябко кутался возле него в меха. А поодаль, возле оконной ниши… О, Господи! Ла Тремуй чуть не споткнулся на ровном месте… Там стояли и о чем-то озабоченно переговаривались герцогиня Анжуйская и Жан Бретонский собственной персоной!
Как только Ла Тремуй вошел, герцогиня бросила на него взгляд, в котором явственно читалось: «Какой черт тебя сюда принес?!», но тут же снова повернулась к герцогу, внимательно слушая, что он ей говорил.
– Рад видеть вас, Ла Тремуй, – откашлявшись, сказал Шарль. – Слышал, у вас в семье горе.
Ла Тремуй упал на колено.
– Сегодня у нас у всех горе, ваше величество. И я приехал в вам не за утешением своей беды, а чтобы принести утешение в беде нашей общей… Его светлость Артюр де Ришемон почтил меня особым доверием сообщить вам о его расположении… Впрочем, – Ла Тремуй бросил короткий взгляд на Жана Бретонского, – кажется для вас, сир, это уже не новость.
– Да, – кивнул Шарль, запахиваясь плотнее. – Я уже назначил Ришемона своим коннетаблем. Но вам все равно рад. Можете остаться при моем дворе, должность я вам подыщу.
– Благодарю, ваше величество.
Слегка разочарованный тем, что всё прошло далеко не так эффектно, как хотелось, Ла Тремуй приблизился к протянутой руке Шарля и, целуя её, осторожно посмотрел на герцогиню.
Мадам Иоланда ответила коротким хмурым взглядом, ни на миг не прерывая своей беседы с герцогом.
– Её светлость тоже потеряла кого-то при Вернейле? – тихо спросил Ла Тремуй.
– Нет…
Шарль снова закашлялся, потом вытер рот платком и зло сообщил:
– Матушка получила официальное требование вернуть Анжу английской короне.
НАНСИ
(конец 1424 – начало 1425 года)
Тайное хранилище в библиотеке представляло собой низенькую комнатку под арочным сводом, заставленную сундуками, ларцами и несколькими реликвариями. Самые древние – как сундуки, так и реликварии – отличались более грубой работой в своих отделках. Но те, что были новее, поражали воображение как богатством украшений, так и тонкостью их исполнения.
Сюда ушедший наконец в отставку Карл Лотарингский привел своего зятя Рене, чтобы обсудить вопрос чрезвычайно важный
