Волчий корень - Андреева Юлия Игоревна
Припомнилось и другое: раз в три года, во время посещения Волковым Поенари, в замке устраивали праздник в честь дорогого гостя. Неделю столы ломились от яств, а Габор получал какой-нибудь удивительный подарок. Прежде считал, что отец устраивает пир в честь Волкова, но теперь догадался, что никакого пира бы не было, если бы раз в три года Волков не привозил бочонок русского золота. Габору прощались все его самые дикие выходки не потому, что тот был княжьим сыном, для обитателей Поенари он был и оставался агнцем с золотым руном. Вывод: он вполне мог быть сыном Волкова, который излишне щедро обеспечивал жизнь своего незаконнорожденного отпрыска, но вот был ли он сыном Соломонии?
Предположим, что все три младенца получали раз в три года по бочонку золота. Расточительно, но разумно. Попробуй теперь отгадай, кто наследник, идя по золотому следу? Три младенца — и следа тоже три. А ему нужен один. И Вяземский ждет ответа. Задачка.
Он еще раз припомнил документы по делу, и сердце болезненно сжалось: в то время, когда он убежал от приемного отца, Соломония была еще жива. Если бы он знал правду еще тогда, он бы приехал в монастырь и получил ее благословение. Или, как раз наоборот, понял бы что все его «величие», все права на трон не более чем фантазия. Юрий искоса глянул на сидящего в стороне и словно поджидающего богатую добычу Вяземского, прикидывая, удастся ли по-быстрому собрать побратимов со всеми их семьями, чтобы увезти. Куда? В Трансильванию? В замок Поенари? В Европу? В непроходимые леса Сибири, где можно затеряться так, что жестокий царь не найдет даже следа?
Нет, без средств такое не сделаешь, тем более по-быстрому, когда на хвосте висят ищейки Малюты. Да и о Тищенкове и Маркове следовало подумать: исчезни он, Иван примется за них.
— Шел бы ты, Афанасий Иванович, в свои покои. — Волков принюхался. — Царь сюда идет.
О том, что Вяземский тут же вскочит с места, Юрий нисколько не сомневался, уж слишком смачно тот рассказывал про оборотней. Наверняка ждал чего-то подобного, ну не обращения в волка прямо в царских палатах, так хотя бы выдающегося волчьего нюха. Поэтому, вскочив с места, он отвесил кривой поклон и заторопился покинуть опасное место.
Теперь нужно было действовать умно и без спешки. Давно решивший для себя, что Волков — царевич Георгий, а значит, реальная угроза его правлению, Иван, скорее всего, приказал не выпускать дознавателя из дворца. Таким образом, у Волкова оставался всего один путь К отступлению — подземелье, оттуда, если постараться, Юрий уже мог бы найти выход. Но не получилось бы так, что, пока он спасает свою головушку, его друзья явятся в Теремной дворец и будут там схвачены стражей.
С другой стороны, даже если он каким-то образом проскользнет мимо охраны и окажется за пределами Кремля, откуда ему знать, с какой стороны подойдут его люди? Он ведь не приказал им выбрать какой-то определенный маршрут и следовать только ему. Получалось, что единственное место, где он может собрать их всех вместе, это как раз Теремной дворец, куда он велел им явиться.
Стараясь не привлекать к себе внимания, Волков вышел из комнаты Соломонии и прогулочным шагом направился в сторону выхода. Кивнув стоящим на посту стражникам, он миновал длинный коридор, украдкой заглянув в большую залу, где ожидал приема государя какой-то иноземный посол со свитой.
Нет, незаметно уйти не получится, но если не уйти, то, может быть, хотя бы попытаться подать знак, чтобы побратимы не попались в расставленную им ловушку. Легко сказать, да трудно сделать, вот когда бы пригодилась способность оборачиваться зверем или птицей. Превратился бы теперь Юрий Сигизмундович малой пичугой, да и проскользнул мимо охраны. Волков вышел на крыльцо, возле которого, как обычно, толпился народ, и с тоской взглянул на небо. В чистом, по-весеннему голубом небе парил белый голубь.
— Стать бы мне этим голубем да улететь куда подальше, — мечтательно произнес дознаватель, и тут же стрела пробила крохотное тельце птицы, и оно рухнуло в снег. — Чур меня, чур. — Волков отступил, слыша смех стражников, должно быть, какому-то нехристю доставляли удовольствия мучения божьей птицы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Оставалось последнее — идти к царю и как-то внушить тому, что никакого царевича Георгия никогда не существовало на этом свете. И если тот поверит, есть шанс, что удастся хотя бы спасти ребят. Волков развернулся на месте и тут же натолкнулся на стоявшего за его спиной толстого боярина. Мгновение, он отстранился, произнося извинения, и тут же его глаза встретились с заискивающими глазками Замятии.
— Прости и ты, Кудесник, но я… вот он я… в смысле, поговорить надо.
— Да ты же под арестом! — вытаращился на Сабурова Волков.
— Уже нет. — Замятня облизал толстые губы.
— Ты убил моих людей? — Волков схватил Замятию за грудки и встряхнул.
— Что ты, что ты, Юрий Сигизмундович. Живы твои, скоро явятся, — зачастил он, косясь на смотрящего на них с подозрением стражника, — просто мне с тобой до их прихода потолковать нужно.
Волков отпустил Замятию, кивнув ему следовать за ним. И вот они уже в тайной горнице великой княгини Соломонии.
— Вот оно как, стало быть… — Открыв рот, Замятня разглядывал стены, сплошь покрытые гобеленами. — Тайная комната, из которой Соломония слушала, что говорят ее мужу, и после советовала, как следует поступить. — Он с интересом водил взглядом по иконам в углу, по мягкому ковру на полу, по полке с книгами и изящному столику с письменными принадлежностями.
— Ты сказал, что у тебя есть разговор ко мне, — напомнил Волков, которого все еще трясло от самой мысли, что этот рохля снова каким-то непостижимым образом обвел вокруг пальца его побратимов.
— Я, собственно, вот о чем. — Сабуров вытер нос рукавом. — Конечно, я предатель, подосланный к тебе Скуратовым, и гореть мне за это в геенне огненной, как горит там до сих пор Иуда. — Он опустил голову, но тут же словно опомнился и, взглянув на Волкова из-под ровно подстриженной челки, продолжил: — Я, собственно, о дочке своей пекусь, дочка моя родная. Пропадет маленькая. Спаси ее, Кудесник, а уж я отслужу тебе верой и правдой.
— Ты говорил, если тебя осудят по делу Соломонии, всю семью изведут и вместе с ними дочку, которую тогда же ты мне предлагал в жены, — напомнил ему Волков. — Но тогда ты не упомянул, что Малюта подучил тебя следить за мной и моими людьми и вручил тебе зелье, при помощи которого ты отдал бы нас, сонных, толпе. А посему за что тебя казнить? Ты все сделал верно и не виноват, что я своим волчьим чутьем учуял неладное и убрался из монастыря. Вот и теперь ты сбежал из-под стражи. Причем не просто стражи, ты умудрился обвести вокруг пальца мой десяток. И если сделал это без крови, то прими мое тебе в том почтение. Получается, что ты молодец и достоин награды.
— Награды… — Замятию аж передернуло. — Знаешь, какую награду мне приготовили за мое предательство? Мою единственную дочку, радость всей моей жизни, мою красавицу, Иван нынче же приказал привести в его опочивальню. В тот день, когда мы с тобой оказались в доме Потакина, мою кроткую голубицу забрали из родительского дома и доставили в Москву. Сегодня ее попарили в баньке, обрядили в драгоценные одежды, и к ночи царь призовет моего ребенка. — Он не выдержал и всхлипнул. — Христом Богом прошу, помоги, Кудесник.
Волков словно лишился дара речи. Какое-то время он смотрел на несчастного отца, не зная, что и сказать.
— Дочку мою Вяземский с Малютой несколько лет тому видели и говорили, что вырастет — первой красавицей станет. Я еще, дурак, радовался, думал, не случайно Соломонией чадо окрестил. Думал, что, коли помрет государыня и царь призовет к себе девиц на смотрины, тогда эти в два голоса назовут имя моей доченьки. Но царица жива, а моей Соломонии всего восемь лет!
— Ты тоже предлагал ее мне в жены, — напомнил Волков, — или знал, что я не вернусь из Суздаля.
— О том, что не вернешься, не знал. — Сабуров помотал головой. — Вот те крест святой, что не знал, не ведал. Малюта сначала велел просто втереться в доверие, прикинуться, будто напуган до смерти. Но ты ведь и правда ехал расследовать дело моей тетки, так что мне и врать не пришлось, дрожал как осиновый лист и за дочку, конечно, тоже переживал. А опоить тебя приказали, это когда уже мы в монастырь собирались, Малюта-кровопивец мне пузырек всучил. Но я ведь и тогда знал, что таких, как ты, как Волковы, в общем, никакие зелья не берут. Так что ты ничем не рисковал.