Алоис Ирасек - Скалаки
— Погодите же! За все время, что я был драгуном, со мной такого не случалось. Теперь, на старости лет, пороть меня на лавке, как рекрута! Вы еще услышите о драгуне!
Куда бы ни пришел Балтазар, его повсюду приветливо встречали и все относились к нему с сочувствием. Гнев и ненависть народа против господ из искры разгорались в пламя.
Глава седьмая
СЕМЕЙНАЯ КНИГА
Жатва кончилась. Во время уборки урожая хозяину усадьбы «На скале» пришлось пережить много неприятностей. Плговский эконом пошел на всякие выдумки, чтобы заставить Балтазара почувствовать всю тяжесть крепостной зависимости. Выполняя волю управляющего, эконом вымещал и свою злобу на старом солдате. Бывший камердинер до сих пор не мог забыть памятного случая. Балтазару пришлось сначала работать на господских полях, но благодаря тому, что в этом году держалась хорошая погода, он без особого для себя ущерба успел убрать и свой урожай. Однако Балтазар крепко запоминал каждую несправедливость, и ненависть его росла. Видя мучения народа, много претерпев сам, он заметно переменился. Теперь при мысли: «Почему паны — всё, а остальные — ничто? Почему большинство народа должно мучиться из-за небольшой кучки людей?» — он уже не махал рукой и не говорил себе: «Я же не могу этого изменить!» У него появились новые мысли: «Что же дальше? Так продолжаться не может! А как все изменить?» Часто, гладя Медушку, он говорил ей:
— Ну, коняга, диковинных времен мы дождались! Знаешь, в армии было лучше, черт побери!
Кроме того, он еще должен был заботиться о Лидушке и Иржике. Девушка все время ухаживала За больным. Печально было в усадьбе «На скале». Цимбалы юноши лежали в углу, в избе не слышалось больше пения, только изредка утрами старая Бартонева запевала молитву.
Осень принесла с собой радость. Дни стояли солнечные, ясные. Казалось, что лето не хочет уходить. За это время Иржик пришел в себя и начал медленно поправляться. Лидушка даже заплакала, когда молодой Скалак впервые посмотрел на нее и улыбнулся. На лице его не было никаких следов безумия.
«На скале» все радовались, что Иржик благополучно перенес тяжелую болезнь, а больше всех Лидушка и Балтазар, который, согласно обещанию, данному покойному Микулашу, считал себя отцом осиротевшего юноши. Иржик разговаривал только в присутствии драгуна и верной Лидушки. Оба они с тревогой прислушивались к его словам, боясь снова услышать несвязную речь. Но Иржик говорил спокойно и разумно. Однажды он спросил:
— А где книга?
— Какая книга, Иржик?
— Писание.
Лидушка вначале испугалась, но вскоре поняла, что Иржик, наверно, имел в виду книгу, которую читал его отец во время бури, когда она, заблудившись, попала в Матерницкую пущу. Но девушка не знала, где могла быть эта книга.
— Наверное, в лачуге осталась. Иржик забеспокоился:
— Уж не оставил ли я ее там, на столе, когда мне стало плохо. Может, кто забрел в лачугу и…
— Не бойся, Иржик, когда я пришла, книги там не было. Наверное, ты ее спрятал.
— Может быть, но если бы… — И Иржик сказал, где обычно хранилась библия. На другой день Лидушка принесла большую книгу. Юноша радостно засмеялся и горячо поблагодарил девушку.
Какие это были хорошие минуты, когда в ясный полдень, сидя у постели больного, Лидушка читала старую книгу Чешских братьев, лежавшую перед ней на маленьком столике. Иржик не мог оторвать взгляда от горевшего волнением лица девушки. Балтазар, когда позволяло время, тоже слушал, хвалил в душе Лидушку и удивлялся ей. Иногда Иржик засматривался на синеющие вершины гор, на белые облака, проплывавшие над ними в ясной лазури, на все, что виднелось из маленького окошка, перед которым от легкого ветерка колыхались кусты малины. Тогда он отдавался своим мыслям, и до его слуха доносился лишь нежный голос Лидушки. То, что Иржик сказал Балтазару и Лидушке, хотя они придерживались другой веры, о семейной священной книге Скалаков, было доказательством полного доверия к ним. А кому бы другому он мог довериться, кроме Салакварды и Лидушки? Ведь они доказали ему свою преданность и в постигшем его несчастье. Это сознание радовало Иржика, придавало ему силы, и по временам он смотрел на Лидушку с такой благодарностью и любовью, что девушка, подняв глаза от книги, вспыхивала и опускала взор.
Балтазару часто хотелось спросить Иржика о странном его поведении и о том, что произошло. Но, видя, что юноша еще не вполне поправился, он молчал.
Иржик уже встал с постели и начал понемногу ходить. Однажды, под вечер в воскресенье, он в сопровождении Лидушки впервые вышел из дому и направился к ольшанику. Девушка сказала, что ему будет трудно сойти вниз.
— Ничего, мне очень хочется навестить это местечко.
Они очутились на лужайке перед старой, уже совсем обветшавшей хижиной. Ветер сорвал одну ставню, и она висела, как сломанное крыло. Тропинка и каменные ступеньки заросли травой. Ольха до сих пор буйно зеленела, и только листья клена уже пожелтели. Иржик сел на ступеньку. Оба молча глядели на раскинувшийся перед ними вид. Когда Лидушка взглянула на Иржика, она увидела, что глаза его полны слез.
— Я так давно не был в этих местах, мне кажется, что я родился вновь. Вспомнил о своих, подумал о тебе. Если бы не ты, я бы сейчас не сидел здесь.
И он прижал ее голову к своей груди.
— Помнишь, как мы здесь встретились, потом разошлись, и вот опять вместе. Если б не пришлось нам больше разлучаться!
— А разве придется? — печально спросила Лидушка.
— Да, по крайней мере на время.
Лидушка хотела задать вопрос, но, увидев, что Иржик задумался, сразу осеклась.
— Не думай теперь об этом, — заботливо сказала девушка. — Хочешь, я тебе что-нибудь почитаю? Жаль, что не захватили цимбалы, ты сыграл бы, как тогда, но только не бешеный танец, а песню: «О боже, бесконечна…»
Она замолчала, а потом тихо спросила:
— Иржик, это ты тогда пел у леса, когда мы возвращались из Ртыни?
— Да, Лидушка, но теперь не будем говорить об этом, когда-нибудь в другой раз. Книга у тебя с собой? Ты читала, что написано на первой странице и на переплете?
— Я начала было, но так и не смогла разобрать старинное письмо.
Иржик взял книгу и стал читать рукописные пометки на переплете и на первом листе толстой бумаги. Записей было несколько, и сделаны они были в разные времена и разными почерками. Писать начал прадед, внук продолжал, а правнук еще не докончил. Это был архив Скалаков, их семейная хроника, отмечавшая только печальные события.
Иржик читал о том, как преследовались приверженцы Чешских братьев, о восстании в Опоченском крае, о страшном наказании, которому были подвергнуты восставшие крестьяне. Лидушка была взволнована. Она слушала, затаив дыхание и сжав руки. Иржик замолчал.
— Боже мой! — вздохнула девушка. — И все это из-за веры?
— Да, из-за беггардской, из-за евангелической, — горько усмехаясь, ответил Иржик.
— Я слышала от людей, да и бабушка тоже говорила, что евангелисты даже не христиане, — робко заметила Лидушка.
— О нас и не то еще говорили, а такое мы слышим на каждом шагу. — И юноша стал рассказывать о Чешских братьях и о своей вере.
Он замолчал, а Лидушка все еще не поднимала головы. Перед ней открылся новый мир.
— Подумай об этом, и ты сама уверуешь, — сказал Иржик. Он встал и вошел в хижину, считая своим долгом посетить уголок, где скрывались от преследований его предки, где они прятали свои священные книги, где он сам, еще мальчиком, находил убежище со своей семьей. Иржик задумался, и только чей-то глубокий вздох привел его в себя. Возле него стояла Лидушка. Он видел, что она печальна и глаза ее полны слез. Иржик обнял девушку.
На пороге появился старый Балтазар Уждян; он молча посмотрел на них, и лицо его просияло. Сам он никогда не переживал такого, но радовался, как отец, видя своих детей счастливыми.
Покраснев, Лидушка вырвалась из объятий Иржика и смущенно потупилась. На просьбу Балтазара уйти, она стремительно выбежала. Балтазар остался с Иржиком наедине.
Глава восьмая
СУМАСШЕДШИЙ. ВО ДВОРЦЕ
С минуту оба молчали. Наконец, Балтазар заговорил:
— Если бы ты знал, сколько пережила из-за тебя эта девушка.
— Знаю, батюшка, и никогда этого не забуду.
— Теперь я понимаю, почему она так грустила, бедняжка, особенно тогда, в Ртыни. Скажи, ты уже совсем здоров, Иржик?
— Да, батюшка, я скоро смогу уйти.
— Уйти? Почему? Тебе у нас не нравится?
— Не в этом дело. Помните, о чем мы говорили, когда я был у вас накануне торжеств в панском замке?
— Помню. А сейчас… сейчас я бы не колебался, но ничего не выйдет.
— Надо действовать, поэтому я и ухожу. Опять возьму свои цимбалы.
— Неужто опять юродивым? — испуганно спросил Балтазар.
