Сергей Сиротинский - Путь Арсения
В начале января 1920 года красные части Восточного фронта ликвидировали отступавшие в Сибирь остатки Северной армии Колчака. Сам Колчак был арестован восставшими рабочими в Иркутске и расстрелян по решению Иркутского Революционного Комитета.
Дорога в Туркестан теперь оказалась открытой. В конце октября Фрунзе получил телеграмму В. И. Ленина. Текст ее был необычен. Точно не веря себе, Михаил Васильевич перечитал ее несколько раз.
В телеграмме говорилось: «Если обстановка на фронте позволяет вам отлучиться, выезжайте ненадолго в Москву. Ленин».
Некоторое время Михаил Васильевич, не двигаясь, сидел в кресле. Потом улыбнулся и вызвал адъютанта:
— Распорядитесь приготовить поезд! Завтра поедем в Москву. Попросите ко мне Валерьяна Владимировича.
Куйбышев пришел быстро. Веселый, что-то негромко напевая, он присел около стола. Михаил Васильевич молчал. Не начинал беседу и Куйбышев.
— Так вот, друг мой,— наконец, сказал Фрунзе. — Придется мне ненадолго отлучиться.
— Не согласен, категорически не согласен! — делая недовольное лицо, сердито проговорил Куйбышев. — В такой тяжелый момент командующий фронтом должен быть на фронте.
— Что случилось? — забеспокоился Михаил Васильевич. — Почему я ничего не знаю?
Куйбышев расхохотался.
— Я пошутил. Завидую, страдаю, но мне, — Куйбышев развел руками,— всегда не везло. Вы поедете в Москву, а я...
— Ну, Валерьян Владимирович, — ласково сказал Фрунзе.— Вы едете в Туркестан. Там солнце, цветы, кишмиш. Сладкий, пресладкий кишмиш. Вы в жизни не ели такого. Наконец, если английские сэры позволят вам, вы там будете писать стихи, — весело рассмеялся Фрунзе.
— Это только и успокаивает: кишмиш и стихи, какая прелесть! — продолжая улыбаться, ответил Куйбышев.
На другой день Фрунзе, расцеловавшись с Валерианом Владимировичем, уехал в Москву. Куйбышев, в сопровождении Новицкого, выехал в Туркестан.
Москва
В Москву поезд пришел вечером. Моросил противный, холодный ноябрьский дождь. Несмотря на телеграфное предупреждение о дне приезда, главный штаб не выслал автомобиля на вокзал. Ни адъютант, ни ординарцы, сопровождавшие Фрунзе, не смогли разыскать извозчика.
— Начальство, как видно, не жалует нас, — с иронической усмешкой сказал Фрунзе. — Пойдем пешком.
Подняв воротник шинели, Фрунзе отправился в город вдвоем со своим адъютантом. После длительных поисков, насквозь промокшие и продрогшие, они, наконец, заняли номер в гостинице на Тверской улице. Едва напились чаю, как Михаил Васильевич опять поднялся.
— Пойду пройдусь, — сказал он. — Ведь это Москва, скоро уже год, как я в ней не был.
Огорченный неожиданным решением командующего фронтом, адъютант принялся медленно натягивать шинель, все еще надеясь, что Фрунзе передумает.
— Ну, догоняйте! — сказал Михаил Васильевич и вышел.
На улице было темно и пустынно. Магазины и дома с заколоченными витринами и окнами. Это была Москва 1919 года. От Страстной площади повернули в сторону Трубной, прошли по Цветному бульвару. В кинотеатре «Бельгия» демонстрировался американский боевик в в трех сериях «Тайны Нью-Йорка».
— Ах, жаль не успели, — от души пожалел Фрунзе. — В кино-то ведь я не был уже сколько лет!
Поднялись вверх к Каретному ряду. Оттуда, через Петровку и Кузнецкий мост, вышли на Лубянку, побывали на Красной площади. Только во втором часу ночи, усталые и снова промокшие, вернулись в гостиницу. Ранним утром кто-то неистово забарабанил в дверь комнаты. Адъютант открыл. Человек, весь в кожаном, переступил порог и неумело доложил:
— По наряду Главштаба, в распоряжение командующего Туркфронтом... вместе с машиной прибыл!
— Вспомнили все-таки, — подмигнул Фрунзе адъютанту.
Быстро оделись и позавтракали. В 9 часов утра Михаил Васильевич подъехал к Кремлю. Получив пропуск, он пошел медленнее, чем обычно. Лицо его стало задумчивым. Вот сейчас он опять увидится с Владимиром Ильичем. Надо собраться с мыслями, не растеряться, все взвесить, продумать.
Но продумать он ничего не успел. Едва вошел в секретариат, как его тут же провели в кабинет. Владимир Ильич сидел за столом, склонившись над бумагами. Он поднял голову, улыбнулся:
— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Фрунзе, — сказал он, выходя из-за стола и обеими руками пожимая руку Фрунзе. — А ведь я больше помню вас как Арсения, как Михайлова, наконец.
Фрунзе стоял смущенный, взволнованный.
— Я и сейчас иногда подписываюсь Фрунзе-Михайлов, — ответил он.
— Но что же вы стоите? Садитесь, пожалуйста! За победителями можно и поухаживать. Вот сюда, здесь вам будет удобнее. — Владимир Ильич усадил Фрунзе в глубокое кожаное кресло, но сам не сел. Продолжая стоять рядом, он с улыбкой смотрел на Фрунзе.
— Первую нашу встречу в Стокгольме помните? Мы говорили о военной работе... Вы к ней отлично подготовились, преотлично, — с явным удовольствием проговорил Ленин.
Фрунзе, наконец, справился с охватившим его волнением. Сердечный прием, оказанный ему Владимиром Ильичем, ободрил его, расположил к дружеской беседе. Михаил Васильевич хотел сразу же доложить о всей проделанной работе. Но Ленин не позволил ему: спрашивал о здоровье, о настроении; даже о таких мелочах, которым Фрунзе никогда не придавал значения. Постепенно беседа перешла на вопросы о положении на фронтах, о голоде,
разрухе. Разговаривая, они подошли к карте, и Михаил Васильевич принялся рассказывать Владимиру Ильичу о борьбе с Колчаком, показывая на карте положение армий, фронтов, объясняя маневры отдельных операций. Владимир Ильич слушал и внимательно следил за движением руки Фрунзе.
— Молодцы! — выслушав Фрунзе, произнес он.— Герои! Такую армию, как армия Колчака, разбили, а? Историки изучать потом будут ваши операции, товарищ Арсений. А нас ведь здесь запугивали: фантазия, мол, бред—контрнаступление, ничего-де не выйдет, отступать надо. А вот и вышло! — Ленин подошел ближе к Фрунзе и, смотря на него сияющими глазами, повторил: — Вышло! И еще выйдет! — он широким взмахом руки провел по карте.
Вернулись к столу. Опять и опять Ленин заставлял Фрунзе рассказывать о боях, о состоянии армии. Слушая, Владимир Ильич время от времени отмечал что-то у себя в блокноте. Потом, как бы спохватись, сказал:
— Не устали? Может быть, вам отдохнуть надо немного, а?
— Что вы, Владимир Ильич!
— Верно, потом отдохнем. Хорошо отдохнем! Ведь вы туркестанец?
— Да. В юности жил в Семиреченской области.
— Видите, как удачно, — оживился Ленин. — Замечательно. Вы хорошо знаете этот край?
— Знаю, даже язык знаю, правда больше киргизский.
— Это совсем клад, — усмехнулся Владимир Ильич. — А вы молчите, скромничаете.
Они снова вернулись к карте.
— Вот видите,— показывая на карту, продолжал Владимир Ильич. — Наши города—Москва, Петроград, Тула, Иваново, Ярославль... Промышленные центры, аза-воды и фабрики стоят. Нас бьют блокадой, голодом. Мы отрезаны от хлебных районов, от угля, от нефти, от хлопка. Открыв дорогу в Туркестан, мы еще не очистили его от врагов Советской республики; еще предстоит серьезная и упорная борьба. Контрреволюционные банды в Туркестане опираются на помощь англичан...
— А ведь мы можем их прищемить, Владимир Ильич, и сильно прищемить! —сказал Михаил Васильевич.
— Вы так думаете? Уверены? 11
161
— Безусловно. Туркестан мы очистим от контрреволюционной нечисти. Заверяю вас в этом. А здесь, — Фрунзе показал на линию границы, отделяющей Среднюю Азию от Афганистана, — отсюда можем пугнуть интервентов, да так, что в Лондоне слышно станет.
Владимир Ильич прошелся по кабинету.
Когда беседа подошла к концу и Фрунзе начал прощаться, Владимир Ильич сказал ему:
— Ждем от вас добрых вестей, товарищ Арсений. От души желаю удачи!
Для помощи трудящимся Средней Азии в борьбе с остатками белогвардейщины и.укрепления Советской власти ЦК РКП (б) и ВЦИК образовали специальную комиссию во главе с товарищами Фрунзе и Куйбышевым. Из Москвы М. В. Фрунзе вернулся в Самару с тем, чтобы вместе с находившимся там штабом фронта перебраться в Ташкент.
Сквозь бураны
Все было готово к отъезду из Самары. К двум поездам командующего Туркестанским фронтом прицепили паровозы. Но отправка неожиданно задержалась. Никто не знал, где находится сам командующий. Адъютант побывал у начальника вокзала, звонил в Самарский губком, в военный комиссариат. Отовсюду отвечали:
— Командующего фронтом здесь нет. Был, но сейчас нет...
Михаил Васильевич задержался в губкоме партии. Подъехав к вокзалу, он выскочил из автомобиля, оглянулся по сторонам и быстро направился к старухе, сидящей на углу около какого-то мешка. Стоял январь, было очень холодно. Старуха, закутанная в платок так, что не видно ее лица, полудремала. Михаил Васильевич наклонился к ней.
