Хидыр Дерьяев - Судьба (книга третья)
— Не спишь, Меле? — негромко окликнул он парня.
— Караулю, Торлы-ага, — отозвался Меле. — А вы чего не спите?
— Блохи кусают, — пошутил Торлы и поднялся.
Меле смотрел на него насторожённо. Торлы подсел рядом.
— Берды и Дурды меня расстроили, не спится, — пожаловался он, ища сочувствия.
— Не стоит на них сердиться, Торлы-ага, — примирительно сказал Меле. — Они люди, которые верны своей цели.
— Цели, цели… — пробормотал Торлы. — Откуда известно, кто победит — большевики или меньшевики? Если большевики окажутся побеждёнными, значит эти твои люди до конца жизни будут гнуть спину на баев или погибнут где-нибудь бесславно. Другой дороги нам не дано.
— Это — так, — согласился Меле.
— Если так, то скажи об этом Дурды! Чёрт с ним, пусть хотя бы одного верблюда на двоих отдаст, а остальных четырёх ведёт в свой Совет! Мы бы с тобой, Меледжан, весь Иран и Туран объехали, свою выгоду нашли бы! Всю выручку по-братски поделим, а?
— Не согласится он, Торлы-ага.
— Если нас двое будет, согласится. К тому же Аллак— твой дядя, мы его на свою сторону перетянем.
— Дядя Аллак против Дурды не пойдёт, — покачал головой Меле. — Они давно дружат, они побратимы.
— Но зачем, скажи, выполнять им приказ какого-то Сергея! — возмутился Торлы.
— Сергей друг Берды, — пояснил Меле, — он помог Берды бежать из ашхабадской тюрьмы. Для Берды он тоже как брат, Берды во всём ему верит. А Дурды почитает Берды, как старшего брата, никогда его доверия не обманет. Нет, Торлы-ага, ничего не выйдет из вашей затеи. Лучше ложитесь спать.
Помедлив и пряча от Меле недобрый блеск глаз, Торлы сказал:
— Жаль, если не выйдет ничего… Вот у тебя жены нет ещё, у Дурды — нет, у Аллака — только название, что жена, калым ещё полностью не выплатил. Продали бы мы это оружие — сразу бы и семьями и землёй обзавелись, жили бы как люди. Эх, да что тут толковать со слепым о свете! — Он махнул рукой и ушёл под куст.
Ещё один перегон сделал маленький караван. Ему везло — никто не встретился на пути. Если так будет и дальше, то следующий привал парни сделают уже в Чарджоу.
После завтрака Торлы намекнул, что сегодня, вероятно, его очередь идти в караул. Но Дурды, не глядя на него, назначил часовым Аллака. Торлы, сделав вид, что ничего не случилось, улёгся первым. Его душили отчаяние и злость. Судьба совала богатство прямо в руки, а приходилось отказываться ради каких-то нелепых, непонятных убеждений, не сулящих никакой выгоды сегодня и завтра, и послезавтра, — вообще никогда. Попробуй, дождись ещё раз такого случая! Сто лет ждать будешь — не дождёшься!
Торлы осторожно приоткрыл один глаз. Аллак устроил свой наблюдательный пост на бугре, покрытом зарослями саксаула. Время от времени он вставал, оглядывал окрестность и снова присаживался в тень. Дурды и Меле спали сном праведников.
Стиснув от напряжения зубы, сдерживая дыхание, Торлы начал подбираться к Аллаку, сам ещё толком не зная, что сделает. Он уже не мог остановиться. Сила, толкавшая его на чёрное дело, была сильнее рассудка, сильнее чувств. Она схватила его, как коршун хватает когтистой лапой недельного цыплёнка, и поднимала ввысь, чтобы, выпустив, ударить о землю и убить. «Усни, Аллак, усни, пожалуйста! — горячо просил про себя Торлы. — Усни, что тебе стоит! Тогда всё будет хорошо… Усни!!»
Но исполнительный Аллак не собирался спать. Вот он приподнялся снова — совсем близко, рукой дотянуться можно! Торлы замер и перестал дышать. Аллак огляделся, не подозревая, что самая большая опасность таится в двух шагах. Приставив к глазам ладонь козырьком, он смотрел вдаль. Там было всё спокойно, и Аллак уселся на своё место.
Одним прыжком Торлы преодолел разделяющее их расстояние. Тупой удар приклада — и Аллак, не охнув, мягко, мешком повалился на бок, выронив винтовку. Несколько мгновений Торлы стоял неподвижно, словно оглушили его самого — гудела голова, тряслись руки. Очнувшись, достал патрон и побежал туда, где спали' Дурды и Меле. Он вжал приклад в плечо до боли, но всё равно мушка прыгала, а занемевший палец не в силах был нажать спусковой крючок.
Чуть не плача от бессилия и страха, Торлы топтался на одном месте. Потом кинулся к своему коню, непослушными руками кое-как увязал дюжину винтовок и несколько цинков е патронами. Верблюды, перестав жевать, смотрели на него с печальной укоризной. Конь косил глазом и вытягивал морду, раздувая ноздри, словно собирался заржать. Торлы испуганно шикал на него, махал шапкой.
Дурды и Меле ещё спали, когда Аллак пришёл в себя. Постанывая и хватаясь за ветки саксаула, он спустился с бугра. Долго думать над разгадкой таинственного нападения не пришлось — раскиданный верблюжий вьюк, отсутствие Торлы и убегающая на север цепочка конских следов говорили сами за себя. Аллак разбудил товарищей.
Узнав о случившемся, Меле вытаращил глаза: что бы там ни говорил Торлы-ага, но поступить так, как он поступил? — это не укладывалось в сознании. Дурды, выслушав, обругал себя последними словами и метнулся к коню.
— Ждите меня здесь! — крякнул он, опуская плеть на конский круп.
Дурды не зря был зол на себя. Оставляя его за старшего, Берды всё же намекнул, чтобы он присматривал за Торлы — бывший батрак Бекмурад-бая вёл себя довольно подозрительно. Сам Дурды не обращал на это внимания, но после слов Берды припомнил все предшествующее поведение Торлы и решил, что в самом деле следует немного остеречься. Из этих соображений он не назначал Торлы караульным и внимательно присматривался к нему, хотя в общем-то подозревать товарища было довольно противно. Торлы всё время жил в бедности, в зависимости от бая, его разговоры о богатстве могли быть естественным желанием бедняка почувствовать себя человеком. О достатке мечтали многие, и это казалось таким же обычным, как стремление жаждущего напиться и прихватить про запас побольше воды.
И всё же Берды оказался прав. Опасения оправдались самым неприятным образом — Торлы не только бросил товарищей в такой момент, когда каждый лишний человек мог иметь решающее значение, не только украл винтовки. Он попытался убить Аллака, того самого Аллака, который относился к нему, как к родному брату, который за всю свою нелёгкую жизнь никому не причинил зла! Всё сочувствие Дурды к Торлы обернулось тяжким, мутящим рассудок гневом.
— Предатель! — шипел Дурды сквозь стиснутые зубы. — Изменник! Далеко не уйдёшь, гад!..
Вдали замаячила фигура конника.
Со злобной радостью Дурды взмахнул плетью. Не конь и так, словно разделяя нетерпение хозяина, вытягивался струмой. Тонко и жалобно пел в ушах степной ветер. Дурды потянулся было за винтовкой, однако расстояние было ещё слишком велико.
Торлы заметил погоню. Он торопливо сбросил похищенные винтовки и погнал коня намётом, то и дело оглядываясь назад.
— Сто-ой! — закричал Дурды. — Стой, предатель!
Впереди показалась щель оврага — старый шрам земли, след давней бегучей воды. Овраг был широк, и в другое время Дурды благоразумно объехал бы его, но сейчас на месте благоразумия бушевали слепая ярость и тёмный азарт охоты на человека. Конь сжался в прыжке — Дурды шенкелями почувствовал, как каменными буграми вздулись конские мускулы. Глухо, по-змеиному зашуршал, обваливаясь, пласт земли — и конь вместе с всадником полетели в овраг.
Дурды отделался незначительными ушибами. Неудача не охладила его пыл, он рвался в погоню. Но глянув на поджатую к конскому брюху заднюю ногу, дрожащую мелкой дрожью, понял, что погоня кончилась, и отвёл душу в самых страшных проклятиях, какие только смог придумать.
Не нужно было большого умения, чтобы удостовериться в горькой истине — нога у коня сломана, конь пропал. У Дурды защемило сердце.
— Вот и отъездились мы с тобой, мой Мелекуш! — печально сказал он, снимая винтовку. — И в жару и в стужу ты был мне верным товарищем. Прости меня, Мелекуш, что пулю, которую я берёг для врага, вынужден отдать тебе, — я не могу оставить тебя на растерзание хищникам. Мне легче выстрелить в себя, чем в тебя, но это всё равно не избавит тебя от мучительной смерти. Прости!..
В чёрных глазах коня билось страдание, крупная слеза медленно скользила по шелковистой шерсти, бока судорожно вздымались.
— Не плачь… мой… Мелекуш! — проговорил Дурды рвущимся голосом, не замечая, что у самого всё лицо мокро от слёз. — Не плачь… Видит бог, я хотел бы иначе… но иначе нельзя!..
Он выстрелил в склонённую голову коня и торопливо, убегая от рвущих сердце звуков агонии, стал выбираться из оврага.
Торлы тоже понял, что погони больше не будет. Он вернулся назад и подбирал брошенные винтовки. Дурды был метким стрелком и мог попытаться достать предателя пулей. Но сейчас стрелять ему не хотелось и он только проводил глазами удаляющегося Торлы.
Доброе слово и змею из норы выманит
