Лев Рубинштейн - Когда цветут реки
— В поход! На восток!
Откуда-то полился гимн тайпинов, тот самый торжественный гимн, с которым армии Государства Великого Благоденствия прошли когда-то с юга в долину Янцзы, освободили все земли вдоль великой реки и взяли Нанкин.
Этот гимн слышался в Китае в течение четырнадцати лет тайпинского восстания. Он звучал над пальмовыми и камфарными рощами юга, над красными холмами запада, над пашнями и хлопковыми полями севера, над каналами и озерами центра страны. Наконец загремел он и над старинными городами, над чайными плантациями, полями сахарного тростника и риса, над богатыми, густонаселенными землями востока, Крестьяне провинций Цзянси и Чжэцзян припрятывали зерно в ожидании тайпинских авангардов. Безлюдные деревни оживали за несколько минут, заслышав звуки этого гимна:
С древних времен все дела решаются мужеством,Черные тучи рассеиваются при восходе солнца..
Пела вся площадь, все улицы, переулки, пел весь город Нанкин. Звуки, казалось, колеблют многочисленные кровли дворца. И вдруг фигуры царей на возвышении задвигались и низко склонились. Среди них появился сам Небесный Царь.
Хун Сю-цюань был в своем обычном желтом одеянии и в шапке того же цвета. Короны на нем не было.
Он ничего не сказал. Глаза его горели, седоватая борода была растрепана. Он воздел руки к небу и замер.
Копья снова колыхнулись, как бамбуковая роща на ветру. Передние ряды солдат опустились на колени. Следом за ними преклонили колена все дивизии, а потом и толпа на площади и в переулках. Кавалеристы выхватили сабли, и солнце заиграло на кличках.
Небесный Царь давно уже не показывался народу. Ходили слухи, что он давно убит в бою с цинскими войсками в провинции Хунань, а вместо него во дворце сидит деревянная статуя в короне. Всеми делами государства управлял Гань-ван.
И вот теперь Хун Сю-цюань молча простирал руки к небу, похожий на куклу, весь обмотанный шелком царственного желтого цвета, окруженный низко склонившейся толпой придворных. И все-таки это был Хун Сю-цюань, который много лет вел крестьян на борьбу с маньчжурской империей. Самое его появление возбудило новый взрыв энтузиазма.
— Поход! — гудела площадь. — На восток!
Хун Сю-цюань без звука указал на дымные холмы на горизонте. Потом он снова воздел руки, как бы для благословения.
— Склоните головы! — крикнул кто-то.
Когда головы поднялись, на возвышении уже никого не было. Звучали рожки и топотала кавалерия, поднимая облака пыли.
К югу от устья Янцзы лежит плоский район, пересеченный каналами и речками. Куда ни кинешь взгляд, всюду обширная равнина. Прямоугольные паруса джонок как будто движутся по земле в разных направлениях. Это густая сеть оросительных сооружений, каналов и тропинок, по которым лошади тянут на бечевах баржи. Дорог здесь нет, зато мостов сколько угодно — от старинных, каменных, горбатых до шатких, деревянных, подмываемых ленивой, медлительной волной.
На западе эту плодородную, вечно сыроватую землю прорезывает Великий канал — грандиозное сооружение китайского гения, построенное тысячу двести лет назад и соединившее города Пекин и Ханчжоу искусственным водным путем длиной в 1700 километров.
Еще дальше на запад серебрятся воды большого озера Тайху. На берегу возвышаются стены, окруженные со всех сторон водой. Это Сучжоу, «город храмов и шелка», про который посланец средневековой Европы Марко Поло писал, что «…число его жителей так велико, что может вызвать удивление».
Отступая, цинские войска сожгли весь район вокруг Сучжоу. Солдаты Ли Сю-чена всюду видели обгорелые развалины. Тысячи трупов лежали в каналах и в озере. Тайпинские воины останавливались над обезглавленными телами детей и стариков. Руки молодых солдат яростно сжимали рукоятки копий и приклады ружей.
Постепенно возвращались в деревни уцелевшие крестьяне. Им выдавали оружие, помогали восстанавливать дома и лодки, распределяли сельскохозяйственные орудия и буйволов.
На пепелищах сожженных деревень группки крестьян толпились перед воззваниями Ли Сю-чена и слушали грамотеев, которые читали им великий закон о земле:
«…Все поля в Небесном Государстве обрабатываются всеми в государстве. Если в одном месте земли недостаточно, то переселяются в другое место, и наоборот.
…Земля дается смешанно: если в семье шесть человек, то на трех дается хорошая земля, а на трех плохая…»
Вся местность к западу от Шанхая фактически восстала. В пятнадцати километрах от города приезжих останавливали патрули вооруженных крестьян. Миссионеры с ужасом сообщали, что крестьяне ждут тайпинов, и говорят, что тайпины «пишут о хорошем».
Главные силы армии Ли Сю-чена взяли Сучжоу 2 июня 1860 года. Тайпинский полководец продвигался на восток медленно и осторожно. Среди каналов и рощ, Сучжоу его армия отдыхала два месяца. За это время солдаты и крестьяне собирали, чинили и грузили джонки и баржи. Караваны, груженные зерном, один за другим уходили в Нанкин.
Ли Сю-чен ждал вестей о положении в Шанхае.
Гонец прибыл с опозданием и не по воде, как ожидал Ли Сю-чен, а по суше, верхом на измученной лошади. Он сообщил, что тайпинские передовые посты в Цинпу атакованы европейцами.
— Англичане или французы? — удивленно спросил Ли Сю-чен.
Гонец замялся.
— Это иностранные наемники из Шанхая, — ответил он сумрачно. — Они воюют за деньги.
Тайпинский лагерь был поднят на ноги тревожными сигналами литавр. Через час армия двинулась на восток.
Цинпу — небольшой городок, окруженный сетью каналов. Тайпины вели огонь из-за баррикад и бамбуковых щитов. Нападающие стреляли главным образом с джонок. Опытные солдаты уже по частому и равномерному щелканию их винтовок поняли, что оружие у них лучше.
— Это, кажется, иностранные матросы, — сказал Дэн, внимательно поглядев издали на фигурки, суетящиеся на палубах джонок.
— Это американские матросы, — подтвердил Лю Юнь-фу, — но не с военных кораблей. Это контрабандисты с клиперов, которые возят к нам опиум.
— Я вижу там темноволосых людей в головных повязках, — сказал Ван Ян. — У них нет кос, как и у нас.
— Это не китайцы, — решил Лю. — Может быть, это моряки с каких-нибудь отдаленных островов?
Лю не ошибся. Это были филиппинцы, которых тогда называли «манильцами».
У них были пушки, которые они немедленно пустили в дело, заметив, что к тайпинам прибыло подкрепление. Граната провыла и лопнула среди огородов, подняв в воздух фонтан земли.
Ли Сю-чен решил, что нельзя терять времени в ожидании, пока его солдаты подтянут на руках тайпинскую артиллерию. Он приказал пехоте левого фланга атаковать джонки противника.
Ван Ян шагал по грудь в воде, сжимая обеими руками копье. Солдат, провоевавший семь лет, не страшится увидеть неприятеля лицом к лицу. Пули свистели и шлепались около него. Вода в небольшом канале волновалась и вскипала пузырьками. Матросы стреляли часто, но не метко. Тайпины потеряли только двух людей. Дэн метнул ручную бомбу, начиненную удушливым составом, и его солдаты молча полезли на палубу, придерживая копья зубами.
Ван Ян ударил копьем стрелка, который метил в него с борта, и тот со стоном полетел в воду, увлекая за собой копье. Ван Ян бросил сломанное древко, вытащил меч и зарубил еще одного. Перед ним мелькнула фигура европейца с длинным, сухим, спокойным лицом, обрамленным русыми бакенбардами. Этот европеец держал в руке большой револьвер и целился в Ван Яна. Ван Ян бросился вперед, наклонив голову и ожидая выстрела. Но выстрела не было. Какой-то юноша-китаец в голубой куртке, по виду слуга, с криком схватил за руку его противника. Тот выругался сквозь зубы.
— Отец! — кричал мальчик в голубой куртке.
Ван Ян остановился как вкопанный. Много лет не видел он своего сына Ю и не считал его живым. За эти годы мальчик вырос и изменился. Но и через двадцать лет Ван Ян узнал бы его, если не по внешнему виду, то благодаря тому странному и безошибочному чутью, которое приходит неожиданно на помощь любому отцу, когда ему нужно отыскать своего сына в толпе.
— Ю! — крикнул он. — Ван Ю с верховьев реки! Ты жив?
Тут на него напали несколько человек. Он сопротивлялся изо всех сил, наносил удары, барахтался, рычал и наконец потерял сознание, оглушенный ударом рукоятки револьвера в темя. Кругом шумела схватка, и никто не заметил, как Ван Ян свалился в трюм джонки, бесчувственный, с окровавленным лицом.
Вечером Лю Юнь-фу подсчитал своих воинов. Пятеро было убито и восемь ранено. Ван Ян пропал без вести.
— Ты уверен, что он не убит? — спросил Лю, обращаясь к Дэну.
— Я бы увидел, — хмуро отвечал Дэн. — Не может быть, чтоб я не заметил смерти моего солдата.
Неприятель оставил на поле сражения несколько сот человек, преимущественно китайцев и филиппинцев. За день сражения было взято десять пушек и множество джонок. Несколько джонок сгорело, но та джонка, на которой Ван Ян встретил своего сына, ушла с дымящейся кормой.
