Александр Тамоников - Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1
– К Бранд?
– Умный вопрос. Ты забыл, что должен делать?
В половине пятого Волков позвонил в квартиру Марии.
Дверь открыл Якубовский и тут же спросил:
– Что?..
– Может, ты меня в прихожую пропустишь?
– Прости, Федор, проходи, конечно.
Когда за Волковым закрылась дверь, в прихожую вышли Мария Бранд, Николай Казарян и Анатолий Абрамов. У всех на лицах читалось нешуточное напряжение.
– Что, Федор? – повторил Якубовский.
– А что может быть, Леонид? Сазонов получил пулю в глаз, кучер его Степан – в сердце. Оба померли на месте. Все дело заняло считаные минуты. Да, кстати, Адина приехала?
– Нет еще. Как она вела себя?
– Дивно! Все точно по времени. Скрыться успела до выстрелов. Так что даже если кто-то из окон и разглядел момент убийства, то Адину в свидетели записать не сможет никак. Она просто ничего не видела. Молодец, девочка! А вы предлагали студента!..
– А что я? Я бы тоже справился, – с обидой проговорил Анатолий.
– Вот именно, что «бы».
В это время раздался звонок.
Якубовский быстро открыл дверь. В прихожую буквально впорхнула Адина. Она была сильно взволнована.
– Господа, то, что сделал Федор, описать невозможно. Это надо было видеть. Признаюсь, я задержалась у входа в проулок и посмотрела, как он хладнокровно расстрелял Сазонова и кучера, затем спокойно выбросил револьвер в воду и вошел во двор. Федор исключительно смелый и сильный духом человек.
Волков усмехнулся и спросил:
– Прирожденный убийца, да?
– Нет, что ты? – Сама того не замечая, девушка впервые обратилась к Волкову на «ты». – Я восхищена тобой, Федор.
– Вот и славно, вот и хорошо, – заявил Якубовский. – Прошу, господа, в гостиную, отметим столь важное событие в деятельности нашей организации.
Мария шла последней и заметила, как смотрела Адина на этого крестьянского мужика, убийцу.
«А ведь она влюблена в него. Бедная девочка, нашла кого выбрать. Хотя кто знает. Может быть, ей нужен именно такой мужчина, как Волков. Она будет счастлива с этим наглым грубияном и хладнокровным убийцей. Кто знает?» – подумала женщина.
Революционеры выпили за храбрость Волкова, за первую боевую акцию, проведенную очень удачно, и разошлись. На этот раз Федор не допустил, чтобы Анатолий пошел провожать Адину. Он сделал это сам.
Возле ее дома Волков предложил:
– А может, Ада, гульнем в ресторане?
Девушка вдруг смутилась.
– Извини, Федя, не сегодня.
– Что так? День выдался хорошим, деньги у меня есть. Или рылом для тебя не вышел?
– Ну что ты такое говоришь? Ты… очень симпатичный мужчина. А главное, настоящий.
– Чего ж тогда ломаешься?
– Я выпила, Федя, и больше не хочу. Да и отец ждет. Волнуется. Давай в другой раз, да? – Она посмотрела на Федора влюбленными глазами.
– Ладно, – согласился Волков. – Пусть будет в другой.
– Ты не обиделся?
– Нет, Ада, я просто не могу на тебя обижаться.
– Почему?
– Не знаю. И не спрашивай, пожалуйста, об этом.
– Хорошо. Тогда до свидания.
– До свидания.
Девушка немного помедлила, затем резко повернулась, наклонила голову и вошла в подъезд.
Федор остановил пролетку, через полчаса зашел в винную лавку, купил водки, в магазине рядом прихватил закуски и поднялся к себе в комнату. Там он выпил два стакана подряд, выкурил папиросу и прилег на кровать. А вечером Волков опять тискал пьяную Зинаиду.
Утром пятницы газеты Санкт-Петербурга вышли с сообщением о варварском убийстве фабриканта Сазонова и его кучера Степана возле дома, где проживала Анна Викторовна Кренич, любовница богатея. Но Федор их не читал.
Глава 5
Ранним декабрьским утром 1893 года двадцатипятилетний цесаревич Николай Александрович облачился в охотничий костюм, захватил карабин и спустился в нижнюю залу дворца, где у пылающего камина сидел отец. Рядом находилась немногочисленная свита из приближенных особ.
Увидев сына, император улыбнулся.
– Доброе утро, Ники!
– Доброе, папа!
Цесаревича поприветствовали и вельможи. Николай Александрович лишь кивнул им.
Император внимательно посмотрел на сына:
– Ты плохо спал, Ники?
– Я совсем не спал, только недавно задремал, а уже и вставать пора.
– Поэтому не в настроении?
– Наверное. А почему мамы нет? Она не поедет на охоту?
– Нет. Она будет готовиться к отъезду из Гатчины в Петербург. Да и мы после охоты отправимся в столицу.
– Хорошо, папа.
– Какова же причина твоей бессонницы, Ники?
– По-моему, об этом уже все знают.
Александр Третий повысил голос:
– Ты не ответил на вопрос, сын.
– Извините, папа. Причина в письме, полученном накануне от Аликс.
– Может быть, тебе это покажется странным, но я ничего не знаю о письме.
– Разве мама вам ничего не говорила?
– Я же сказал, что о письме ничего не знаю. Надеюсь, ты сам, если, конечно, посчитаешь нужным, расскажешь о том, что написала тебе принцесса Дармштадтская, руки которой ты просишь уже пять лет.
– Да, папа. Я сам хотел поговорить с вами. После охоты.
– Поговорим в Петербурге.
– Хорошо.
– А сейчас приводи себя в порядок.
– Я в порядке. Окладчики выехали?
– Давно. Уже должны обложить стаю.
– Погода нынче тихая. Морозец, ни ветерка. Деревья стоят не шелохнувшись, на ветвях – снег, небо звездное, светло. В таких условиях волк издали почует человека.
Император согласно покачал головой.
– Почует. Да вот только вести стаю вожаку будет некуда, кроме как на охотников.
– Лая собак не слышно. Выезжаем без своры?
– Псовую охоту устроим позже, сегодня так разомнемся.
В залу вошел лакей, поклонился государю и доложил:
– Ваше величество, верховой от окладчиков прибыл, сказал, обложили стаю. Все готовы, ждут вас.
– Где стая?
– В редколесье за большим оврагом, близ осинника.
Александр Александрович поднялся.
– Вот, господа, и дождались. Выезжаем!
Император, наследник и свита оделись и вышли на морозный воздух. Им подали лошадей, и вскоре охотники подъехали к оврагу, который разрезал редколесье безобразным уродливым шрамом.
Миновав низину, Александр Александрович поднял руку:
– Здесь спешиваемся, расходимся.
Охотники заняли места, подготовили карабины.
Император встал за крупным деревом, рядом устроился Николай. В пяти шагах от него замер генерал-адъютант Илларион Иванович Воронцов-Дашков, личный друг Александра Третьего. Загонщики трубили в рожки, размахивали факелами, осыпавшими нетронутый снег снопом шипящих искр.
Николай Александрович видел, как вожак стаи, попавшей в окружение, пытается увести ее в сторону. Волки метались то вправо, то влево, но повсюду натыкались на самого опасного своего врага – вооруженного человека.
– Папа, отчего стая мечется? Ведь здесь, в редколесье, загонщиков нет, – проговорил цесаревич.
Император усмехнулся:
– Вожак, видно, старый да опытный. Инстинкт подсказывает ему, что именно здесь стаю ждет наибольшая опасность. Смотри, Ники, внимательней. Долго кружить стая не будет, вожак поведет ее на нас, на прорыв. Тогда не мешкай.
– Это не первая моя охота, папа. Я знаю, что делать.
– Зачем тогда задаешь ненужные вопросы?
– Просто впервые вижу, чтобы стая вела себя подобным образом.
– Да, вожак у нее молодец. Гляди, опять к лесу пошел. Неужто все-таки решился вести стаю туда? Умный волчара. А ведь уйдет, коли загонщики хотя бы сажень пять без присмотра оставят. Эх, нет, не получится у них, – как бы сожалея о том, что стае не удастся прорвать кордон оцепления, сказал император. – Некоторые сюда свернули. Молодые волки испугались, да и немудрено, опыта у них нет. Теперь и вожак так поступит. Он стаю не бросает.
– Интересно, папа, что сейчас испытывает старый волк?
– Он взбешен и очень опасен. Стая не послушалась его. Ну вот, что я говорил, они уже несутся на нас.
Сигналом на открытие огня должен был быть выстрел императора.
Александр Александрович вскинул карабин, затем взглянул на сына и сказал:
– Ники, стреляй ты! У меня глаза слезятся. Бей в вожака.
– Да, папа.
Николай Александрович выстрелил, и тут же все редколесье взорвалось грохотом. Первый залп выбил из стаи с десяток волков. Они опрокидывались на бегу, пытались вскочить, но снова падали и обливали белый снег алой кровью.
Николай Александрович был уверен, что вожак получил пулю в глаз, уткнулся мордой в снег и бьется в судорогах. Однако не тут-то было. Старый матерый волк продолжал нестись прямо на позицию императора и наследника, туда, откуда был сделан первый выстрел.
Охотники перезарядили оружие и дали второй беспорядочный залп. На снегу забились еще пять или шесть подстреленных волков, трое резко развернулись и бросились к лесу. Обезумевшие звери неслись, не разбирая пути, на огонь факелов, на трубный вой рожков, подальше от страшного редколесья, откуда в их собратьев вонзался раскаленный свинец, который прожигал шкуры, тела.
