Борис Васильев - Владимир Мономах
— Батюшка! Батюшка!.. Милый батюшка, повели вернуть мою любовь!..
— И куда же это твоя любовь сбежала? — вытирая лицо полой кафтана, резонно поинтересовался Ратибор.
— В бой! В бой!.. — крикнула заполошно Надежда. — А его же убьют! Убьют!..
— Ну, в бой — это же очень славно. Это ведь не к бабе же какой…
Тут он сообразил, что никакого боя быть не должно, что с Великой Степью подписан мир, что…
— Эй, кто там!..
Вошел личный телохранитель.
— Звал, боярин Ратибор?
— Девчонку бабам отдашь, пусть вместе повоют. А я занят.
Охранник сграбастал Надежду и уволок ее на женскую половину, а Ратибор, впав в некоторое смятение, поспешил к самому надежному советнику — князю Владимиру Мономаху, отвечать за спину которого он еще в юности дал славянскую роту.
— Дозволишь, великий князь?
У Мономаха сидел Меслим.
— Я — не великий князь, боярин Ратибор.
— Будешь великим, будешь, — сердито сказал Ратибор. — Война в Великой Степи началась. Напали на орду Иляса, он помчался к своим, а я дочь бабам передал для всяких рыданий.
— Так. Значит, мир нарушен.
Мономах встал, хмурясь, зашагал по палате. Спросил наконец:
— Может, Отдельную дружину Железяна хану Илясу в подкрепление отдать?
— Не примет, — вздохнул Ратибор. — Это — его война. Личная.
— Ох, не к месту, не к месту!.. — с досадой бормотал Мономах. — Не иначе как родственничек мой Святополк кого-то натравил, не иначе. Поджег Половецкую Степь…
— Ну, это вряд ли, — сказал Ратибор. — Его в Боярской думе неплохо потрясли. И еще потрясут.
— Мир нам нужен. Мир, а не война!.. — почти выкрикнул Мономах (видать, наболело). — Союз князей — вот что спасет Русь!.. Ну, как же мне в головы вам это втемяшить?.. Ведь рискуем страну свою, отчизну нашу потерять!.. Русь Святую!..
— Ты горячишься, мой князь, — негромко сказал Меслим. — Да и ты, богатырь, тоже.
— Стало быть, Совет нам нужен, — решил Ратибор, успокаиваясь. — Что ж, пошлю за Добрыней…
— И за Свиридом! — крикнул Мономах. — Без него мы тут не разберемся!..
— Немедля вышлю.
— Одвуконь!..
2
Хан Иляс мчался во главе конной лавы среди самых опытных своих конников, выигравших недавнее сражение у хана Итляра. Под командованием Бельдюза они способны были дать встречный бой и отбросить атакующих. Пока противник будет приходить в себя и перестраивать ряды для новой атаки, найдется время, чтобы оценить силы сторон и сообразить, как вести бой дальше.
Хану Илясу удалось своим ударом срезать ощетиненный саблями вражеский клин, остатки которого спешно отошли к своим. Он выиграл меньше часа. Но этот час был драгоценным.
«Как мы воюем?.. — думал Иляс, оглядывая свое войско и войско противника. — Так же, как воевали, Степь не меняет традиций. Значит…»
Кочевники Дикой Степи атаковали всегда одним и тем же дедовским способом. Боевой клин должен был рассечь противника надвое, а крылья клина — окружить и добить обе половины. Так исстари воевала Степь. И не ведала, что окружить можно и всю основную группу, что можно ударить из засад, включить в свои конные ряды и пеших бойцов, в задачу которых входило бы уничтожение вражеского полководца, а если к нему не удалось пробиться, то его воевод.
О включении в кавалерию специально обученной пехоты рассказал хану Илясу великий воин князь Мономах. И он же помог Илясу подготовить пехотинцев. Во время конной атаки противника эти пехотинцы должны были подрезать жилы коней. Кони, падая, приваливали собой всадника, а спешенный всадник уже не воин.
«Так… — мелькнуло у хана Иляса в голове. — Теперь, пожалуй, самое время ударить и пехотинцами».
Это советовал ему делать сам князь Владимир Мономах, который был на его свадьбе почетным посажёным отцом; в доверительном разговоре советовал:
— Свое тайное оружие, о котором не подозревают враги, береги для решающего удара.
Вот и настал час этого решающего удара. А у Иляса не одна — две неожиданности: пехотинцы, умеющие спешивать всадников, и засада. Это — решающее.
Куда, куда засаду спрятать?..
Иляс беспомощно оглядывался вокруг, когда к нему подошел старый, опытный воин:
— Что ищешь, хан Иляс?
— Степь ровная, как блин, Садук. А мне надо засаду спрятать для главного удара…
— Это только кажется, что она — как блин, — сказал старый воин. — А вон за тем склоном — балочка. По ней ручеек течет, водица добрая…
— Веди!..
Садук провел хана Иляса к незаметной балке, по дну которой струился ручеек.
— Я передам тебе своих пехотинцев, которые обучены подрезать коням сухожилия, а спешенный конник уже не воин, Садук. Это — мое последнее тайное оружие. Как увидишь, что меня взяли в кольцо, так и действуй. Немедленно.
— А ты, хан?
— Что — я? Я — ничего. А они растеряются. Растеряются, понимаешь? Они и ведать не ведают, что такое засада!..
— Будет так, мой хан.
— Время истекает, — крикнул хан Иляс. — Сам себе скомандуешь, но не раньше, чем окружат меня!.. Не раньше, понял?
Так и вышло. Иляс держался, сколько мог, собрав возле себя самых опытных воинов. Как только круг замкнулся и враги заорали от восторга, что Илясу конец, в спину им ударил отборный отряд под командованием опытного старого Садука. Разгром врага был полным, ускакали считаные счастливчики…
Хан Иляс вытер пот со лба, вздохнул с огромным облегчением и впервые за весь этот тяжелый день улыбнулся.
Дело было сделано.
Захотелось даже победно крикнуть во весь голос, но он сдержался.
3
По суровым законам Дикой Степи тяжелораненых добили, чтобы не мучились. В плен жители Дикой Степи никогда не сдавались, потому что это навлекало позор на весь род. Но у половцев были обозы, в которых возили запасное оружие, воду и продовольствие. И в одном из обозов обнаружили более полутора сотен женщин и девочек, уведенных из разгромленных ордой кошей и становищ. С воплями и рыданиями распластались они перед ханом Илясом.
— Спаси нас, великий хан!.. Или прикажи всех убить — мы не пойдем в рабство!..
В Половецкой Степи женщин этих оставлять было нельзя: они побывали в руках врагов, а тем самым стали нечистыми и не могли более рассчитывать на доброе замужество.
— Погрузить всех на арбы и доставить на Русь, — распорядился Иляс.
Перевалив границу с Киевской Русью, он приказал обождать своему войску и пошел докладывать наместнику Великого Киевского княжества боярину Ратибору.
— Половцы Дикой Степи разгромлены наголову. Пленных нет, но в обозе обнаружены сто шестьдесят четыре женщины. Оставлять их было нельзя, потому что их либо убьют, либо, что страшнее, продадут в рабство.
— Ну?
— Надо решать.
— А мне-то зачем бабы, хан Илья? — удивился Ратибор. — Мне и своих по горло. Вон твою супругу так запереть пришлось.
— Позволь совет, боярин.
— Ну?
— Среди дружинников — твоих, княжих, Железяна — полно холостых. Награди женами самых отважных, и они сынов нарожают.
— А что, мысль добрая, — оживился наместник великого Киевского князя. — Ступай, хан Илья, к князю Мономаху: он сейчас гостит у меня. Доложи ему о сражении — очень уж хотел он тебя видеть.
Хан Иляс тотчас же направился к Мономаху, у которого сидели Железян, Меслим и Свирид.
— Ну? — чуть не хором воскликнули все четверо. — Рассказывай.
— Победа! — Хан Иляс не сдержал улыбки. — Дикая орда разгромлена наголову, остатки ее скрылись в Дикой Степи.
— Молодец, кунак-хан! — пристукнул ладонью по столу Свирид.
— А теперь — с подробностями, — улыбнулся Мономах.
И победитель, сияя от удовольствия, рассказал о ходе боя. О своем первом ударе, срезавшем клин атакующих и отбросившем их в Половецкую Степь, о засаде, о ее внезапном ударе и об уничтожении растерявшегося противника.
— Пленные есть? — поинтересовался Свирид.
— Дикая Степь пленных не берет. Так повелось исстари.
— И это скорее хорошо, нежели плохо, — негромко заметил Меслим.
— Дай я тебя обниму, сынок, — Мономах поднялся с кресла, подошел к юному герою, обнял его, прижал к груди и расцеловал.
Затем это же сделали Свирид, Меслим и Железян.
— Завтра же — пир во славу героя! — объявил Мономах. — Слава хану Илясу! Слава! Слава! Слава!..
В истории тех времен не было случая, чтобы одного и того же полководца дважды награждали кубком славы. Этого удостоился только половецкий хан Иляс, Илья во крещении.
И в этот раз кубок славы поднесла ему Надежда — теперь уже его супруга. Хан не бросился ей навстречу, а остался стоять там, где стоял. Надежда поднесла ему кубок, он осушил его и, подняв покрывало, поцеловал жену в губы.
