Атаман всея гулевой Руси - Николай Алексеевич Полотнянко
– Ишь разлеглись посреди поля, – сказал кто-то, наезжая на них конём.
– Мы вам свои! – визгливо закричал Федот. – Идём к Степану Тимофеевичу!
– Вон как! – сказал, появляясь из темноты, человек на белом коне, сопровождаемый большим числом вооруженных людей. Это был есаул Корень, который вёл часть войска на московских стрельцов по нагорной стороне Волги. С ним было до трех тысяч казаков и примкнувших к ним гулящих людей.
– Стало быть, тебе непременно Разин надобен. По чину ли запрос? А ну-ка, возьмите его, ребята!
Казаки бросились на Федота, а есаул обратился на Максима.
– Тебе тоже атаман надобен? Или я сгожусь?
– Я послан к Разину, – волнуясь, сказал Максим. – А ты, казак, глянь на это.
И он протянул есаулу полученный им от Твёрдышева разинский знак – нитку с двумя пуговицами. Корень взял, глянул и осерчал:
– Откуда у тебя знак? Говори!
– Мне велено говорить только с Разиным.
– Гляди, какой умник, – удивился Корень. – Хватайте и этого, ребята! Вот развиднеется, и я возьмусь за тебя по-другому. Где Третьяк?
– Здесь я!
– Возьми их и веди за мной! Да гляди за ними, чтоб не потерялись!
Федоту и Максиму крепко связали руки, посадили обоих на одну веревку и повлекли к тому месту, где они недавно перешли воложку. Третьяк был опытным вором и не спешил, зная, что сеча со стрельцами не сулит большой добычи, а вот голову вполне можно потерять, потому и не торопился. Пленников и их сторожей обогнали конные казаки, за ними шли пешие люди, вооруженные кто саблей, кто копьём, кто кистенем или дубиной. Все шли молча с угрюмыми лицами, на которых читалась отчаянная решимость ринуться в сечу.
Воложку переходили уже в зыбких утренних сумерках, до стрелецкого стана на другом краю Денежного острова оставалось идти с версту. Федот в протоке, потеряв ногами дно, начал бултыхаться и глотать воду, но привязанный к нему Максим вытащил его за собой из глубины к берегу. Третьяк дал ему отдышаться, затем повёл пленников дальше, но далеко идти им не пришлось: впереди послышались громкие и частые пищальные выстрелы, затем со стороны стрелецкого стана донёсся громкий и леденящий душу рёв людей, схлестнувшихся между собой в смертельной схватке.
10
Задумав напасть на московских стрельцов, Разин разделил свое войско на три части. Есаул Корень со своими людьми должен был навалиться на них с нагорного берега, Васька Ус оставлен в царицынской крепости с наказом преградить путь стрельцам в Астрахань, если они побегут в эту сторону, сам атаман решил подойти к Денежному острову с воды на стругах и лодках с самыми отчаянными своими людьми, получившими закалку в персианском походе на Каспии.
Приняв такое решение, атаман не сомневался в успехе: московских стрельцов была всего тысяча, а против них пошли до пяти тысяч лучших казаков и самых отчаянных гулящих людей, к тому же, по догадкам Разина, стрельцы не знали, что Царицын захвачен его людьми, иначе зачем столь малым числом они шли на его войско. Было ясно, что стрельцам и их начальнику, полковнику Лопатину, что-то затмило очи, и атаман знал, кто это совершил, и помнил о своём перед ним долге.
Отправив есаула Корнея с войсками по нагорному берегу, Разин с Васькой Усом пошли к Волге.
– Гляди, Ус, в оба, – сказал Степан Тимофеевич. – Стрельцы – бывалые воины и могут пробиться сюда. Встречай их из всех пушек да гляди, чтобы не вышло, как у воеводы Унковского, когда он вздумал палить по мне, а порох весь дымом выметнулся.
– Не будет этого, – уверенно произнёс Ус. – Я бывалый пушкарь и порох уже проверил, весь свежий. Воевода Тургенев не зря заменил Унковского, он за порохом приглядывал.
В темноте войско грузилось на струги и лодки.
– Мимо стрельцов не пропусти, – сказал Разин. – Всех до единого топи в Волге!
– Нам гребцы нужны, – возразил Ус. – Сами казаки за вёсла с неохотой садятся.
– Добро, коли так, – сказал атаман. – Но пока у нас стругов мало, оставь сотню-другую стрельцов в живых.
Стругов было всего три, на них поместились с полтысячи казаков, остальные полторы тысячи шли в лодках, которые насобирали со всей царицынской округи. Огней не возжигали, двигались в ночных потемках, озаряемые блеском бесчисленных звезд. Люди поначалу шумели, но скоро умолкли, грести приходилось против течения реки, и все притомились. К Денежному острову подошли в первых всплесках утреннего света, Разин, стоя на палубе струга, одним из первых увидел очертания берега, проступающие в молозивной пелене тумана, и взмахом руки велел казакам снаряжать пищали, чтобы дружной пальбой подавить сопротивление стрельцов.
Атаман был прав, полковник Лопатин не ожидал встретить воровское войско близ Царицына и повёл себя весьма беспечно. Его даже не насторожило, что стрельцы, посланные им на Денежный остров, захватили там явно гулящих людишек. Это показалось ему столь малозначительным, что он не стал наказывать десятника Корнея за то, что тот упустил Федота, а сделал лишь ему строгое внушение. Затем Лопатин не озаботился о надлежащей охране своего стана, не выслал дозорных людей вперед по берегу и острову. Стрельцы вечером набили брюхо толокном, попили волжской водицы и завалились спать. Стойкие к комарам спали на берегу, но многие бежали на струг, и где ветер относил комариные тучи от спящих людей.
И всё-таки, несмотря на беспечность, стрельцы успели заметить казаков, на их стругах началась суматоха, бывалые ратники схватились за пищали, раздался громкий голос полковника Лопатина, призывающий всех явиться на струги и помнить, что они государевы люди.
Пищальная пальба началась разом с обеих сторон, и много людей были убиты и ранены. Беда для Лопатина была в том, что он, прижатый к берегу, стоял на месте, а воровские струги и лодки шли на него со столь многими вооруженными людьми, что устоять против них было невозможно.
– Берите вёсла! – вскричал полковник. – Выгребайте на Волгу!
Стрелецкие струги начали уходить от берега, оставив много людей на берегу и в воде, не успевших прибиться к своему начальнику. А Лопатин уже пришёл в себя, ему, бывалому воину, доводилось попадать во всякие переделки и выходить из них целым. Он велел сотникам как можно ближе сойтись своими стругами к его стругу и, ожесточенно и прицельно отстреливаясь, стал уходить к Царицыну.
А на берегу началась кровавая потеха. Подошёл есаул Корень с казаками и гулящими людьми и навалился на стрельцов своим многолюдством, государевы люди стали бросать пищали и падали ничком на землю. Со стругов
