Павел Гельбак - Сын чекиста

Какая неожиданная встреча с отцом! «Отец! Отец!» — хочет крикнуть Володя, но лишь с силой сжимает кулаки, до боли закусывает губу.

— Да тебя никак лихорадит? — беспокоится старушка.

— Не беспокойтесь... Это сейчас пройдет... Скажите, кто это?

— Я же тебе толкую — Андрей... Сынок мой!

— А второй кто?

— Его друг. В гражданскую вместе в Чека работали.

Товарищ... Вместе в Чека работали... Может, это редкая удача! А что, если этот товарищ Андрей поможет разыскать отца? Интересно, кем он сейчас работает, товарищ Ванаг?

— Что это ты так уставился на фотографию? Постой! Да ты никак похож на этого матроса!

Владимир вздрагивает. Как и всегда, ему приятно, что люди видят его сходство с отцом. Но сейчас он мотает головой.

— Что вы! Ничего общего! Вам просто показалось! — Собираясь уходить, он украдкой еще раз искоса бросает взгляд на знакомую фотографию и как бы между прочим спрашивает: — А когда ваш сын приедет?

— Через десять дней у него отпуск кончается.

Перепрыгивая через ступеньки, Владимир обегает этажи, нажимает кнопки звонков, стучится в двери, заученно произносит:

— Здравствуйте. Вам письмо.

На ступеньках остаются его мокрые следы...

Десять дней!

Владимир истомился от ожидания. Скорее бы возвращался из отпуска друг отца — Андрей Ванаг! А пока остается только одно: набраться терпения и ждать.

Раньше, бывало, закончив вечернюю разноску, Владимир брел в скромное убежище старого почтальона. Там он выпивал стакан чая с хлебом и торопился лечь спать. Отдыхали утомленные беготней по лестницам ноги, под одеялом было уютно и тепло, и он быстро засыпал. Теперь мысли о предстоящей встрече с Андреем Ванагом гнали прочь сон. Ночь, всегда такая короткая, казалась бесконечной.

С детства Владимир привык к коллективу. Вокруг него всегда были друзья — в пионерской организации, в классе, на улице, во дворе, в походе, в комсомольской ячейке, в техникуме, на строительной площадке во время практики. И время проходило быстро, незаметно. Собственно, он никогда не задумывался над тем, что такое время. Это только теперь, когда он остался один на один со своими тревогами, он понял, что такое время!..

На участке, что обслуживает почтальон Рывчук, есть студенческий клуб. Всякий раз, оставляя в канцелярии клуба письма, газеты и журналы, Владимир с завистью читал афиши о вечерах молодежи, концертах самодеятельности, диспутах и лекциях. В клубе, наверное, весело. А что, если он изменит свой маршрут? Если почту для клуба оставит на конец разноски?

Доставив в библиотеку письма и журналы, Владимир Рывчук вместе с пальто сдал на вешалку брезентовую сумку и по просторной мраморной лестнице поднялся наверх.

Тепло. В коридоре из-за неплотно прикрытых дверей доносится разноголосый шум.

Владимир заглядывает в полуоткрытую дверь. Высокий худой студент, размахивая воображаемой бутафорской шпагой, читает:

Нет, я не буду скромен,И нос мой не велик. Мой нос огромен!

Идет репетиция в драматическом кружке.

В конце коридора дверь в зал. Здесь много народу, чего-то ждут.

— Товарищи! Заходите быстрее. Сейчас будет выступать Сазонкин.

Кто такой Сазонкин, Владимир не знал, но вошел в зал и сел на свободный стул последнего ряда.

Человек в защитной гимнастерке, подпоясанной широким ремнем, в синих галифе остановился перед трибуной и, усиленно жестикулируя, начал:

— Еще недавно носителей галстука приравнивали к классовым врагам, а посетителей оперетты — к разложившимся перерожденцам. Многие третировали парней и девушек за чистую сорочку, красивую шляпу, одеколон...

Владимир усмехнулся. Вот уж действительно актуальная тема! Есть о чем дискуссии разводить! А впрочем... Давно ли он сам сидел вот так же на собраниях в техникуме? Три месяца назад и его мог бы интересовать внешний облик молодого человека.

— Хочу сказать и о комсомолках-девушках, — продолжал оратор. — Мы имеем ряд явлений, когда комсомолки теряют необходимые элементы кокетства, которые должны быть у любой женщины.

— Ерунда! — выкрикивает из рядов одна из девушек.

— Что ерунда? — удивляется Сазонкин.

— Необходимые элементы кокетства — ерунда!

— А я утверждаю... — не сдается оратор, — что мы находимся на таком этапе развития...

Сазонкин покидает трибуну. Его место занимает белокурая девушка. Знакомый голос... Да и лицо-Владимир с трудом сдерживает возглас: «Наташа! Виноградова! Наталка!» Кто бы мог подумать, что вот так неожиданно он встретит в Москве землячку!

— Было время, наш вузовский трибун, присяжный оратор Сазонкин, — говорит Наташа, — уверял, что «галстук является отрыжкой мещанского прошлого». Сейчас он придерживается противоположных взглядов. Почему? Флюгер повернулся! В общем, девушки, торопитесь занять очередь у зеркала, пудрите носы, мажьте губы, а то, чего доброго, Сазонкину неприятно будет с вами пройтись... Ну, это все шутки! А вот другое — серьезно. Сколько раз мы еще будем предоставлять слово Сазонкину?

В зале дружно захлопали. Рывчук пересел ближе к тому месту, куда прошла Виноградова, и, когда все двинулись к выходу, встал и окликнул ее:

— Здравствуй, Наташа!

— Вовка! — удивилась и обрадовалась Наташа. — Какой же ты стал... верзила! Настоящий великан!

А Владимир вдруг онемел. Он не мог выдавить из себя ни слова и только переминался с ноги на ногу.

— Ты чего на меня уставился? Рассказывай! Где учишься? Давно ли в Москве?

Владимир ждал и боялся этого вопроса. Ему не хотелось признаваться, что он работает почтальоном. Густо покраснев, он соврал:

— Окончил строительный техникум. Теперь на стройке.

— Молодчина! У вас, строителей, хватает работы. Устаешь?

— Да, конечно... — И вслед за Наташей Владимир протянул гардеробщице номерок.

Гардеробщица вместе с пальто подала ему и брезентовую сумку.

— Это чья же? — удивилась Наташа.

— Видишь ли, я... Старик, у которого я живу, почтальон... Я ему помогаю...

Быстро бежит время, когда идешь с девушкой, которая тебе нравится. Еще, кажется, и поговорить не успели, а она уже беспокойно поглядывает на часы и протягивает руку.

— Ну до свидания. А то закроют двери общежития.

Только когда хлопает дверь и Наташа скрывается в полутемном подъезде, Владимир вспоминает, что забыл договориться о встрече, не узнал, где она учится. Тусклая лампочка отражается в черном стекле вывески. «Общежитие медицинского института», — читает Владимир. Значит, медичка! На каком, интересно, курсе? Может, уже без пяти минут врач?.. А он всего-навсего почтальон! Сегодня соврал. А завтра? Нет, всегда нужно говорить правду...

Домой Владимир добрался к двенадцати. Осторожно постучал в дверь. Послышалось шарканье ног, кряхтенье, наконец, ключ щелкнул в замке.

— Где ты пропадаешь? — зевая, спрашивает старик. — Я уже забеспокоился, не случилось ли чего.

— Знакомую девушку встретил...

— Ложись. Завтра вставать рано...

И вот десять долгих дней прошли. Дверь в квартиру № 19 открыл высокий военный в форме пограничника. На его зеленых петлицах алели два ромба. Сколько раз, ожидая этой встречи, Володя повторял все, что должен сказать другу отца, а сейчас все слова улетучились. Он с трудом выдавил:

— Вот газеты я вам принес, получите.

— Почему ты их в ящик не бросил?

— Я думал, так лучше.

В дверь выглянула знакомая старушка.

— Вот, сынок, почтальон, о котором я тебе говорила. Правда, похож на того матроса?

— Ты Рывчук?

— Да.

Вовка почувствовал, как сильная рука прижала его к карману гимнастерки, медная пуговица со звездочкой вдавилась в щеку. С этой минуты Владимир понял, что больше не одинок в Москве, что Андрей Ванаг не забыл отца.

Владимир рассказывал сбивчиво, волновался, перескакивал с одного на другое. Ванаг внимательно слушал, изредка задавал вопросы.

— Значит, Арсену дали трудное задание, — резюмировал Андрей Ванаг. — Не имеет он права вам сообщить о себе. Вот и молчит. Мог бы — написал. — Круто меняя тему, спросил: — Что ты думаешь? Так и будешь бегать с сумкой почтальона?

— Помогите уехать в Испанию.

— Ни больше, ни меньше! — засмеялся старый чекист.

— Вот и вы, как все, — обиделся Володя. — Кого я только не просил в Москве! Все отказывают.

Ванаг, как в свое время отец, объяснил Володе, что испанской революции нужны люди знающие, специалисты, а не те, кому и винтовку-то не доводилось в руках держать.

— Что же с тобой делать? — вслух размышлял Ванаг. — Пока поселишься у меня. Начнешь готовиться к экзаменам. Будешь поступать в пограничное училище, которым я командую. Надеюсь, оправдаешь доверие, станешь чекистом, таким же боевым, как и твой отец.