Вячеслав Шапошников - К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе
— Да, да… — Юрковский в задумчивости остановился у среднего окна, вглядываясь в февральскую Москву. — Как тут не вспомнишь забастовку на Морозовской мануфактуре в январе восемьдесят пятого?.. Каких-то семь лет назад… Вот я и говорю: надо сегодня ухо держать востро!.. Не дай бог ежели в такое время опять что-нибудь заварится!.. Кстати, Николай Сергеевич, — он повернулся к Бердяеву, — я имею сведения, что у литератора Астырева проводятся всевозможные собрания, журфиксы, диспуты, на которых говорятся весьма крамольные вещи…
— С этим будет покончено, очевидно, в самое ближайшее время, ваше превосходительство! — опять жестко сказал Бердяев.
— И полноте, Николай Сергеевич! Что это вы все как официально! — воркотливо заговорил Юрковский, осторожно приложив руку к широкой груди Бердяева. — Давайте-ка попросту. Я, кажется, подаю вам пример! Забудьте вы свое «ваше превосходительство»! На людях — другое дело! А тут мы — тет-а-тет… Зачем же?!.
— Привык чтить субординацию! — усмехнувшись едва заметно, сказал Бердяев, и вновь его лицо стало лицом чиновника, находящегося «при исполнении…». — С астыровской компанией — дело довольно простое, Евгений Корнилович… Действует она почти в открытую. Единственная сложность заключается тут в том, что необходимо избежать шума так называемой «общественности…». В теперешней ситуации это крайне нежелательно. Потому надо выбрать подходящий момент. Поймать их на чем-нибудь явном, чтоб опять-таки было настоящее поличное. У нас и там имеются свои глаза и уши, так что в нужный момент мы будем извещены… Мы тут тоже ие очень спешим: надо довыяснить еще кое-какие связи астыревского кружка с кружками Кашинского и Егупова… Да еще появился в Москве не так давно один инженер-технолог, вступивший в контакты и с Кашинским, и с Астыревьм. Бруснев его фамилия. По нашим запросам установлено: ранее вращался в столичных студенческих кружках, имел связи с людьми весьма сомнительных умонастроений. За участие в студенческих беспорядках подвергался аресту. Упоминавшийся мною агент, со слов Егупова, уже наслышанного об этом технологе, характеризует его как весьма сильного марксиста… Пока что сам Егупов на него не вышел, но завтра вечером должна состояться их встреча на квартире этого технолога… Будет там и Кашинский… Речь якобы пойдет об объединении кружков. Что ж, пускай объединяются… — Бердяев усмехнулся. — Легче будет наблюдать за ними!.. Пусть сбиваются в кучу!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Перед масленой неделей нежданно-негаданно к Михаилу, переехавшему с Епифановыми на подысканную квартиру, зашла Люба Миловидова — невеста Леонида Красина. В Москве она оказалась проездом: возвращалась в Петербург из Нижнего Новгорода, куда ездила повидаться с Леонидом.
Она передала Михаилу просьбу Леонида — приехать в Нижний, хотя бы на день-два. Михаил и сам собирался навестить друга. Не видел его уже восемь месяцев. Надо было о многом поговорить, поделиться с ним своими планами и сомнениями, надо было просто поддержать его морально, живущего в Нижнем в вынужденной оторванности от товарищей по институту и организации. Из осторожности они переписывались довольно редко. Да и о чем, по-настоящему интересующем их, Михаил мог написать Леониду, высланному под надзор полиции?.. И что Леонид, живущий поднадзорно, мог написать ему?.. Нужна была встреча.
Люба Миловидова рассказала Михаилу о житье-бытье Красина в Нижнем. В октябре тот поступил в армию вольноопределяющимся. Солдатскую лямку ему, недоучившемуся, бывшему студенту, пришлось бы тянуть так или иначе, время же в Нижнем все равно пропадало почти впустую, да и жить ему, не имевшему там никакого заработка, было не на что.
От Любы Михаил узнал последние петербургские новости, связанные с целым кругом его знакомых, с жизнью «Рабочего союза».
Перед самым отъездом Любы он вручил ей несколько писем к своим питерским товарищам — Егору Климанову, Вацлаву Цивиньскому, Николаю Сивохину…
Несколькими днями раньше Михаил послал Сивочику денежный перевод на десять рублей и письмо, в котором просил Сивохина передать эти десять рублей Валериану Александрову, с тем чтобы тот смог перебраться в Москву. Михаил уже и место для него приглядел в ремонтных мастерских.
В четверг, на масленой неделе, Михаил отправился в Нижний Новгород к Красину.
С Леонидом он близко познакомился около двух лет тому назад, оказавшись с ним в камере Коломенского полицейского участка.
Он приглядывался к Леониду задолго до того случая, сведшего их. На вид тот был совсем еще юнцом, хорошеньким круглолицым юнцом без усов и бороды, со свежим румянцем на щеках: не студент-третьекурсник, а гимназистик пятого-шестого класса… Но это лишь на вид. Михаил слышал о нем: весьма активен, является подпольным институтским библиотекарем, то есть одним из тех, на ком держится тайная студенческая библиотека, целиком состоящая из нелегальных, запрещенных изданий. Наблюдал, слышал его несколько раз во время мартовских волнений в институте, выступающего перед студентами. Говорил Леонид убежденно, дерзко. И — толково.
За те несколько дней, проведенных в камере, они стали друзьями. Однако после освобождения пути их разошлись до осени: по решению Учебного комитета Леонид был исключен из института. Тут же его выслали из Петербурга, и он, вместе с братом Германом, тоже участвовавшим в беспорядках и наказанным таким же образом, уехал в Казань.
В конце лета, правда, братья были восстановлены в институте, хотя и без перевода на следующий курс.
В октябре состоялось собрание студенческого кружим пропагандистов, на котором решался вопрос о создании центрального рабочего кружка и об объединении всех рабочих кружков в единую организацию. Тогда заговорили о нехватке пропагандистов-интеллигентов, и Михаил предложил кандидатуру Красина.
Тот согласился сразу. Выбрали ему конспиративную кличку — Василий Никитич. Перед тем как Леонид пероый раз шел в рабочий кружок, Бруснев напутствовал его: «Продумайте порядок занятий с рабочими, обязательно проверяйте усвоение. У нас уже есть среди рабочих такие, которым по плечу стать в самое ближайшее время рабочими вождями!»
Молодой пропагандист не подвел Михаила. Сам Федор Афанасьев, на квартире которого собирался кружок, одобрительно говорил о Красине.
Однако быть пропагандистом Леониду довелось недолго, всего полгода. До шелгуновской демонстрации На другой день после нее Михаилу в институте сообщили тревожную новость: утром, когда братья собирались в институт, к ним пришли два жандарма с околоточным надзирателем, Леонида арестовали и препроводили в градоначальство…
В тот же день Михаил узнал об исключении Леонида из института и о его высылке в Нижний. А на другой день, к вечеру, Михаил отправился на Забалканский проспект, на квартиру к братьям Красиным, чтоб попрощаться с Леонидом, которому полицией было предложено немедленно покинуть Петербург и отправиться к месту высылки.
Проститься с ним пришло еще несколько студентов-технологов — Роберт Классов, Глеб Кржижановский, Степан Радченко… Раньше других пришли Люба Миловидова и Надя Крупская.
Леонид держался бодро, как всегда, даже какая-то отчаянная веселость была в нем. Когда Михаил попенял ему, перед самым расставаньем, мол, досадно, что и «сгорел» ни на чем, и образование не завершил, он, усмехнувшись, так знакомо свел тонкие брови, потер резкую складку над переносьем, возразил:
— Ну, образование в общем-то уже получено, пайден, так сказать, сам источник света, составлены по основным, для меня, вопросам определенные честные убеждения… Это — уже немало! Это — уже мое!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В Нижний Новгород Михаил приехал в пятницу. С вокзала сразу отправился на Отарскую улицу, где Красин еще в апреле снял небольшую комнатушку в старом деревянном двухэтажном доме.
Время было уже не раннее, Леонида на месте не оказалось. От хозяев, занимающих нижний этаж, Михаил узнал, что друг его каждый день, еще затемно, уходит к месту службы и возвращается на квартиру лишь часу в шестом. Делать было нечего. Оставалось одно — ждать. Михаил отправился бродить по городу.
На Нижнем базаре он набрел на гостиницу и надумал было снять там номер на одни сутки, однако раздумал: остановиться в гостинице — значит оставить для полиции след своего пребывания тут, в Нижнем.
Покружив по городу, заваленному снегом, обильным этой зимой, порядком устав, Михаил к пяти часам вернулся на Отарскую улицу. Леонида все еще не было дома. Не заходя к хозяевам, Михаил опять вышел на улицу, бесцельно побрел вдоль нее и тут, почти нос к носу, столкнулся с худощавым молоденьким «унтером», в котором тотчас же узнал Леонида, оторопевшего от столь неожиданной встречи. Оба с трудом воздержались от объятий: мимо шли люди, и без того с любопытством поглядывающие на них.
