Татьяна Беспалова - Генерал Ермолов
— Я тебя запомнил, казак. Видел в Грозной. Ты у Алексея Петровича при штабе служишь? Тайное задание?
Фёдор нехотя кивнул.
— Эх! И в этих забытым богом местах не обходится без романтики и весёлых приключений! А борода тебе идёт, солидней делает. Но на нахчи ты всё равно не похож. Знаешь почему?
— Почему? — буркнул Фёдор без любопытства. Уж больно надоел казаку и говорливый подполковник, и его ватага головорезов, именующая себя регулярной частью русской армии. Да и мысли об Али — диком волке не давали покоя. Или то был не он, не Али?
— А потому что глаз у тебя тёплый. И борода, и черкеска, и кольчуга под ней, и конь твой злющий — всё как у татарина. Бывают и у басурман глаза вот такого же орехового оттенка, как у тебя и пса твоего...
— Ну спасибо, ваше благородие!
— Да ладно, не благодари... Но у басурман даже ореховый глаз холоден и жесток. Это если не считать баб, конечно. У баб во взгляде всегда томная поволока, эдакие омуты. Не замечал?
— Нет. Я, ваше благородие, хотел только...
— Ну ещё, конечно, шашку можно упомянуть, — продолжал перечислять огрехи Фёдора Разумов. — Не ту, что ты в руке держишь, не Волчка, а другую, что пока лежит себе тихо в чёрных ножнах. Казацкой работы эта шашка. Я сам имел такую. Имел, да утратил, а жаль.
* * *Павших хоронили раздельно. Своих — внутри крепости, на небольшом кладбище при часовенке. Врагов — за стеной. Там выкопали ров, сложили на краю его тела. Фёдор, преодолевая дурноту, долго ходил вдоль рва, всматривался в черты мёртвых врагов. Петрович неотлучно следовал за ним.
— Чего тебе, дядя? Зачем ходишь следом? — приговаривал Фёдор.
— Чегой... чегой... Мож, помогу чегой... Не ровен час к мертвякам в ров сверзисси, спаситель... Мож, скажешь, кого ищешь? Мож, кто из них знакомец мой. Скажи, а?
Фёдор упрямо искал высокую волчью шапку, высматривал очертания огромного лука в груде переломанного оружия на краю рва. Нет, не находил он Али — дикого волка среди убитых, а значит, скоро доведётся встретиться с ним — живым и здоровым.
Фёдор присел на краю рва. Ночью прошёл дождь. Воздух дышал сырой свежестью и покоем. Разведчик всматривался в изумрудные луга все в клочьях белого тумана, в серые скальные выступы над ними. Тут и там на серых камнях виднелись жёлто-розовые пятна цветов. Кудрявые островки перелесков взбирались по склонам, теряясь в туманах вершин. Что таили они во влажном сумраке густого подлеска?
— Мне надо туда... — проговорил Фёдор.
— Куды? Сызнова воевать? Успеется... Нашёл ли своего упокойника среди убитых?
— Нет. А ты не видел ли, дядя, высокого джигита в волчьей шапке с огромным луком?
— Нет, сынок. На что он тебе? Кто он? Кровник твой?
— Надо сбираться в путь, дядя.
— Опасно. — Петрович покачал головой. — Сударь мой, Георгий Михайлович, так и не поймал Ёкку эвтого.
— Йовта мне не страшен, дядя. Ночью уходим.
* * *Из Дарьяла ушли тайно. Глубокой ночью старая татарка — прислужница Разумова — вывела их через схороненную в зарослях полыни калитку. Лаз в стене был так низок, что Соколик едва прошёл в него, задевая седлом за каменную арку свода.
Разумов ждал их по ту сторону стены, рядом с калиткой. Он курил короткую трубку. Тлеющий табак бросал красноватые блики на его пожелтевшие от табачного дыма усы.
— Обоз уйдёт утром. Вместе к Грозной уходит часть моих людей с тремя пушками. Эх, медленно же они потащатся. А тут ещё погода!
— Что погода? — задумчиво спросил Фёдор.
— Чует моё сердце — в горах идут сильные дожди. За ночь вода в Мамисондоне прибыла — стала по пояс. Как переправляться станут, с пушками-то? Одно утешение — треть банды перебили. Остальные, надеюсь, надолго залегли по берлогам.
— Среди них есть христиане, ваше благородие, — и Фёдор поведал Разумову о найденном ими мертвеце.
— Да что там, Федя! Каких только тварей в этих благодатных местах не водится!
Разумов замолчал. Влажный туман собирался на козырьке его фуражки в крупные капли. Они срывались вниз, норовя погасить угольки в подполковничьей трубочке.
— Зачем ты идёшь в Коби, какая нужда гонит тебя — не ведомо мне, казак. Но как бы там ни было, пожелаю попросту: не сгинуть безвестно. Сейчас не сыскать на всём белом свете места хуже, чем это самое Коби. Алексею Петровичу я написал донесение, рассказал, что видел тебя, что проводил в дорогу к Коби. Верно?
— Вашему благородию виднее, как донесения составлять. — Фёдор уже сидел в седле, а Мажит не дожидаясь конца прощания, верхом на Тумане скрылся во влажной темноте.
— К Коби дороги нет. Идите в обход, через Цейское ущелье, перевалите через горы и подойдёте к Коби со стороны Грузии. Другого пути сейчас нет. Ну а если нам не удастся Мустафу с шайкой за горы прогнать до зимы, то вам в Грозную придётся вдоль моря возвращаться. И ещё: опасайся камнепадов, Федя! В горах идут сильные дожди...
Разумов прошёл дюжину шагов, держась рукой за стремя.
— Про Аркашку не забудь, ежели чего... — сказал на прощание.
— Не забуду, ваше благородие — не оборачиваясь, пробормотал Фёдор. Он уж высматривал в темноте худую спину Мажита и белёсую кисточку на хвостике Тумана.
* * *До самого бледного рассвета блуждали они по мокрому лесу. В ветвях шелестели капли редкого дождичка. Фёдор, превозмогая дрёму, вертел головой, пытаясь высмотреть обещанные Аймани метки и не находил их. Они медленно двигались вдоль склона горы под сенью соснового бора, без дороги, без тропы. Выбор пути отдали на волю смиренного Тумана. Ишак расчётливо ставил широкие копытца между выпирающих из-под бурой хвойной подстилки корней. Под утро Фёдору начало казаться, что они заблудились, что не найдут верную дорогу.
«Уж не вернуться ли в Дарьял? — думал казак. — Открыться Разумову, сыскать проводника...»
Проводник нашёлся сам. Словно услышав тревожные мысли Фёдора, из-за корявого ствола старой сосны прямо на них прихрамывая вышел Ушан. Сонливое оцепенение как ветром сдуло. Фёдор соскочил с коня, подбежал к собаке, осмотрел со всех сторон.
— Явился, бродяга. Эх, знать бы, где тебя носило все эти дни, где твоя хозяйка жила-почивала. — Фёдор почесал пса между ушами. — Что, захромал, бродяга? Даже ты утомился по лесам таскаться...
Ушан щурясь смотрел на него переполненными собачьей печалью ореховыми глазами. Понурый Туман не замедлил шага, словно его седок уснул крепким сном.
— Пойдём, приятель, — сказал Фёдор псу. — Не то твой хозяин убежит от нас.
* * *Казак продолжил путь пешком, ведя коня в поводу, словно опасаясь второпях, с налёту, проскочить место долгожданной встречи. Теперь он точно знал, где Аймани, так, словно она сама сказала ему об этом. Он знал, под которой из одинаковых сосен бескрайнего бора она ждёт. Впереди, между стволами, мелькали седые, словно покрытые изморозью, уши ишака. Фёдор заторопился, стараясь догнать Мажита. Вот она, седая кисточка на хвосте Тумана, ослиная понурая шея, пустое седло. Аймани и Мажит стояли радом, плечо к плечу, прижимаясь спинами к стволу сосны. Тёмные одежды, войлочные башлыки, одинаковые тонкие лица. Только у брата глаза темнее летней ночи, а у сестры синее воды высокогорного озера.
«Разве так бывает?» — подумал Фёдор.
Капли редкого дождичка скатывались по их башлыкам, терялись в мокрой траве.
— Ну что? — тихо спросил Фёдор.
— Я добежала до Коби, — в тон ему ответила Аймани. — Видела на башне чёрный флаг. В крепости тихо. Ворота заперты. Вокруг крепости следы боев. В лесу много людей. Они пришли с оружием из-за гор. Прячутся.
— Ты видела Али?
Она молчала.
— Али — дикий волк был с Йовтой под Дарьялом.
— Гасан-ага не предатель, — ответила она. — Не думай так.
Фёдор вздохнул.
— Нам надо идти в Коби. Если княжна там, нам надо найти её мёртвой или живой. Мажит, садись на ишака, пойдём.
Фёдор взобрался в седло.
— Погоди, — сказала Аймани. — Я пойду вперёд. Буду оставлять метки. Ступай по ним. На дорогу не выходи.
— Гасан-ага...
— Не думай об этом. Позже всё поймёшь...
— Чего понимать-то? Перемётной сумой оказался карабахский вояка! Дауда-песенника в Грозную отправил с ясной целью шпионить, а сам...
— Всё не так...
— Поймаю обоих, не сомневайся. Споймаю и убью!
Грудь Фёдора жгло так, словно его пытали раскалёнными щипцами, ноги онемели. Кровь остановилась в жилах его, превратившись в густой студень, туманный полдень оборотился тёмной ночью в глазах его.
— Али бился под стенами Дарьяла с русскими войсками. Я искал его среди мёртвых и не нашёл — значит, он жив. Таскается по свету, предательское семя, следом за своим хозяином! — Фёдор умолк. Гнев и ревность сдавили его горло с такой силой, что невозможно стало продохнуть.
