Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца
Мысль о Валевской подлила масла в огонь, и Лаура была в полном смысле вне себя, когда вошла в библиотеку, где, читая, по своему обыкновению, газету, дожидался ее приехавший накануне вечером де Нарбонн. Увидев лицо Лауры, он испугался.
– Милостивый боже! Что он вам такое сказал?
С ощущением, что сейчас задохнется, Лаура поспешно развязала ленты капора и бросила его на стул.
– Сказал, что спустя месяц я уже не буду здесь хозяйкой! Господь дал, господь взял. Да будет благословен господь!
– Не может этого быть! Он забирает у вас Ренси?
– Он у нас его выкупает! За полтора миллиона!
– Я сказал бы, что это по-честному, если бы не ваше горе. И мое, к слову, тоже. А что он намерен делать с Ренси?
– Сохранить для себя, дабы достойно принимать приезжих гостей, знаменитых людей и особ королевской крови.
– При его образе жизни таких, за исключением русского царя, короля Англии и императора Австрии, останется немного. Остальные рано или поздно будут членами семьи, – заметил де Нарбонн.
Лаура вновь вспыхнула гневом, с которым попыталась справиться с помощью портвейна. Она допила одним глотком рюмку до конца и сердито спросила:
– Кого вы имеете в виду? Каролину? Если я буду уверена, что Ренси для нее, подожгу!
– Предупредите меня заранее, я всегда боялся безжалостного огня.
– Не стоит бояться. Кстати, совсем забыла! Он предупредил меня, что очень скоро сообщит мне хорошую новость.
– Осталось узнать, что он подразумевает под хорошим.
– Скоро узнаем. А пока мне не дает покоя, как Жюно примет плохую.
– Лишнее основание, чтобы поторопиться и найти имение, которое будет вам нравиться не меньше Ренси. Быть может, поменьше размером? Эту великолепную резиденцию, думаю, содержать нелегко. Особенно если она обрастает приживалами вроде меня.
– Я люблю приживалов! Люблю, чтобы дорогие мне люди жили вместе со мной!
– В вашем парижском особняке в трудные времена вы тоже давали кров своим друзьям. Как случилось, что мы не видим их в Ренси? Вы их прячете? На вас это не похоже.
– О ком вы вспомнили, скажите! Кало Лалеман, как вы знаете, была замужем за адъютантом Жюно и овдовела. Моя полячка Анна Зайончек всегда мечтала жить во Франции, но терпеть не может деревни. И Кало тоже. Им подавай Париж.
– Натура диктует пристрастия. Где вы собираетесь искать новый приют?
– Понятия не имею. Я в себя не могу прийти от удара! Быть может, в Нейи? Во всяком случае, такую мысль подал мне император.
– Прекрасная мысль. Там есть чудеснейшие усадьбы. Вполне в вашем вкусе. Хотя нуждаются в обновлении.
– Спасибо. Но не будем забывать, что есть еще вкусы Жюно. Я так за него беспокоюсь! Он вообразит, что «Кот в сапогах» преследует его немилостью.
– Может быть, да, а может быть, нет. Прежде чем сообщать ему, дождитесь новости, о которой вам говорил император и которая должна вас утешить.
– Справедлво, мой друг. Несправедливо, что ужинать вам придется в одиночестве, но не сердитесь на меня, мне непременно нужно выспаться. Мы поговорим о наших новых ужасах завтра на свежую голову.
– Доброй ночи, – пожелал де Нарбонн, целуя Лауре руку. – А главное, хороших снов. У вас есть все, чобы быть счастливой. Не забывайте об этом!
В тот вечер, а настал он неделю спустя, Лаура должна была сопровождать ее высочество Мадам Мать на семейный ужин, которые устраивались по воскресеньям вечерами в Тюильри.
Лауру это не радовало: в темпераментной корсиканской семье приходилось постоянно сглаживать всплески и шероховатости. Необходимость эта особенно возросла после того, как в семью вошла настоящая принцесса крови Екатерина Вюртембергская. Но в этот раз на ужине гостей было гораздо больше, чем обычно. Присутствовали все маршалы, находившееся в это время в Париже. Все, за редким исключением, были крайне возбуждены. При появлении матери императора, импозантной, по своему обыкновению, страсти и волнения, разумеется, утихли. Глубокие поклоны и реверансы сопровождали шествие пожилой дамы к сыну, который сначала поцеловал ей руку, а потом уже расцеловал. Наполеон сиял в полном смысле этого слова.
– Что у вас тут случилось? – осведомилась мадам Летиция, обводя взглядом сияющие лица. – Неужели снова победа?
– Можно сказать и так, – ответил Наполеон. – Я давно мечтал создать новую аристократию, порожденную заслугами и пролитой кровью.
– Старая вас не устраивала, мой сын? А что касается пролитой крови, то в революцию она текла рекой…
– Крови было слишком много! И поэтому я хотел вознаградить моих воинов и помощников. И новая аристократия смешается со старой к вящей славе Франции.
Лаура, сделав приветственный реверанс, отступила на шаг и наступила кому-то на ногу. Взглянув, поняла, что доставила неприятность Савари, министру полиции. Она его терпеть не могла, однако вежливо извинилась, а в ответ услышала смех, который показался ей крайне неприятным.
– Имейте в виду, что негоже наступать на ноги герцогам!
– Герцогам?
– Да, моя дорогая. Я теперь герцог де Ровиго!
Лаура не успела удивиться, а в беседу уже вступил Дюрок, чье дружеское расположение она всегда ценила.
– Вы удостоите меня милостью в виде поцелуя, дорогая Лаура, если я сообщу вам, что Жюно тоже герцог? И у вас самая красивая фамилия: вы будете герцогиней д’Абрантес.
– И что же? Теперь здесь одни герцоги?
– Не все, только маршалы и несколько главных помощников.
– Как вы, например?
– Рекомендуюсь, герцог де Фриуль. Массена герцог де Риволи, Ожеро герцог де Кастильоне, Сульт герцог Далматский, Ней герцог Эльхинген, Лефебр герцог Данциг… кто еще, право, не знаю. А среди штатских Талейран теперь князь Беневент.
– Он и без того князь де Талейран. Думаю, новый титул мало что для него изменит. А кем стал Фуше, если титул получил Савари?
– Герцог д’Отрант. Другие возведены на следующую ступень. Маркиз Коленкур стал герцогом де Висансом, но ему, как мне кажется, от этого ни жарко ни холодно. Я вам скажу, кто есть кто, потом, потому что не помню всех назначений. Нас ведь тут больше пятидесяти. А вас, кажется, зовет к себе император!
Дюрок собрался подвести Лауру к Наполеону, но император, улыбаясь, уже сам шел к ним навстречу, и она подумала: как жаль, что он улыбается так редко! Улыбка придавала неотразимое обаяние его красивому лицу римского императора.
– Итак, госпожа герцогиня д’Абрантес, я думаю, что Жюно будет доволен! Тем более что этот португальский город он взял совсем недавно.
– Уверена, он будет счастлив, сир. И дороже всего ему будет ваше дружеское расположение.
– Вспомнив его невероятную храбрость во время Сирийской кампании несколько лет тому назад, я поначалу думал дать ему титул герцога Назаретского.
– Иисус сладчайший!
– Именно, именно, – смеясь, подхватил император. – Сладчайшим нашего Жюно называет не один злой язычок. А вот вас тогда бы пришлось именовать «непорочной».
– Сир! – Лауру шокировало святотатство, и она быстро перекрестилась.
– А почему, собственно, нет? Оригинальное преображение «чертенка в юбке».
Сидя рядом с маршальшей Ланн за поданным им холодным ужином Лаура спросила ее мнения о дожде корон, который на них посыпался.
– От императора можно ждать чего угодно! Но я знаю, Ланн придет в бешенство.
– В бешенство? Но почему?
– Да потому что он всегда презирал титулы и ему не по вкусу «погремушки для тщеславных», как он говорит.
– Но сама вы ведь, кажется, из родовитых?
Новоявленная герцогиня рассмеялась звонким насмешливым смехом.
– Вы хотите сказать, что он женился на мне, несмотря на частицу «де»? Да, для этого ему нужно было полюбить.
– Ему это было нетрудно. Вы само очарование, – с неподдельным восхищением сказала Лаура.
– Вы мне льстите. Ланн, как и ваш Жюно, солдат революции, что не помешало ему участвовать во всех военных кампаниях империи, потому что он любит Францию, но его девиз «Свобода». И он не всегда согласен с императором. Я не удивлюсь, если он, вернувшись, не приедет его благодарить.
– Лучше бы поблагодарил.
– Мне бы этого хотелось. Но он способен заявить в лицо, что на географической карте Монтебелло пустое место, тогда как имя Жана Ланна не пустой звук для всей Великой армии. Точно так же, как имена Жюно, Ней, Бертье и другие. Награждение напоминает маскарад. А вернее, раздачу премий в школе Кампан. Нас прячут под пышными именами.
Лаура была согласна со своей собеседницей, но в глубине души знала, что Александр обрадуется. И если вспомнить Каролину… Пусть они и теперь не на равных, однако расстояние уменьшилось…
Обычно воскресные семейные вечера заканчивались рано, и никто не сожалел об этом, потому что все или смертельно скучали, или ссорились. Не вступали в схватки только Жером и его новая супруга. Молодые прекрасно между собой поладили, к великой радости ее высочества Матери, которая терпеть не могла, когда ссорились ее дети. И еще она терпеть не могла императрицу. Зато новоявленный король Вестфалии с первого знакомства с Жозефиной встал на ее сторону. Гостя в Париже, он всегда садился рядом с ней, уезжая, писал ей, называя «милая сестричка». Его дружба очень согревала Жозефину именно сейчас, когда все чаще и чаще возникали слухи о разводе.
