Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца
– Интересный способ ко мне приблизиться.
– А как вы хотите, чтобы он действовал? Если бы он приехал один, вы бы приняли его?
– Думаю, приняла бы. Он же попросил у меня разрешения приезжать меня навещать, когда мы танцевали несколько месяцев тому назад. Она, должно быть, догадалась – бог знает как? – и поспешила завладеть им. И он не противился. Точно так же, как Жюно! Вот уж поистине неотразимая!
– Не поистине, а по внушению, умеет убедить, будто так оно и есть. К тому же сестра императора.
– Про сестру мне все время пел Жюно!
Лаура резким движением вскочила с кресла и ринулась было вперед, так что шлейф заклубился.
Нарбонн тоже встал и остановил Лауру, положив ей руки на плечи.
– Успокойтесь, пожалуйста, и выслушайте меня. А главное, будьте правдивы. У вас есть чувство к прекрасному посланнику?
– Что за вопрос? Нет!
– Могу я вам напомнить, что вы обещали быть искренней?
Лаура постаралась освободиться, но де Нарбонн держал ее крепко. Лаура гневно фыркнула – что было совсем не изящно, зато откровенно и для Нарбонна красноречиво.
– Вы невозможный человек! Хорошо! Могу сознаться, когда мы танцевали с ним до отъезда в Вену, он дал мне понять, что я ему нравлюсь и… даже больше. Мне… Мне было это приятно. Остальное вы знаете. Точнее, отсутствие остального.
– Отлично. Ничего не меняйте в своем поведении и предоставьте действовать мне. Кстати, если не ошибаюсь, я слышу трубы и барабаны. Прибыли их величества, и не мне вам напоминать об обязанностях хозяйки дома.
Через несколько минут Лаура, сопровождаемая де Нарбонном, уже встречала Наполеона и Жозефину, выходивших из кареты. Реверанс был безупречен, улыбка теплой и радостной. Лаура любила прелестную креолку, которую Наполеон сделал своей императрицей. Жозефина была сама грация, очарование и элегантность. Ей было сорок шесть – увы! на шесть лет больше, чем супругу, – но выглядела она гораздо моложе, тщательно ухаживая за собой. У нее была безупречная кожа, чарующая улыбка и прекрасные темные ласковые глаза. Жозефина с нежностью поцеловала Лауру.
– Простите наше опоздание, дорогая Лаура. Виновата я и только я. Никак не могла решить, какое украшение подойдет к моему платью.
– Ваше величество, в конце концов вы сделали прекрасный выбор. Я бы сказала, что вы сами чудесная жемчужина, – проговорила Лаура с восхищением, оглядывая туалет Жозефины – простого покроя платье из плотного белого атласа с голубоватым отливом и восхитительное жемчужное ожерелье с маленькими бриллиантиками между жемчужинами.
«Она хороша, как ангел, – думала Лаура, следуя за императорской четой к приготовленному для нее двойному трону с полукруглой спинкой. – И мне очень хотелось бы знать, как ей удается скрывать свои дурные зубы? Но что бы там ни было, представить себе «Кота в сапогах» без нее невозможно! Если он разведется с ней, мне кажется, будет жалеть до самой смерти. Однако сегодня вечером они, похоже, между собой в ладу…»
Вечер удался. Император выразил свое удовлетворение хозяйке дома. И удивил ее, прибавив, что примет ее послезавтра в Тюильри в три часа дня.
– Что ему от меня понадобилось? – недоумевала Лаура за последним бокалом шампанского, который пила вместе с де Нарбонном. – От него можно ждать чего угодно!
– Не думаю, что неприятности, – успокоил ее де Нарбонн. – Император был так доволен вашим вечером.
– В любом случае, все узнаем. Другого не дано!
Лауре всегда больше нравился прелестный замок Сен-Клу, хотя она отдавала должное и Тюильри, особенно после того, как Наполеон отделал дворец заново, желая стереть все горестные воспоминания, например, о 10 августа 1792 года, когда Людовик XVI с семьей был увезен отсюда в башню Тампль, где дожидался эшафота. А остервенелая толпа в это время растерзала на куски швейцарцев и других защитников дворца.
Конечно, после ремонта здесь попахивало новизной, но уж никак не кровью, что гораздо приятнее. Однако кабинет – заставленная книгами комната, где пульсировало сердце империи, – ни у кого не вызывал восхищения. Редко кто из приглашенных туда выходил из него с радостным лицом.
Лаура не была исключением. Она едва удерживала слезы, садясь в карету, чтобы ехать домой.
Между тем Наполеон принимал ее необыкновенно любезно и милостиво. Он поцеловал ей руку, пригласил сесть на мягкое канапе, обтянутое зеленым атласом с вышитыми золотом лавровыми венками, осведомился о здоровье ее и детей, спросил, не получила ли она накануне вестей от Жюно. В общем, когда он перешел к главному, Лаура была настороже и вся внимание.
– Моя дорогая Лаура (обращение тоже непривычное), я бы не хотел, чтобы новость, которую я вам сообщу, вы восприняли как знак немилости с моей стороны или недовольство. Ничего подобного нет, я просто забираю у вас Ренси…
Лаура невольно вскрикнула:
– О нет, сир! Ваше величество не лишит меня моего любимого прибежища! Не причинит мне такого горя!
– Повторю еще раз, я вовсе не хочу причинить вам горе. Я не слишком удачно выразился. Я хотел сказать, что выкупаю у вас замок… За полтора миллиона. Вы сможете подарить себе все, что вам понравится.
– Но мне нравится Ренси! Жюно и я были там так счастливы. Я уж не говорю о детях! Не мне говорить вашему величеству, сколько трудов мы приложили, чтобы это имение…
– Дорогостоящих трудов, я помню об этом. Обширное княжеское имение – настоящая бездна, поглощающая деньги. Поддерживать парки, иметь целый штат прислуги, устраивать охоты! Все это разорительно и, я бы даже сказал, неподъемно, если знать, сколько приносит Жюно губернаторство и сколько он заработал за предыдущие годы. После Версаля Ренси самый большой замок во Франции.
– Ваше величество, вы забыли о Шамборе, который подарили маршалу Бертье.
– К его свадьбе с баварской принцессой, и не уверен, что порадовал его подарком[36]. Шамбор не обновлялся со времен маршала Сакса. Не подумайте, что я предназначаю Ренси кому-то другому из моих воинов. Я хочу сохранить его для себя и буду размещать там моих иноземных гостей, по преимуществу особ королевской крови. Чтобы с первого взгляда у них возникало высокое мнение о нашей Франции. Вы достаточно умны, чтобы понять, что я имею в виду.
– Император льстит мне, но я хочу ему напомнить, что не я одна люблю замок Ренси. Жюно тоже к нему очень привязан. Его огорчение будет безмерно…
Наполеон сел рядом с Лаурой, взял ее за руку. У него были теплые руки, а она заледенела до самого сердца. Наполеон не мог этого не заметить.
– Тебе холодно?
– Как всегда, когда я в отчаянии. Прошу за это прощения у вашего величества.
– Будет тебе! Не говори глупостей, а лучше поразмысли. На те деньги, которые я плачу, ты сможешь купить все, что захочешь, в самом ближайшем предместье. В Нейи, например. Там много просторных и очень приятных домов. К тому же у вас есть особняк на Шан-Зэлизэ.
– Ничего не может сравниться с Ренси. Но все будет сделано по желанию вашего величества. Когда мы должны выехать?
– Мы не торопимся. Скажем… через месяц.
– В таком случае я осмелюсь просить ваше величество написать Жюно. Новость покажется ему не такой жестокой, если он узнает ее от вас, а не от меня.
– Опять? Я должен писать ему каждый день?
– Нет, я прошу не об этом. Речь идет о решении императора… Зная, как оно ранит моего мужа, я прошу как милости избавления от этой тяжкой обязанности.
– Хорошо! Пусть будет по вашему желанию, мадам… И не делайте, пожалуйста, лица мученицы на римской арене!
– Я всегда искренна, и это мой большой недостаток, сир!
– Будь он у вас только один!
Наполеон встал и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину, потом сказал:
– Теперь вы можете идти. Кстати! У меня есть чем вас утешить. Через несколько дней вас ждет новость, которой вы будете очень довольны!
Лаура подняла на императора горестный взгляд и поплыла к двери, делая безупречно плавные реверансы. Ей стоило большого труда не расплакаться, и она пошла прямо к дверям, не набравшись мужества пойти и поздороваться с императрицей. Жозефина, вполне возможно, поплакала бы вместе с ней – бедняжка постоянно жила под угрозой развода, который разбивал ей сердце… А вот у Наполеона сердца не было! Разве она не слышала, как после того, как за ней закрылась дверь, он принялся насвистывать – страшно фальшивя, между прочим! – «Избавимся от власти тиранов»! «Походная песня», которую Лаура находила страшно глупой, и еще «Марсельеза» составляли весь репертуар его грозного величества. И чем больше он был доволен, тем громче пел и… тем больше фальшивил!
Нет, пение «Кота в сапогах» плохое утешение! Прекрасному замку Ренси, любимому ее гнезду, которое она лелеяла с такой любовью, нужно было сказать прощай! Пройдет месяц, и все будет кончено! Какое счастье, что Жюно в Португалии! Он хотя бы будет избавлен от необходимости отдавать ключи… А, собственно, кому? Тирану, который предназначил ее дом приезжающим на время иностранным королям? Лаура не поверила ни единому его слову! Он отдаст его своей любовнице из Польши, этой Марии Валевской, о которой говорят, что она обворожительна и ждет от Наполеона ребенка!
