Владислав Бахревский - Свадьбы
Янычары догнали Надежду и, довольные приключением, шли, почти наступая ей на пятки. Она ускорила шаг и поравнялась со стариком меддахом.
И вдруг на улице показался яябаши102. Он был из другого орта, но янычары замедлили шаги. Старик тотчас свернул в улочку. Побежал.
Бегущий старик? Бегущий ради женщины. Чужой? Янычары далеко, но они видят, куда свернули беглецы. И они догадались - старик и женщина заодно.
Старик свернул еще раз. Теперь уж янычары бегут со всех ног. Но старик входит в дом и втаскивает за собой женщину. Это дом седого меддаха. Старый шепчется с ним. В дверь стучат, но Надежду куда-то ведут. Через садик, через дверцу на соседнюю улицу. И, наконец, она в доме старого меддаха.
Пожилая турчанка удивленно смотрит то на мужа, то на женщину. А старый меддах садится на ковер и никак не может отдышаться.
- Прими гостью, - говорит он наконец жене. - Она тебе все расскажет. А я устал. Сосну.
Жена старика меддаха смотрела на женщину с озабоченностью.
- Как тебя зовут?
- Надежда.
- Ты русская?
- Да.
- Меня зовут Мавуша. Луноликая. - Она засмеялась, провела рукой по щекам, тронутым паутинкой тонких морщин. И снова вопрос в глазах.
- У тебя богатое платье. Очень богатое.
Это было приглашение рассказать о себе. Надежда не таилась.
Мавуша выслушала рассказ, вздохнула, улыбнулась счастливой молодой улыбкой и заплакала.
- Я сказала плохое?
- О нет! Но я ждала другого рассказа. Твой рассказ прекрасен. Видишь, это гарем, но в гареме я одна. У моего мужа больше не было жен. Он, как каждый мусульманин, мог бы иметь четыре, но он всю жизнь любит только меня… Аллах! Ты же целый день ничего не ела. Подожди, я приготовлю обед тебе.
- Пить, - попросила Надежда.
Она только теперь почувствовала, как сухо у нее во рту.
Мавуша принесла холодный ароматный напиток. Надежда выпила целую пиалу.
- Еще?
-‘ Еще.
Мавуша принесла кувшин с тонким прямым длинным горлышком.
- Пей сколько хочешь. Я пойду приготовлю еду.
Она вышла.
А когда вернулась с блюдом дымящегося плова, Надежда спала.
Ее разбудила свеча.
- Откуда это? - испугалась она, указывая на свечу.
- Но уже ночь! - засмеялась Мавуша.
- Я спала?
- Так сладко, как спят дети… Освежись и поешь.
- А что же будет потом? - спросила вдруг Надежда. - Что же мне делать потом?
Она спрашивала: “Вы меня тоже подарите?”
- Ты будешь жить у нас, - сказала Мавуша, - а там как даст аллах.
- Спасибо. Мавуша, но ведь у меня совсем нет денег. Только это платье…
- На твое платье можно прожить целый год, но не бойся, пока ничего продавать не надо. Мой муж - меддах. Он рассказывает людям истории, а ему за это платят. Ты расскажешь мне о своей стране, я расскажу твои рассказы ему, а он - людям. Это будут твои деньги.
- Но зачем так? Я могу сама ему рассказать…
- Когда к жене приходит гостья, муж не имеет нрава заходить в гарем.
- Но ведь я не гостья.
- Закон есть закон. Ты лучше скажи, это правда, что ваши люди зимой носят деревянные сандалии?
- Деревянные сандалии? Зимой? Зимой у нас все ходят в валенках.
- Но у вас носят деревянные сандалии. Я знаю.
Надежда пожала плечами. Задумалась.
- Мавуша! Ты, наверное, говоришь о лыжах? Это не сандалии. Это доски с гнутыми носами. Их надевают охотники, когда идут в лес. На лыжах не провалишься.
- Куда провалишься?
- В снег! У нас зимой знаешь сколько снега наметает? Выше твоего дома.
Мавуша недоверчиво покачала головой.
- Это правда, правда, Мавуша!
- Я знаю. На Руси климат худой. Русь на острове. И там у вас растет трава, которая каждую весну распускает голубую фиалку. Очень приятного запаха. А зимой - белую фиалку. И она пахнет дурно.
- Ах, Мавуша! Да знаешь ли ты, сколько у нас цветов в лугах? А зимой - все в снегу. А ты знаешь, как пахнет морозом? Я этого никогда уже не увижу.
И беззвучно заплакала. Даже не заплакала. Просто потекли слезы - два стремительных ручейка - и тотчас же иссякли.
Мавуша озадачилась. Вышла в соседнюю комнату. Принесла флакончик с жидкостью. Налила в чайную ложку.
- Выпей.
Надежда выпила. Безвкусно.
- Что это?
- Святые капли.
- Святые капли?
- Да. В предместье Эсти-Ала-Паша-Магалези живет человек, у которого хранится одна из двух одежд Магомета. Другая - в Серале. Одежду мочат в воде, потом выжимают. Собранную воду разливают по флакончикам и продают в первые четырнадцать дней рамазана. Моя вода куплена в самый первый день. Она лечит самые тяжелые болезни.
- А у нас тоже есть святая вода! - сказала Надежда и прикусила язык. Зачем лишний раз напоминать о том, что ты христианка.
- Тебе нужно перейти в нашу веру! - твердо и жестко сказала Мавуша. - Это нужно не мне - тебе.
Надежда вспомнила своего хозяина.
“Глаза бы небось вытаращил, когда бы узнал, что девка его крепостная, Надька, Васькина дочь, при самом хане была. И хан обходился с ней как с королевой. Пальцем не тронул. Видно, для султана берег”.
Надежда вдруг вспомнила ночь, когда везли ее в повозке из Кафы. Вспомнила русского парня Ивана, которого просила передать Рязани-матушке поклон.
“Вырвался ли из полона добрый молодец?”
И захотелось, чтоб вырвался.
Такому нельзя пропасть.
Всю ночь молила Матерь Божью за Ивана. Он-то небось тоже не забыл ее, Надежду.
Глава вторая
Абдул хитрый татарин. Как солнце на закат, пленников па запор, в сарай. И того ему мало - для каждого своя цепь, а котел с баландой - один на всех. Поставит посередине - тянись. Голодно. Кто посильней, да у кого руки длинные, тот и прав. А все же держались, не особачились. Каждый съедал свое.
Ивану другая участь. Спит в шалаше, на пасеке. Ест вволю. Еда у него та же, что и у хозяина. На ночь ноги в колодки, а так - совсем свободный.
Иван к своим просился, в сарай, чтобы как все. Абдул смеется:
- Твои друзья - волы, а ты золотая голова. Мало ли у меня пленников было, а ты вон всего ничего живешь, а я уже мед сам ем и на продажу есть.
Просил Иван разрешения харчами с товарищами делиться. Абдул руками разводит:
- Я хочу, чтоб ты сильный был. По горам ходишь, пчел ищешь. Делись - только работай так, как работал.
Понес Иван еду в сарай, а мужики нос отвернули. Мол, снюхался с татарвой, ну и жирей себе. Нам твоя собачья еда не надобна.
Обиделся Иван, а что поделаешь: им хуже, они к правде ближе.
Сидел как-то Иван на бугорке возле сакли.
Ночь стояла лунная. На душе хорошо, а больно - о доме думал. Так, видно, от луны набежало. Татары, хоть и басурмане, а тоже в душе у них белая мышка.
Девчонки их, татарские, собрались где-то неподалеку и запели. Ладно у них получается. Иван понимает, о чем поют.
Не бойся, розою тебя не назову, Жизнь
розы слишком коротка. Чего гадать?
Что судьбою назначено, То, поживя,
увидим. Серебряная пряжка пояса,
А платье простенькое у госпожи.
Но, боже мой, глаза! Они такие голубые!
Голубые, голубые, голубые!
Песня кончилась. Засмеялись.
- Хорошо?
Вздрогнул Иван. Абдул сзади подкрался.
- Давай женю тебя. Красивую татарку возьмешь. Она тебе сына родит. Тогда и колода не нужна! Не побежишь.
Засмеялся Иван.
- Пока не налажу пасеку, не убегу, Абдул. Можешь быть спокоен.
- А потом?
- Как бог даст.
Теперь Абдул засмеялся.
- Хороший ты человек, Иван. Я бы твоим соседом согласился быть. Плохо дружков кормлю? Так они и работают худо. Как волка ни корми - в кусты глядит.
- Они в Крым пришли не своей волей. Хорошо ли человеку по-скотски ясть?
- О побеге и не думай. Не хочу тебя на цепь сажать. Сейчас у нас новый царь - новые порядки. Скоро в большой набег пойдем, за Азов мстить. Так-то!.. Лучше татарку себе пригляди.
Ушел.
Луна играет, молодые играют.
Кобыла где-то за буграми тоненько заржала, друга зовет.
*
Солнце не взошло, а Иван поднялся. Июнь - пчелам самая работа. В июне шалфей цветет, донник, синяк, мышиный горошек, а главное - липа да гречиха.
Иван уже десять ульев поставил, а сегодня поутру еще два. Из сильных ульев, где много было молодых пчел и где пчелы-кормилицы заложили роевые маточники, Иван взял рамку с личинками маток и поставил в новые ульи. К этим
рамкам присоединил еще по две рамки печатного расплода. И - с богом! Плодись, пчела, работай!
После утренней молитвы к Ивану на пасеку пришли его помощники, старший сын Абдула Халим и приблудный татарчонок Амет Эрен. Обоим по шестнадцать. Но какие разные!
Халим * и вправду кроткий, хотя отец назвал его так, надеясь, что сын, обманув судьбу, вырастет сильным.
Амет Эрен имя получил в честь святого татарского воина. И тоже имя свое оправдывал. Йлой, угрюмый. Одна рука на пистолете, другая - на сабле, того и гляди голову снесет.
