Дэвид Бейкер - Путь слез
– Душа моя плачет во мне, – закричал Петер, и лицо его перекосилось от негодования. – Я жажду суда на тех злобных, бессердечных демонов, которые сгребли этих бедных малышей как какой-то трухлявый сор! Разве могут они сказать, что у них есть сердце, после всего этого? Но мы, мы не пройдем мимо них.
Он притих.
– Их слишком много, чтобы копать могилы, некоторых сразила лихорадка, так что, милые агнцы, мы должны их сжечь.
Последние слова он произнес еле слышно, но спутники вняли его приказу.
Петеру не понравилось, как дети новели себя: как они прилежно занялись делом – решительно, лишь изредка всхлипывая. Сердце его сжалось. «Gott in Himmel, Владыка небесный, – мысленно застонал он. – Неужто они так скоро очерствели душой?»
Его резко окликнул Томас.
– Костер к вашим услугам!
Петер безмолвно посмотрел на мальчика и на детей, мрачно обступивших обложенное ветками место погребения. Не проронив ни слова, он зажег от тлеющих в котле углей тонкий сухой сук и медленно прикоснулся к веткам ежевики, набросанным у его ног. Потом трясущимися руками откинул его и отступил назад, к спутникам. Он смотрел покрасневшими от горя и ненависти глазами, как огонь пробирался по безучастному фитилю и перекидывался с одного тела на другое.
Жар и вонь вскоре отогнали бедных паломников далеко назад, а языки пламени вспыхивали как факелы у адских ворот. Петеру казалось, что сам Люцифер и его демоны смеются над ним из костра, танцуя и ликуя, насмехаясь и бранясь ему в лицо, дико резвясь в празднестве смерти и проклятья.
Глава 8
Добрый Георг
Вил продолжал безмолвно вести крестоносцев на юг, по долине Рейна Вытянутые липа выдавали внутренние терзания души, и только черствый Томас с наслаждением делился своим омерзительным восторгом. Да и кто бы осмелился опровергнуть бесконечные изъяснения о зрелище, оставленное у себя за спиной? Вконец изведенный и растерянный Карл многие часы давился слезами и пытался найти спасительную лазейку в логике черноволосого противника, но, увы, она была слишком очевидна для всех. Ему нечего было сказать, не было у него ответа и на те сомнения, которые крутились у него в голове, не говоря Уже о яростном богохульстве Томаса. Одна картина неизменно причиняла Карлу невыносимую боль: воспоминание о том, как Крошечные красные кресты съеживаются в пламени горящих крестоносцев. Слух наполнялся отзвуками прошлого – радостные крики в аббатстве: «мы идем к Богу, мы идем к Богу». «И верно, пошли», – подумал он, сжимая материнскую цепочку, но не думал он, что пойдут они таким путем.
Тяжелый взгляд Вила неотрывно устремлялся на горизонт прямо перед ним. Внутри него бушевала ярость, он нисколько не успокоился за прошедшее время. Ему не хотелось ни отрицать ни утверждать свою веру, но виды и запахи предыдущего дня ожесточили его. Молодая душа лишилась основания веры и была в смятении, но, однако ж, тайно силилась сохранить остатки угасавшей с каждым шагом надежды. Он всеми мыслями ушел в воспоминания и шагал более уверенно, ибо нашел внутри подобие мира, спокойствия. Но подобные передышки были недолговременны, ибо не успевал он забыться в размышлениях, как призрак отравленной им матери врывался в его мысли, чтобы обвинить его в преступлении. В такие моменты он радовался, что сорвал с пояса свой крест из яблочного дерева и кинул его на поживу тому чудовищному костру. «Лучше верить в кинжал, чем в тот крест», – подумал он.
После дня пришла ночь, а с наступившим утром крестоносцы вернулись к своим обычным обязанностям. Нескольких мальчиков Вил послал за водой, других – растопить огонь, остальных – попрошайничать с Петером к дому лесника у дороги. Девочки по обыкновению занялись поисками каких-нибудь остатков пищи для завтрака, которые могли случайно заваляться в одеялах и котомках, как из-за деревьев неожиданно выскочил Ион-первый.
– Вил! Вил! Мой брат упал в колодец! Помоги ему, скорее!
Вил, а за ним и все остальные побежали за Ионом-первым к заброшенному, вымощенному камнем колодцу, который кто-то выкопал в самой чаще леса. Крики попавшего в западню раздавались громким жутким эхом по лесу, и вскоре все старательно всматривались в черную пропасть колодца. Вил едва смог различить Иона-третьего, но понял, что мальчик долго не продержится на скользких стенках.
Бедный Ион-третий видел лишь темные очертания на ярком просвете у себя над головой.
– Помогите! – завопил он. – У меня, кажется, сломалась нога… мне больно и я не могу подняться выше, мне не за что держаться, я сейчас утону, скорее, умоляю!
– Нам нужна веревка, чтобы вытащить его, или длинные ветки, – приказал Вил. – Быстро! Найдите крепкий сук, или…
Запыхавшийся Петер наконец догнал их.
– Ой-ой! У нас ведь нет ни веревки, ни топора.
Вдруг Карл вскрикнул.
– Нашел! Нашел! – Он повернулся к Вилу и Петеру. Лицо его горело от возбуждения, а глаза округлились. – Петер, помнишь загадку? Загадку, помнишь ли ты загадку?
Старик только непонимающе смотрел на него.
– Нам надобно забросать туда все, что найдется, тогда вода в колодце поднимется и Ион всплывет наверх.
Сообразив, наконец, чего хочет от них Карл, Вил и Петер встретились глазами.
– Ja! Конечно, святые угодники, ну конечно же! – воскликнул Петер.
Едва эти слова слетели с губ священника, как дети принялись ворочать булыжники, вырывать кусты, таскать бревна и все, что только могли, переваливать за оклад колодца. Несчастного Иона-третьего не потрудились известить о хитроумном замысле, и поэтому тот во все горло возмущался, увертываясь от лавины лесного мусора. Но вскоре ко всеобщей радости мальчик приподнялся чуть выше, потом еще выше.
– Еще! – завизжал Карл. – Давай еще! Он выплывает наверх!
Дети забавлялись вовсю, проворно бегая туда-сюда и всем, что попадалось под руку, закидывали мальчика, чье кровоточащее, всё в синяках лицо радостно светилось от надежды на избавление. Наконец мальчик дотянулся пальцами до края колодца, и сильные руки Томаса и Вила вытащили его вон. Счастливец рухнул на землю обессиленный, но обласканный радостными товарищами и вполне довольный несколькими минутами всеобщей любви.
Хотя перелом на ноге оказался серьезным, Петер сумел смастерить прочную повязку из крепких сучьев, перевязанных лозой.
– Ты добрый малый, – утешал его Петер. – Считаю тебя достойным добропорядочного дома, где бы тебя вылечили, и к рождественским празднествам ты уже будешь плясать на славу.
Довольный тем, что его ожидания оправдались и дела пошли на лад, Карл хвастался перед другими.
– Бог все еще с нами. Мы были достойными крестоносцами и Бог таки позаботился о нас.
Томас равнодушно пожал плечами.
– Если бы Бог и впрямь заботился, думаю, Ион вообще не упал бы в тот колодец.
Карл опроверг эти домыслы небрежным взмахом руки и поморщив нос, отошел. Настроение его изменилось. На деле вся компания теперь вдохновилась и приободрилась, осчастливленная светлым проблеском на безрадостном пути. Луч надежды снова милостиво разогнал мрачный туман, который окутывал их.
К следующей заутрене Петер отправился осуществлять обет данный Иону-третьему, и в поисках хорошего дома для своего подопечного забрался аж за гребень восточного взгорья. Некоторые скажут, что священнику несказанно повезло натолкнуться на семейство опрятных домов, выстроившихся в тени почтенного феодального поместья, где Петер скоро оказался в компании его добродушного господина. И за гостеприимным столом священник и знатный лорд условились о надлежащем доме для Иона-третьего. Лорд сразу же велел слугам привести паренька, и вскоре хромающий мальчик вместе с оравой любопытных крестоносцев подоспели к поместью.
В то самое время помещичий валяльщик с женой и тремя детьми были призваны из прачечной, дабы они приняли на себя обязанность воспитателей Иона-третьего. Петеру валяльщик показался человеком достойным, еще молодым и учтивым. Он был крепок телом и смешлив. Жена его была великодушной крестьянкой, дородной и румяной.
Иона-третьего представили новым опекунам, и участь оказаться в этой доброй семье ему, казалось, понравилась. Он застенчиво заулыбался, когда женщина обняла своего нового подопечного, и в ответ на поддразнивания бывших соратников залился густой краской смущения.
Жена лорда призвала крестоносцев в большую залу великолепного дома и приказала слугам внести щедрое обилие всяческих яств и напитков, которые ставили на широкий стол в середине. Вопреки раннему часу дня дети не проявляли умеренности и немилосердно набивали животы первыми фруктами, пшеничным хлебом, медом, сидром, медовыми пряниками и свининой.
Когда все наелись, Петер встал, почтительно поклонился лорду и его хозяйке и благословил их за доброту.
– Мой добрый господин и госпожа, за вашу бескорыстную доброту в этот день, память о вас сохранится навеки.
