Дэвид Бейкер - Путь слез
Вил споро вытащил котомку брата Лукаса с травами и протянул Петеру.
– Вот, у меня есть кой-какие лекарства.
Петер просветлел и нежно уложил Марию на короткое одеяло. Глаза его прищурились, пока пальцы перебирали флаконы и сосуды.
– Карл, принеси воды. Быстро. Нам нужно заварить травы, так, немного базилика, тмин и шалфей, да-да, это поможет лучше всего, обязательно поможет.
– Тут у меня, – посоветовал Вил, – есть щепотка belladonna atropa. Деревенский священник сказал давать ее моей матери от лихорадки, и…
– Нет, мальчик мой, нет. Ты его неправильно понял. Это лекарство нам не подходит, ежели только ты не намереваешься лечить смертью. – Петер высыпал содержимое сосуда и расшвырял смертоносное снадобье по мокрой траве. – Нам не надобно сего дьявольского зелья.
Оторопев от действий священника, Вил злобно уставился на него. У него вдруг пересохло во рту.
– Что взбрело тебе в голову, старый… старый безумец? Отрава? Неправда!
– Именно отрава. Я, кажись, ясно выразился. Чего ты так всполошился, парень?
Даже в мутном утреннем свете было видно, как побледнел Вил, и над его бровями выступили капли пота.
– Н-но… священник велел давать ее матери… и…
– Послушай меня, – мягко перебил его Петер, встревоженный тем, как Вил резко поддался ужасу. – Уверен, что твоя память чуток тебя подводит. Какими бы злобными ни были намерения священников, никто из них не способен был бы дать живой душе вот это, и…
– Но он дал, дал! Он сказал, что это положит конец ее лихорадке. – Вил заломил руки и обезумевши оглядывался по сторонам, на оторопелые лица вокруг себя. – Это он дал, клянусь вам.
Юноша медленно пятился назад, а затем побежал вон из лагеря в лесную тень.
Карл возвратился с водой, и взволнованный священник стал готовить настойку.
– Юный отрок, – обратился он, – не припомнишь ли ты название снадобья, которое ваш священник посоветовал давать матери?
Карл на минуту задумался и беспечно ответил:
– Кажется, какой-то отвар травы, называемой Bella… Bella Atrop… Я не помню точно… А почему ты спрашиваешь?
Петер чуть не выронил чашу. Его лицо потемнело от гнева. Он сжал губы и сдавленно выдохнул сквозь напрягшиеся ноздри, но придержал слова. Бросив скорбный взгляд на лес, он дал милосердный ответ:
– Да так, ничего.
Рано вечером того же дня холодная рука смерти лишила верных друзей одной души. Мария-младшая сделала последний вдох и теперь, безжизненная, без кровинки в лице, лежала на просохшей траве. Бедная Марта тоже сдавала, и при виде осунувшегося лица Марии она рыдала от страха. Двое остальных больных также лишились присутствия духа, поэтому Петер предложил с рассветом отнести этих троих в деревушку, замеченную им неподалеку.
Но прежде чем звезды успели отыскать каждая свое место на небе, бедняжка Марта тоже упокоилась духом. Любящие руки омыли тела девочек в темном Рейне и нежно положили их в мелкие свежевскопанные могилки. Горько плачущие дети почтительно стояли на берегу реки, залитом лунным светом, и смотрели на каменные холмики, пока Петер с тяжелым сердцем обращался ко Всемогущему.
– Pater, Filius, Spritus Sanctus… О, Господи всего творения, мы не знаем, почему Ты отнял Свое всемогущество от сих слабых и беспомощных. Мы не знаем, почему Великий Лекарь не всегда исцеляет. Мы так мало понимаем Тебя, но Ты все равно – наш Бог. Помоги нам понять, чтобы мы смогли любить Тебя глубже. Ныне мы умоляем Тебя: избави сии покойные души от геенны огненной и прими их в Свой небесный чертог навеки. Аминь.
Вил стоял поодаль. Его все еще мутило от предательства Пия, и он смотрел на заплаканных соратников с некоторым презрением. Свою личную скорбь и разочарование он держал внутри, и кипел невысказанным гневом. Мысль о том, как он в своем невежестве доверился негодяю, еще сильней питала его ярость. Он жаждал отмщения и поклялся, что больше никогда никому не поверит.
Между двумя могилами в обнимку с Соломоном, всхлипывая, засыпала Мария. Другие медленно разбрелись по своим травяным постелям у дороги и печально смотрели на ночное небо теперь уже позднего июля. Только беспокойный стон Петера нарушал тишь той скорбной ночи, и вскоре все крепко уснули.
Около заутрени путники пробудились от шума птиц и приступили к утренним обязанностям. После печального прощания лихорадочных детей отправили в ближайшую деревушку с несколькими сопровождающими, а остальные занялись завтраком. Скоро над потрескивающим костром задымилась парочка угрей, а в котле закипела похлебка из трех хороших свежих брюкв. Петер закончил утренние молитвы и тихо вернулся в общий круг. – Ну же, отец Петер, – притворно улыбнулся Томас, – разреши нам сию загадку: скажи, как нам с помощью этих смертей лучше понимать твоего Бога.
Вил пристально посмотрел на угнетенного священника и приблизился к Томасу. Петер взглянул сначала себе под ноги, затем на любимую Марию, которая крепко сжимала его костлявую руку в своей. Он погладил Соломона по голове и вздохнул. – Я… я не знаю, как тебе ответить, сын мой. Я просто не знаю. Довольный воображаемой победой, Томас хмыкнул и пошел к дальнему краю стоянки.
Дети быстро справились со скудными долями рыбы и похлебки и к возвращению сопровождавших из деревни успели собрать вещи. Все накрепко привязали деревянные распятия к веревочным поясам и терпеливо ожидали, когда Вил объявит всем выступать. Петер заставил себя занять надлежащую позицию, но память о двух девочках, которых он накануне предал земле, об их бледных лицах и багровых губах, мучила его разум. Он обратил на могилы последний взор и покачал головой.
В тот день крестоносцы шагали на юг в молчании. Ничто не отвлекало их от собственной усталости, разве что случайный коробейник или мимоходный паломник. Петер, желая оставить события прошлого там, где им полагается быть – в прошлом, – грузно навалился на посох и почесал Соломона за ухом.
– Да, Карл… у меня для тебя плохая новость.
Карл быстро подбежал к священнику.
– Плохая новость?
– Я отгадал твою загадку. – Он слабо улыбнулся.
Круглое лицо мальчика отразило сильную досаду. Он разочарованно пнул ногой камень, подняв облачко пыли.
– Но это была хорошая загадка, и я даже постараюсь запомнить ее, несмотря на мой преклонный возраст, – засмеялся Петер. – Посмотреть на тебя, так мне лучше было бы сдаться тебе на милость.
– Петер, хватит меня мучить.
– Муж сорвал тот цветок, на котором не было росы.
Карл пожал плечами и неохотно подтвердил верность ответа священника, который умилительно посмеивался.
– Я тебя еще одолею, священник.
Усталая колонна наконец добралась до самого верха длинного крутого восхождения, и крестоносцы, все как один, повалились на твердую землю. Но не успели они сомкнуть глаз, как легкий ветер наполнил их ноздри ужасным, противным зловонием. Петер застонал и умолял Бога о милости, ибо воздух отдавал до отвращения знакомым запахом, и воспоминания, неприятные и жуткие, всеми чувствами всколыхнули его тревожную душу.
Вил приказал своим хныкающим воинам подняться на ноги и повел их за гребень холма, все надеясь, что им удастся спрятаться от тошнотворной вони. Но на спуске воздух был еще больше пропитан отвратительным запахом, и ноющие паломники натянули туники себе на носы. Вилу хотелось как можно скорее миновать ту гниль, которая находилась поблизости, и он ускорил шаг. Вскоре вся колонна неслась со всех ног вниз. Они сделали крутой поворот, где их движение резко оборвалось. Вся группа, как вкопанная, застыла на месте. Многие отвели взгляд в сторону, потому что вид того, что предстало перед взором крестоносцев внушал ужас и отвращение.
На обочине беспорядочной грудой лежали гниющие тела собратьев. Они гнили и трескались под палящим солнцем, а невозмутимые грифы, горланящие у них над головой, жестоко терзали их плоть. Кровавые струи застыли темными демоническими каскадами, охватив паутиной груды разлагающейся на почерневшей траве плоти. Глаза, нетронутые еще птичьими клювами, беспомощно и непонимающе смотрели с крошечных лиц в небеса, словно умоляя об ответе. По ответа так и не было.
Петер напрягся, и, подавив всякое чувство, мрачно двинулся вперед вместе с Соломоном. Он молча остановился в нескольких шагах от груды тел, осматривая каждое в отдельности, желая почтить каждого ребенка хотя бы несколькими секундами. Затем он медленно упал на колени, поднял руки в благословении, которое он, стеная, произнес об умерших. Закончив, он поцеловал крест и поднялся на дрожащие ноги.
Он склонился на посох, забывшись, завороженный монотонным жужжанием полчища мух, которые облепили тела. Наконец он нахмурился и склонился, дабы выявить следы ран или язв. Но его бывалый глаз смог заметить только легкие повреждения на некоторых лицах. Старик пытливо протянул ловкие пальцы, хотя и будучи вполне уверенным в диагнозе, и потрогал тонкие детские конечности и торчащие ребра. Убедившись, что смерть настала вследствие голода и лихорадки, священник обернулся к своему стаду.
